Тени Колючего сада. Часть 3 / 27 Августа 1937 / История Ульяновска / Годы и люди

Перечисленные выше эпизоды следствие сочло доказанными. Но были еще несколько, на причастность к которым обвиняемых указывали лишь некоторые косвенные признаки. «Помимо перечисленных выше грабежей, в которых изобличается банд-группа Гусева на территории гор. Ульяновска в разное время прошлого и текущего года, имели место случаи целого ряда ограблений, которые в большинстве своем совершались одной и той же группой лиц, так как способы этих грабежей носили одинаковый характер и совершались в одних и тех же местах города», – говорится по этому поводу в обвинительном заключении.

Одним из таких эпизодов было упоминавшееся в самом начале ограбление кассира ульяновской колонии НКВД Петра Семеновича Мясникова, случившееся около 11 часов вечера 27 августа 1937 года на Сиротской улице. Тогда у потерпевшего отняли портфель с деньгами и документами, спустя три дня найденный мальчишками в Свияге, недалеко от моста, ведшего в Конно-Подгорную слободу. А там, как мы помним, как раз и проживали все основные члены бандгруппа. Данное обстоятельство позволило сыщикам «привязать» гусевцев к этому преступлению. Кроме того, один из обвиняемых – Сергей Булычев, на допросе сообщил, что Уланов сам рассказывал ему об этом нападении «со всеми подробностями ограбления, которые в действительности совпадали с происшедшим».

Но если в данном случае, хоть какая-то привязка все же существовала, то еще ряд преступлений сыщики отнесли на счет гусевской шайки, опираясь, главным образом, на интуицию и схожесть преступного почерка.

Например, похожим образом еще 24 октября 1935 года на Николаевской улице, (ныне ул. Гимова) недалеко от тамошней пивной, трое неизвестных ограбили Алексея Васильевича Глухова, сняв с него пальто, в карманах коего находились личные документы – паспорт и военный билет.

Около полуночи 10 марта 1937 года на Застенной улице, что рядом с Колючим садиком, при схожих обстоятельствах был раздет и разут Иван Федорович Плаксин, возвращавшийся из ресторана Пищеторга. С потерпевшего сняли лисью шубу, барашковую шапку и ношеные хромовые сапоги. В данном случаем, по мнению сыщиков, на банду Гусева указывало место совершения преступления – окрестности Колючего сада.

4 апреля того же года около 8 часов вечера близ Конно-Подгорной слободы нападению троих неизвестных подвергся шедший чрез это село к себе в Баратаевку рабочий швейной фабрики № 5 Иван Алексеевич Пименов. У него грабители отняли 5 буханок хлеба и 3 метра мануфактуры. По словам потерпевшего, преступники «сели ему на хвост» еще в слободе и какое-то время шли следом на некотором расстоянии, а затем внезапно напали, повалили на землю и ограбили. К сожалению, опознать никого из них Пименов не мог.

А вот похищенные у него документы позже были обнаружены почтальоном Прасковьей Ивановной Тарасовой в чьем-то почтовом ящике. Данное обстоятельство, по мнению сыщиков, также указывало на банду Гусева, поскольку все ненужные им бумаги они всегда подбрасывали в постовые ящики.

И наконец, 17 июня все в том же Колючем садике был раздет приезжий из Мордовии Петр Федорович Петряков, лишившийся ботинок, пальто и баула с личными вещами и документами. Никого опознать потерпевший также не мог, «потому что был пьян и около себя никого не видел».

Тем не менее, «имея в виду, что все перечисленные грабежи имели место на территории гор. Ульяновска и в той его части, где оперировала банд-группа Гусева, а так же и то, что большинство их совершалось одним и тем же способом, который по своему характеру имеет тождественность с ограблениями, в которых бесспорно уличены участники означенной банд-группы, а потому следует полагать, что и данные ограбления совершены ими же», – пришли к выводу ульяновские сыщики.

В ускоренном порядке

Напомним, что главарь банды А. Гусев был арестован 23 июля, а последние его сообщники – 5 августа 1937 года. И уже семнадцатого числа уполномоченный ОУР ГРО РКМ младший лейтенант милиции Выходцев составил обвинительное заключение по делу, согласовал его с начальником Ульяновского ГРО РКМ НКВД старшим лейтенантом милиции Щербаком и утвердил у начальника Ульяновского ГО НКВД капитана Государственной Безопасности Коробицына.

Всем обвиняемым вменялась статья 59 пункт 3 УК, каравшая за «участие в беспорядках, сопряженных с явным неповиновением законным требованиям властей или противодействием исполнению последними возложенных на них законом обязанностей или понуждением их к исполнению явно незаконных требований, хотя бы неповиновение выразилось только в отказе прекратить угрожающее общественной безопасности скопление». Квалификация, прямо скажем, довольно странная. Обычно эта статья применялась к участникам массовых беспорядков. А тут – бандгруппа. Но, что пришили», то «пришили».

Попади это дело в суд, подстрекателям, руководителям и организаторам вышеперечисленных действий грозило максимум, «лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже двух лет», а прочим участникам – и того меньше – «лишение свободы или принудительные работы на срок до шести месяцев».

Однако, сославшись на формулировку Приказа НКВД № 00447 от 13 июля 1937 года, позволявшую рассматривать дела о бандитах, бандпособниках, грабителях, ворах-рецидивистах, скотоконокрадах, «ведущих преступную деятельность и связанных с преступной средой» во внесудебном порядке, дело банды Гусева направили на рассмотрение тройку НКВД по Куйбышевской области.

На ее заседании, состоявшемся спустя три дня – 20 августа, Гусева, Уланова и Соловьева постановили расстрелять. К делу приобщены выписки из протокола – типографские бланки в половину стандартных листов формата А-4, где в правую графу на машинке впечатано краткое содержание обвинения, а в левую – приговор: фамилия, имя отчество осужденного и в конце крупно: «РАССТРЕЛЯТЬ».

И внизу подпись: «Секретарь тройки при УНКВД Куйбышевской Области (Воскресенский)».

К каждой выписке приложены акты о приведении приговоров в исполнение, напечатанные на машинке на таких же полулистах. Вот один из них:

«АКТ

1937 года, сентября 9 дня.

Мы, нижеподписавшиеся сотрудники Ульяновского горотдела НКВД: секретарь Филатов, комендант Романов и уполномоченный ОУР РКМ Фадеев составили настоящий акт в том, что сего числа нами на основании постановления ТРОЙКИ при УПРАВЛЕНИИ НКВД по Куйбышевской обл. от 20 августа 1937 года в городе Ульяновске приведен в исполнение приговор ТРОЙКИ в отношении Гусева Александра Алексеевича, приговоренного к высшей мере наказания – расстрелу.

Настоящий акт составлен в 2-х экземплярах.

Сотрудники ульяновского

ГРО РКМ НКВД подписи».

Таких документов в деле три пары.

Потому что четвертому подельнику расстрелянных повезло – Павла Ивлева тройка приговорила «всего» к 10 годам заключения, исчисляя срок с 5 августа 1937 года. Соответственно освободиться он должен был того же числа 1947-го.

Однако, отсидел осужденный чуть меньше – администрация в лице Начальника Управления Каргопольлага НКВД СССР полковника Коробицына, начальника политуправления подполковника Васильева и начальника ОУРЗ старшего лейтенанта Ивашкевича ходатайствовала о снижении срока наказания заключенному Ивлеву Павлу Андреевичу на шесть месяцев.

Заслужил он поблажку тем, что, работая шофером, «производственный план ежемесячно перевыполнял. За время своей работы не имеет ни одной аварии. Бережно относится к автомашинам. Участвует в трудовом соревновании за лучшего водителя машины, за экономию горючего и повышение производительности руда по вывозке лесоматериалов. В 3-м квартале 1945 года добился средней выработки 145%.

Поведение в быту примерное, установленный лагерный режим не нарушает. Адмвзысканий не имеет».

Ходатайство было рассмотрено 26 февраля 1946 года Особым Совещанием при Народном Комиссаре внутренних дел СССР и удовлетворено. Так что через год Ивлев должен был выйти на волю.

А вот сведений о дальнейшей судьбе содержательницы воровского притона Александры Петровны Булычевой и ее сына Сергея в деле почему-то нет, и их дальнейшая судьба не известна.

Источник

Архив УМВД РФ УО ф 7, оп.1, д.2002.

P/S. Обстоятельства данного дела изложены столь подробно и детально для того, чтобы каждый смог сам для себя решить, были ли его фигуранты невинными жертвами «сталинского террора».