Помимо строгой и официальной истории архива хочется рассказать небольшие истории о людях и событиях – веселых и не очень, которые приключались за 100 лет его существования.
Архивный сентябрь
В сентябре 1919 года был создан Симбирский губернский архив. Какого числа? Тут документы противоречат друг другу. Согласно анкетным данным, первый заведующий губархивом 35-летний Михаил Дмитриевич Беляев занимал эту должность с 1 сентября 1919 года. Постановление коллегии Главного управления архивным делом о его назначении датировано 8 сентября. В советское время архивный юбилей традиционно отмечали в 20-х числах сентября. Можно праздновать весь месяц!
«Дела свалены без всякого порядка...»
Начало новой эры в архивном деле нашей страны положил Декрет Совнаркома «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР», подписанный 1 июня 1918 года Владимиром Ильичом Лениным.
Для чего нужна была централизация и общегосударственный подход к вопросам архивного дела, наглядно свидетельствует состояние архивов различных дореволюционных учреждений. Например, в журнале Симбирской городской думы 5 июля 1912 года было записано: «В данное время является крайняя и неотложная надобность в помещении для архива Городской Управы, так как все дела свалены без всякого порядка в холодное помещение на дворе и достать справку или дело не только зимой, но и летом не представляется никакой возможности». Схожая ситуация была и со многими другими архивами, которые находились в подвалах, сараях, на чердаках. Ситуация осложнилась в период Первой мировой войны, когда, освобождая помещения под лазареты, часто выселяли на задворки старые дела.
Не «распалась связь времен»
С архивом поначалу просто сотрудничали, а потом начали активно работать в нем некоторые члены Симбирской губернской ученой архивной комиссии во главе с ее председателем Павлом Любимовичем Мартыновым, которому уже перевалило за 70 лет.
Когда 21 мая 1921 года великий краевед ушел из жизни, Беляев опубликовал в газете «Заря» некролог, в котором говорилось: «<...> Скончался один из видных научных деятелей города Симбирска – председатель Губернской ученой архивной комиссии Павел Любимович Мартынов. В лице покойного архивное дело Симбирской губернии понесло громадную потерю.
<...> Любимого дела Мартынов не оставлял до последних дней своей жизни, работая над описанием памятника конца XVII века <...>. Скончался покойный на 75 году своей жизни, наполненной непрестанным научным трудом по изучению местного края». В разное время работали в губархиве члены архивной комиссии Николай Порфирьевич Пыляев, Петр Александрович Александров, Александр Кузьмич Яхонтов и другие.
«Кадры решают все»
При создании Симбирского губархива больше ценили деловые качества, а не социальное происхождение. Отчасти Михаилу Дмитриевичу Беляеву помогало то, что он был уроженцем Симбирска, где его отец служил в 1870-е–1880-е годы товарищем прокурора окружного суда. А его родной брат, литератор Юрий Дмитриевич Беляев, пользовался популярностью среди симбирской интеллигенции. Поэтому неудивительно, что временно исполнял обязанности секретаря архива настоятель Пантелеймоновской церкви Симбирска Павел Иванович Кандалинский. Временным сотрудником разборочной комиссии губархива с сентября 1919 года стал работать член архивной комиссии Андрей Федорович Жуков. До революции он служил секретарем Симбирской духовной консистории, редактировал официальный отдел «Симбирских епархиальных ведомостей» и журнал «Симбирская церковная старина». С 1923-го по 1927 год Жуков возглавлял губернское архивное бюро и проявил себя одним из лучших руководителей.
Рабочий день архивистов во второй половине 1920-х годов длился с 9.00 до 15.30 с получасовым обеденным перерывом.
Большинство документов были к весне 1927 годов разобраны и частично описаны. К сожалению, в 1927–1929 годы началась активная «коммунизация аппарата» и от интеллигентов из «бывших» постарались избавиться.
Кадры и помещения
На протяжении большей части истории архива у него было две беды. Нет, не известные классические, а кадры и помещения. На рубеже 1920-х – 1930-х годов в архиве не осталось сотрудников с высшим образованием. С этого же времени сложилась порочная практика назначения на руководящие должности непрофессионалов, что всегда приносило немало вреда. Десятилетия нерешенной проблемой оставалась разбросанность архива по нескольким зданиям. В конце 1925 года дореволюционные фонды размещались в 7 помещениях, советские – в 14. Некоторые постройки «дали трещину» и требовали ремонта. Городские власти выселяли документы то из одного, то из другого здания. К 1933 году Ульяновское архивное отделение имело «в своем распоряжении три отдельных помещения с архивными материалами, как-то: 1) в бывш. кафедральном соборе, 2) Германовской церкви и 3) в помещении б. Окр. суда». И в любой момент могло ожидать выселения из того или другого здания.
Погорельцы
С весны 1930 года под документы архива были отданы площади бывшего Свято-Троицкого кафедрального собора. Сюда, на хранение, свозили документы учреждений, ликвидированных в связи с упразднением в 1928 году Ульяновской губернии, а в 1930-м – Ульяновского округа. Здание собора для хранения документов было выбрано преступно неудачно. Через многочисленные подвальные ходы в помещение беспрепятственно проникали посторонние. На сигналы архивистов власти не реагировали. Это привело к трагическим последствиям. 24 мая 1933 года, «в выходной день днем <...> посредством взлома окон и пола из подвального помещения злоумышленники проникли в архивохранилище АОР и подожгли его <...> в двух местах <...>». В течение нескольких часов сильный пожар пожирал связки документов. Лишь в 11 часов вечера пламя удалось потушить. От огня пострадало 99 ценнейших фондов. Поскольку дела находились в плотных связках, большинство из них обгорело только по краям. Но часть документов погибла для истории безвозвратно.
Квартиранты Святого Германа
Несведущие люди порой обвиняют архивистов, что они «захватили» Германовский храм и не желали отдавать. Это не так. Ульяновский горсовет в августе 1931 года массово закрыл несколько храмов города, а 17 сентября постановил: «<...> В 3-дневный срок перебросить архив <...> в быв. Германовскую церковь». Сроки были абсолютно нереальные, и заместитель заведующего архивным бюро Николай Михайлович Тихонов срочно телеграфировал в крайком ВКП(б): «АРХИВ ВЫСЕЛЯЮТ ПОДДЕРЖИТЕ КРАЙКОМ». Несмотря на телеграмму-«молнию» из Самары, протестующую против этого решения, ульяновские власти настаивали и грозили архивному руководству увольнениями и прокуратурой. «<...> Нет никакой уверенности, – писал с невеселым сарказмом Тихонов в горсовет, – что через несколько месяцев снова нас не выгонят из помещения церкви, куда-нибудь. Таким образом, Архивное бюро только и будет заниматься перевозкой, словно «убегающая буржуазия и белогвардейцы» <...>». К тому же обследование здания показало, что там очень сырые подвалы. Но выбирать не приходилось, и сотрудники архива приступили к переоборудованию помещения. Никто и предположить не мог тогда, что в здании Германовской церкви архивисты пропишутся на долгие десятилетия и встретят здесь XXI век, так и не дождавшись от властей постройки собственного здания. В результате в 2007–2009 годах госархиву пришлось выехать по решению суда. И до 2017 года документы были размещены по пяти зданиям в двух районах города.
«Добрейший человек и самый знающий архивист»
«Незаменимым консультантом на первых порах стал для меня Николай Николаевич Смирнов – добрейший человек и самый знающий архивист, который еще в 1930-х годах помогал приехавшей в Ульяновск Мариэтте Шагинян» – такую характеристику историк-краевед Жорес Александрович Трофимов дал одному из старейших сотрудников архива. Николай Николаевич Смирнов пришел работать в архив в апреле 1936 года и сразу зарекомендовал себя как ценнейший сотрудник. Ему бы быть директором, но мешало непролетарское происхождение – отец Смирнова занимался лесоторговлей. По этой причине «бдительные товарищи» осенью 1941 года выгнали архивиста с работы, и все военные годы Николай Николаевич, потерявший на фронте единственного сына, жил впроголодь. Но, несмотря на удары судьбы и обиды, в 1945 году Смирнов вернулся к любимому делу. Людмила Алексеевна Жвакина, пришедшая работать в архив в 1955 году, вспоминала: «Он был первым человеком, встретившим меня на пороге Государственного архива Ульяновской области. Небольшого роста, худенький пожилой человек с большой совершенно лысой головой с родимым пятном слева, бледным морщинистым лицом и оттопыренными ушами. На большом крючковатом носу восседали круглые в черной оправе очки, а за ними – ярко синие, слегка на выкате, лучистые глаза смотрели на меня доброжелательно и приветливо. Одет в серую хлопчатобумажную косоворотку, подпоясанную узким ремешком, поверх – черный сатиновый халат нараспашку…». Невозможно переоценить, как много для архива сделал этот внешне тщедушный, слабый, но обладавший колоссальной трудоспособностью человек
Оценивая работу созданного в 1945 году научного совета при архивном отделе, Николай Николаевич писал: «Невниманием, бестактностью всегда можно дезорганизовать всю работу советов, расхолодить его участников, превратить живое дело в мертвечину… В общем, – побольше делового беспокойства и поменьше формальности, номерно-циркулярного отношения к живым родникам родного края».
«Аннушка – ходячая энциклопедия»
Анна Федоровна Варламова пришла работать в архив осенью 1946 года из... лагеря немецких военнопленных, где работала инспектором по кадрам и агитатором. Дело в том, что и архивы, и лагеря находились в одной системе – подчинялись МВД. Только в 1961 году архивные органы вышли из-под опеки силовиков, поступив в подчинение исполнительной власти.
Впрочем, и архивный труд порой был каторжным. Анна Федоровна вспоминала 1950-е годы, когда архив располагался в церкви. Зал был перегорожен шкафами: в большей части занимались читатели, в меньшей сидели архивисты – 11 человек. Туалет – деревянная будочка во дворе. Центрального отопления в архиве не было, топили дровами. Хранилище не отапливалось вовсе. Зимой там было 10-12 градусов мороза. Приходилось кутаться в теплую одежду. Архивисты, входившие в читальный зал из хранилища, походили на полярников. Анна Федоровна трудилась на архивной стезе 43 года! А в 1960–1978 годах она работала директором архива и запомнилась как один из лучших его руководителей.
Оставив руководящее кресло, Варламова до ноября 1989 года возглавляла читальный зал, став ангелом- хранителем для нескольких поколений краеведов.
А архивисты знали, что она чуть ли не наизусть знает все фонды, на какой полке что лежит, где найти нужный документ. «Аннушка – ходячая энциклопедия», – говорили коллеги. Провожая Анну Федоровну на пенсию, архивисты написали в стенгазете:
Как теперь без Вас мы будем?
Как читальный зал без Вас?
Мы вовек Вас не забудем
И желаем в этот час,
Чтоб Вы были всем на диво,
Не взирая на года –
И здорова, и красива,
И бодра, и молода!
Анна Федоровна наша,
Вы, как добрая мамаша!
Анна Федоровна Варламова скончалась на 96-м году жизни, в ноябре 2017 года, когда архив переезжал в новое здание...
«Притупление политической бдительности»
Подчинение МВД влияло на излишнюю закрытость и секретность архивов и запреты, доходящие до абсурда. Летом 1953 года Мордовский краеведческий музей заказал копии документов о педагогической деятельности Ильи Николаевича Ульянова. Но не тут то было! В заключении Архивного отдела УМВД от 25 августа 1953 года записано: «Копии документов, в которых указано о награждении И.Н. Ульянова орденами и медалью, изъять и в ходатайстве о снятии с них фотокопий отказать в связи с тем, во-первых, что по данным облгосархива неизвестно, за что получены ордена, во-вторых, эти данные из биографии отца В.И. Ленина в открытой печати в советский период не опубликованы и опубликование их необходимо санкционировать в ЦК КПСС». И в таком духе шесть пунктов... Часть копий у мордовских исследователей изъяли. Был сделан вывод: «При выдаче копий допускается облгосархивом притупление политической бдительности». Спасибо, хоть под суд не отдали...
Борьба с «происками империализма»
В «Ульяновской правде» часто появлялись краеведческие статьи Лидии Ивановны Додоновой. Она была знающим специалистом, но с весьма непростым характером. Например, полученное при рождении имя Елизавета сменила, не желая быть тезкой царицы. Про Лидию Ивановну рассказывали анекдотическую историю. Однажды в 1970-х годах на зональном методическом совещании архивистов Поволжья, как водится, люди устали, и председательствующий предложил прекратить прения. Все дружно поддержали и собрались расходиться. Но тут поднялась во весь свой невысокий рост Лидия Ивановна, которая тоже записывалась выступать, и громко заявила, что если не дадут слова ей – представителю Родины Ленина, то она будет считать это происками международного империализма. Возразить на это никто не рискнул, и Додонова гордо проследовала к трибуне.
Наш Герой Советского Союза
В 1972–1976 годах заместителем директора по хозчасти в архиве работал Иван Николаевич Бурмистров. Казалось бы, Герой Советского Союза мог претендовать на что-то большее, чем скромная должность завхоза, тем более что один из его
братьев работал в облисполкоме. Но Бурмистров был человеком скромным и никогда не бравировал своим высоким званием или связями. Для себя Иван Николаевич никаких льгот не искал. Зато всегда охотно откликался на просьбы выступить перед школьниками или трудовыми коллективами. Однажды после выступления в колонии один заключенный написал маслом портрет героя и подарил его Ивану Николаевичу Бурмистрову.
«Очень добрый и очень ответственный» – характеризовала Ивана Николаевича Людмила Алексеевна Жвакина.
«Это штучная работа Господа Бога», – говорила о Бурмистрове другая архивистка, Лариса Николаевна Денисова и сравнивала его с постаревшим ДʼАртаньяном. А молодые девчонки-архивистки, когда завхоз просил их помочь что-то привезти с базы, шутливо требовали: «Через магазин!». Иван Николаевич улыбался и покупал им самые дорогие конфеты. Человек чести, бесконечно деликатный и в то же время по-рыцарски благородный – такими словами вспоминают Бурмистрова все, кто его знал. В 2015 году, к 70-летию Великой Победы, архив ходатайствовал перед городской властью о присвоении имени Героя одной из улиц. Скоро 75-я годовщина окончания войны, а мы все ждем ответа.
«Все в какой-то архив попадаю!»
Людмила Алексеевна Жвакина – первый сотрудник, получивший профильное образование. В 1955 году она окончила Московский государственный историко-архивный институт. Кстати, среди однокурсников Людмилы был студент Гарик – впоследствии обозреватель-международник Игорь Фесуненко.
Людмила Алексеевна долгие годы была одним из самых «подкованных» архивистов-краеведов.
Многие ее статьи, написанные десятилетия назад, читаются с неподдельным интересом. Ее фанатичная преданность работе доходила до смешного. Однажды Людмила Алексеевна сидела дома и что-то писала – то ли статью, то ли лекцию. Зазвонил телефон. Сняв трубку, она машинально ответила: «Архив». На другом конце провода отключились, решив, что не туда попали. Так повторилось еще пару раз. Наконец, супругу Жвакиной удалось опередить жену и первому схватить телефонную трубку. Он услышал удивленный голос товарища с работы: «Слушай, третий раз тебе звоню – все в какой-то архив попадаю!».
«Двигатель науки»
На протяжении многих лет работал с документами в читальном зале доцент педагогического института Сергей Львович Сытин. Выдающийся краевед внимательно изучал каждое выдаваемое ему дело. Работнице дореволюционного хранилища порой неохота было доставать с верхних полок документы, заказанные Сытиным. Тогда она брала дела того же фонда, которые лежали поближе, несла их ученому и говорила: «Ох, Сергей Львович, боюсь я по нашей стремянке на верхотуру-то лазать. Посмотрите-ка вот эти дела, они тоже интересные». Деликатный Сергей Львович вздыхал и согласно кивал: дескать, хорошо, не волнуйтесь, посмотрю эти... И углублялся в чтение документов. А хранительница потом не без гордости говорила: «А может быть, я так историческую науку вперед двигаю!..».
Лики меж стеллажей
Когда архив располагался в здании Германовского храма, в хранилище частично сохранялись церковные росписи. Можно было любоваться золотыми звездами на куполе бывшего храма, декоративным орнаментом и узорами на его стенах и сводах. Во второй половине 1980-х годов на стенах между оконными проемами появились лики святых. Эти фрески в советское время забелили, а большинство изображений лиц святых безжалостно соскоблили. Обнаружили фрески абсолютно случайно. В хранилище проводился очередной субботник по обеспыливанию. Одна из женщин заметила на стене пятно и попробовала его стереть тряпкой. В результате сквозь побелку проступили сначала золоченый нимб, затем лицо святого... Тут уж все побросали свою работу и начали тереть стены. Так были открыты все двенадцать образов. Эти фрески, скорее всего, были сделаны в 1912 году, когда проводились последние перед революцией работы «по возобновлению внутренней росписи всего храма». Лишь два лика из дюжины сохранились в более-менее приличном состоянии. Надписи же вовсе не удалось разобрать. Когда церковное здание вернулось епархии, сохранившиеся росписи объявили не представляющими ценности, и работавшие в храме все забелили...
«Как сейчас помню...»
В 1980-е – 1990-е годы каталогизацией документов в архиве занимался отставной капитан 3-го ранга, балтийский моряк Альберт Васильевич Радыльчук – неистощимый источник всевозможных рассказов и прекрасный товарищ. Встречая в делах интересные факты, Радыльчук охотно делился ими с коллегами, сотрудничавшими со СМИ. Но однажды журналисты добрались и до самого Альберта Васильевича... Телевизионщики попросили его рассказать об открытии памятника Столыпину в Симбирске в 1913 году. Радыльчук, не имея большого опыта вещать на камеру, по привычке рассказывал обстоятельно. И употребил фразу: «Как сейчас помню, в документе было написано...», а дальше поведал о самой церемонии. Корреспонденты, конечно, все сократили, вырезав в том числе и слова про документ. И получилось, что Альберт «как сейчас помнит» то, что было задолго до его рождения. Увидев передачу, Радыльчук ругался так, как это умеет делать настоящий морской волк.
«Русский Пиросмани»
Так называлась первая публикация в ульяновской прессе 9 августа 1996 года о ныне маститом краеведе Иване Эдуардовиче Сивоплясе. В 1992–2004 годах Иван работал в архиве. Рабочее место его находилось по пути с церковного крыльца в читальный зал. И все исследователи, приходящие в читалку, могли любоваться рисунками Сивопляса, приколотыми к стене у него над головой. Иногда на этой импровизированной и обновляемой выставке висело до нескольких десятков картинок. Тогдашнее архивное начальство в целом относилось к этому снисходительно. Тем более что Иван всегда выполнял и перевыполнял план работ. Однажды музейный краевед Мира Мироновна Савич назначила в читальном зале встречу журналистке «Народной газеты» Инне Буганиной. Та, увидев на стене сивоплясовские творения, написала о них статью и опубликовала четыре рисунка. А потом, наслушавшись увлекательнейших рассказов Сивопляса о симбирской истории, Инна предложила ему самому писать статьи. Долго уговаривать не пришлось. Иван начал публиковаться в «Народной газете», «Ульяновской правде», «Симбирском курьере», «Мономахе» и еще в добром десятке газет и журналов, радуя читающую публику. И остановить его уже практически невозможно…
«Мономах», №4, 2019 г.
