Ветеринарный санитар Михаил Иванович Лагунов погорел на том, что… обрезал хвосты у колхозных лошадей, а добытый таким образом конский волос продавал Ивану Алексеевичу Бельскому, который делал из него щетки, ершики и прочие полезные в хозяйстве вещи. В мае 1934 года обоих арестовало ОГПУ, но вскоре отпустило, видимо, не найдя в Уголовном Кодексе подходящей статьи, каравшей за усекновение лошадиных хвостов.

Однако связывали компаньонов не только совместный промысел и короткая отсидка. Во-первых, жили они в одном селе – в Мостовой, которая еще до Октябрьской революции вошла в городскую черту Симбирска. Во-вторых, были почти ровесниками – Лагунов родился в 1903 году, Бельский – в 1905. Оба не состояли в партии, были грамотными, жили в собственных домах и имели семьи, в которых росло по двое детей – пяти и восьми лет – у Михаила Ивановича и полтора и три года – у Ивана Алексеевича. Оба вели единоличные хозяйства, хотя еще недавно состояли в колхозе. Но были «вычищены» оттуда за то, что «к делу относились небрежно и разлагали других колхозников».

Общим для них стало и новое уголовное дело, по которому оба проходили в качестве обвиняемых, хотя и по разным статьям.

Бельского взяли за «сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей или принуждение к выполнению явно незаконных действий, сопряженное с насилием над личностью представителя власти», за что щеточному мастеру грозил срок «не ниже одного года».

«Сопротивление» началось с того, что часов в восемь вечера 20 мая 1934 года, зайдя в лавку Сельско-Мостовской кооперации, Иван Алексеевич увидел там председателя местного сельсовета Журавлева, который, по мнению Бельского, «всю Мостовую продал и оставил без хлеба». Данными соображениями бывший колхозник тут же поделился с окружающими односельчанами. В выражениях, включая нецензурные, он себя при этом не стеснял и угрожал главу сельской власти рано или поздно угробить. Спустя четыре дня, 24 мая, неугомонный единоличник, явившись в сельсовет, со словами: «я все тебе припомню!», вновь обрушил на Журавлева шквал нецензурной критики снизу. И, наконец, 29 числа под его «горячий язык» угодил другой представитель сельской элиты – председатель сельпо Косов.

В отличие от бывшего компаньона, Лагунов действовал тихо и незаметно, как и подобает тайному агенту ОГПУ.

В тот майский день трое мостовских мужиков: однофамилец и, возможно, родственник ветеринарного санитара Николай Иванович, а также Алексей Федорович и Петр Михайлович Уточкины шли по улице села, когда перед ними невесть откуда возник похититель лошадиных хвостов.

– Ну, что, контра, допрыгались? – Грозно спросил он, и, не дав ошарашенным землякам опомниться, сообщил: «Я получил из ОГПУ телефонограмму с приказом вас всех арестовать. Так что сегодня пока погуляйте, а завтра с утра повезу вас в город». И для придания сказанному большей убедительности, добавил, указав на стоявшего поодаль Ивана Уточкина – члена сельсовета и брата одного из «арестантов»:

– Не верите, так вон у него спросите. Он лично телефонограмму принимал, она и сейчас у него. Так, Иван Федорович?». «Точно так», – важно кивнул третий обладатель пернатой фамилии.

– А за что нас… Того… Арестовывать-то? – Робко поинтересовались «контрреволюционеры».

– А то сами не знаете! – Ответил «чекист». – Как говорят у нас в ГПУ, был бы человек, а статья завсегда найдется. Я ведь за вами давно наблюдаю и, чуть что, сразу на карандаш. У меня всякого материалу на вас знаете сколько? О-го-го! На высшую меру социальной защиты хватит! Я его начальству-то отправил, оно посмотрело, да и решило вас арестовать. Так что, собирайтесь, утром поведу. Под конвоем, как положено.

Мужики угрюмо слушали и лишь время от времени обреченно вздыхали, похоже, смирившись с неизбежным. Но, надежда, как известно, умирает последней.

– Михаил Иванович, – после некоторого молчания уважительно обратился один из мужиков к «тайному агенту».

– Ну, – небрежно бросил тот.

– А может, можно как-нибудь без этого, без ареста?

Лагунов глубоко задумался. Почесал затылок, поскреб небритый подбородок. Потенциальные арестанты напряженно ждали. И, наконец, дождались:

– Вообще-то можно, – не скрывая сомнения ответил «чекист». – Я на вас материал дал, я его и отозвать имею право. Только вот у нас в ОГПУ за просто так, без взятки, дела не прекращают.

Тут же договорились, что каждый из «подследственных» заплатит ветеринару-чекисту по 30 рублей. Правда, Алексей Уточкин, у которого таких денег не было, попросил отсрочки до поездки на базар. Однако Лагунов ждать отказался, но предложил выход, напомнив, что у просителя есть теленок, которого можно заколоть и отдать долг мясом. На том и сошлись.

Утром следующего дня ветеринар привел «арестантов» в город и, оставив ждать на базаре около «стеклянного лабаза», сам отправился якобы в ОГПУ договариваться о прекращении дела. Вернулся он часа через полтора, показавшихся мостовским целой вечностью, и сообщил, что вопрос улажен и дело прикрыто. На радостях благодарные односельчане от души напоили и накормили «избавителя» в ближайшей «чайной», да и сами не пропускали.

Но, как говорится, не долго музыка играла. Видимо, кроме Лагунова, в Мостовой были и другие «тайные агенты». Во всяком случае, история о счастливом избавлении от ареста быстро дошла до настоящего ОГПУ и специалиста по хвостам взяли второй раз за месяц, теперь уже по серьезному – за «злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или права на имущество или иных личных выгод (мошенничество)» за что ему грозило до двух лет лишение свободы.

В изоляторе, он встретился со своим компаньоном по щеточному промыслу Бельским, которого, напомним, привлекли за «сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении».

Еще одного участника событий – Ивана Уточкина, того самого, который подтвердил получение телефонограммы об аресте односельчан, включая родного брата, хоть и привлекли, но сажать пока не стали, поскольку он утверждал, что действовал «автоматически, без злой цели».

И лишь погибший теленок пострадал безвинно.

Источник:

ГАУО Ф. Р-1435, оп. 1.д. 470, л. 62.