
Встречи с художником Киселевым
Фильм о заслуженном художнике РСФСР, лауреате Государственной премии имени Репина, Викторе Васильевиче Киселёве, задумал снять режиссер Анатолий Петрович Ивлиев, написал сценарий и меня пригласил как киноператора.
В семидесятых годах теперь уже прошлого века для того, чтобы снять какой-либо телевизионный материал приходилось выезжать целой группой: редактор, режиссер, кинооператор, звукооператор, осветитель, водитель.
И вот таким коллективом вместе со своей далеко не портативной аппаратурой мы приехали в Комаровку к Виктору Васильевичу Киселеву. Встретил он нас не очень радушно, говорил он по-волжски окая, и первые его слова были:
«Робята, да не к чему эта канитель, да я всего этого не заслуживаю! Снимете на свою пленку лучше моего учителя Аркадия Александровича Пластова! Вот он — величина, глыба, она на отечественном Олимпе!»
По мере того, как Киселев с воодушевлением рассказывал о своем учителе, чувствовалось, что его сердце оттаивало по отношению к нам.
Виктор Васильевич вспоминал:
«Я еще до школы любил рисовать, карандаш и бумага — вот мои главные игрушки. Писчая бумага стоила дорого, с деньгами в семье было туго. Наславив на Рождество немного денег, я покупал на полкопейки лист курительной бумаги и на ней рисовал лошадок, других животных, деревенские домики, сцены из сельской жизни. В школе любимым моим предметом было рисование. А с Аркадием Александровичем Пластовым я познакомился в 1924-м году. С моим другом, тоже любителем рисования, мы прослышали, что в селе Прислониха в семнадцати километрах от нас живет художник. Вот мы и отправились к нему учиться рисовать красками. Думали, что он сразу даст нам разноцветные краски, будет рассказывать и показывать, как ими пользоваться. Оказалось не так: Пластов заставил нас краски тереть, на это уходило немало времени. После нескольких таких уроков мой товарищ не выдержал и сбежал. А я, плененный страстью к рисованию, остался, поняв, что при помощи красок можно много чего изобразить. Четыре года учился у Аркадия Александровича, они не прошли даром. Пластов открыл для меня целый мир, он и сейчас является для меня учителем и другом».
Мы с режиссером смотрели на художника и в душе восхищались, с какой нежностью и теплотой он рассказывал об Аркадии Пластове. У меня возникла мысль снять этих двух живописцев вместе, может не за работой, а просто так, сидящих на завалинке на сельской улице, мирно беседующих на любимые темы. Предложил это Киселеву, но он сначала возразил:
«Ох, знаете, как Аркадий Александрович сейчас много работает, старается не отвлекаться, много хочет еще сделать, закончить начатые полотна!»
Режиссеру мое предложение понравилось, и мы вместе убедили Виктора Васильевича, что этот эпизод будет одним из главных в нашем киноочерке. При обсуждении сценарного плана особых разногласий не возникло, правда Киселев настаивал, чтобы его как можно меньше снимали, а больше внимания уделяли его картинам, показывали родную Комаровку, любимые его места, куда он ходил на этюды и за грибами. Мы согласились, и он повел нас в свою мастерскую. Она размещалась в рубленом домишке, размером чуть побольше бани. По объему она уступала мастерским городских художников, но была довольно светлой.
Внутри пахло красками и смолой. Кроме небольших картин, развешанных по стенам, привлекали внимание предметы сельского быта, столярные инструменты.
Мой взгляд остановился на одной из картин, на ней был изображен пасечник. Она была написана в золотистой гамме, от нее, словно от солнца, исходили лучи и как будто пахло медом. Я залюбовался, Виктор Васильевич заметил это:
«Это портрет моего деда, он любил заниматься пчелами».
Почти посередине мастерской стояла большая картина, чувствовалось, что она незакончена, но уже просматривались три сидящие фигуры, написанные уверенными мазками: молодой человек с мужественными чертами лица, рядом симпатичная женщина и ребенок. Композиция картины была какая-то умиротворяющая, словно икона, от нее веяло теплотой и уютом.
«Это я сейчас пишу, думаю, что назову картину „Семья“. На ней изображаю свою дочь, зятя и внучку», — пояснил Виктор Васильевич. У этой картины мы и начали съемки, снимали Киселева за работой. Иногда он останавливался и рассказывал нам о своей жизни, о том как долго ему пришлось, уже женатому, учиться в Москве сначала в художественном училище, затем в институте имени Сурикова. Доходы мизерные, а в Комаровке семья — жена, четверо детей, свое хозяйство, огород, корова. Но Киселев все выдержал и приступил к дипломной работе, которую назвал «Свадьба».
А тут — война, его призвали в Красную армию, на Ленинградский фронт. «Мой сельский характер, привычка выращивать и создавать, никак не уживался с войной, — рассказывал Виктор Васильевич. — Сижу, бывало, в окопе с винтовкой, с которой я толком и обращаться не умел, и думаю, что война совсем не гармонирует с природой. Вот мы стараемся убить противника, лишить его жизни, а он — нас. А вокруг природа живет своей жизнью, не обращая внимания на нашу войну. Так же распустили листву деревья, поют птицы, а ты не можешь слиться с природой воедино, находишься в каком-то другом тревожном миру, в чуждом природе духе. Меня поражала отвага наших красноармейцев. Как-то, услышав гул фашистских самолетов, мои товарищи не прижались ко дну окопа, а начали стрелять по воздушным целям из винтовок. Этот боевой эпизод запал в мою душу и я воплотил его в картину, когда работал в студии военных художников имени Грекова, назвал ее: «По фашистским стервятникам!»
…Про войну Киселев рассказывал нам много, но своей главной темой в творчестве он всё-таки считал близкую ему сельскую тему. На его полотнах запечатлены окрестные пейзажи, эпизоды колхозного быта, земляки — мужчины, женщины, дети. Я с упоением снимал его картины, а он с радостью комментировал:
«Это Тамара, это комсомолка Люба, это Володя Кротков, все они трудятся в Комаровке».
Закончились съемки в мастерской, предстояло еще запечатлеть художника на природе, пишущего этюды, и снять еще самый главный эпизод — встречу с Пластовым. Ее решили не откладывать, погрузили аппаратуру в «УАЗ», Виктору Васильевичу предложили сесть вместе с водителем, хотя он отказывался. Напрямик через лес он ехать не посоветовал, мы отправились в Прислониху по шоссе через Тагай.
По дороге Киселев рассказывал нам о местах, по которым мы проезжали, о добрых знакомых, которые живут в этих селах.
Была осенняя пора, лес сиял разноцветием красок. Виктора Васильевича волновали сменяющиеся за окном картины природы — он восхищался то золотом листвы белоствольной березки, то тяжелыми, словно медными, листьями могучего дуба.
А когда возле придорожного куста не заметил знакомого родника, возмутился: «За ним ухаживал один добрый человек, водитель лесовоза с майнского лесокомбината. А он, сказывают, умер, и некому больше заботится, иссяк источник!»
За разговорами путь прошел быстро, мы подъехали к дому Пластова. На переговоры с ним отправился сам Киселев, вскоре он вернулся вместе с домработницей Пластовых. Сказала она строго: «Аркадий Александрович работает, просил его не беспокоить!»
Мы начали ее уговаривать, просить, чтобы Пластов вышел хотя бы на пару минут. Она пошла к нему и почти сразу вернулась: «Велел не пускать!»
Но мы не унимались, нам очень хотелось снять художников вместе. Вновь попросили ее зайти и сказать, что Виктор Васильевич просит его выйти хотя бы за калитку. Она ушла, вернулась и сказала:
«Ждите, выйдет!»
Я быстро собрал свою камеру, спрятался за капот машины, ждал, когда откроется калитка. Только чуть приоткрылась, я начал снимать вышедшего Пластова. Аркадий Александрович, заметив, что его снимают тайком, обиделся:
«Да разве так можно!»
Быстро развернулся и скрылся. Съемка не удалась, мы стояли у дома расстроенные, надеясь, что что-то изменится, но тщетно.
«Поехали! — сказал нам Виктор Васильевич. — На обратном пути покажу вам места, где хожу по грибы и гуляю с этюдником. Жаль, что оторвали от работы Аркадия Александровича. Теперь, поди, он переживает не меньше, чем мы»
Мы останавливались в тех местах, которыми восхищался Киселев. Я попросил его взять этюдник. Он вздохнул: «Да уж никакого настроения нет, Борис Григорьевич, не до работы».
Но этюдник все-таки взял, я с удовольствием снял, как он рисует, как появляются очертания лесного пейзажа».
Художник вдруг отложил кисти:
«Робяты, давайте лучше грибы пособираем!»
Я постоянно наблюдал за Виктором Васильевичем и видел, как ловко он разыскивал дары леса. Встанет возле уже немолодой раскидистой сосны, смотрит на лесную подстилку, потом пошвыряет палочкой, извлекает оттуда маленькие ядреные белянки. Нам чаще попадались черные грузди, они были на виду.
Вместе мы быстро насобирали два ведра грибов. В Комаровку мы вернулись к вечеру.
«Где же вы так долго были?!» — встретила нас возгласом супруга Виктора Васильевича Вера Ивановна. — «Пластов приезжал с сыном Николаем, часа полтора вас ждали. Минут двадцать как уехали».
Услышав ее, мы опешили. Сожалению, что не удалось встретиться со знаменитым художником, не было предела. Из замешательства и оцепенения нас вывела Вера Ивановна:
«Пойдемте ужинать, я стол собрала!» — пригласила она. Угощение было простое: вареная картошка, квашеная капуста, помидоры, соленые грибы. Киселев принес из своих запасов запыленную бутылку «Столичной»:
«Выпьем давайте за здравие Пластова, за его доброту, за его творчество!»
Разлил по рюмочкам водку:
«Тяните, робяты!»
Мы выпили, закуска была вкусная, особенно аппетитной была квашеная прямо вилками капуста. Разговоры стали активнее, мы беседовали о дружбе двух поистине народных художников, об искусстве вообще, в том числе о телевидении, и о проблемах сельской жизни. Не хотели мы уезжать из гостеприимного дома Киселевых, надеялись еще встретится вновь. Встретиться еще пришлось не однажды. Как-то я привез Виктору Васильевичу снимки, на них сфотографировал его во время работы над тем очерком. Он поблагодарил, подарил мне один из своих этюдов весеннего леса.
Другая встреча случилась случайно, в Москве, возле Казанского вокзала в очереди к такси. Увидел впереди мужчину с упакованными в картон картинами, он повернулся — и я узнал Виктора Васильевича. Я подошел, поздоровался. Киселев обрадовался, мы разговорились. Оказывается, он приехал в свою московскую мастерскую, он пригласил меня туда, дал телефон и адрес. Но встреча там не состоялась, когда я позвонил, Киселев уже в этот день собирался обратно в деревню, в Москве он старался не задерживаться.
Следующая встреча была на выставке в Ульяновске, она была посвящена 70-летию Киселева. Про ту съемку киноочерка мы вместе вспомнили, Виктор Васильевич посчитал его удачным. Я был взволнован рассказом отца о Пластове, пытался найти репродукции его картин. И вскоре (по-моему, в газете «Правда») прочитал, что художнику Аркадию Александровичу Пластову присуждена Сталинская премия 1 степени за картины «Сенокос» и «Жатва». Вскоре я отыскал в журнале репродукции этих картин, подолгу любовался ими. Мы с отцом намеревались съездить в Прислониху и побывать у Пластова. К сожалению, сразу почему-то не получилось, вскоре я уехал учиться в лесной техникум, а отец через некоторое время скончался.
Из книги Бориса Тельнова «С кинокамерой из века в век».
Оглавление
С кинокамерой — из века в век
Как развивалось кинопроизводство
Встречи с художником Пластовым
Встречи с художником Киселевым
Охотник и поэт Игорь Лычкин
Художник Петр Никитенко
Мой друг десантник Егоров
Влюбленный в кино Юрий Тишкин
По ленинскому пути
Нас называли октябрятами
Музей после войны был в лесах
Ленин на знамени
«Родина Ильича сегодня»
Фотографии Бориса Тельнова с выставки «Родина Ильича сегодня»,
сделанные с 1962-го по 1970- и годы
Фотовыставка «На Волге широкой», 1970-й год
В Шуше, у подножья Саян…
Столетие Ленина в Ульяновске
С Лениным — навсегда
Детство, опаленное войной
Мой отец Григорий Тельнов
Биография Бориса Григорьевича Тельнова
Послесловие
Материалы о презентации книги в Ульяновской области:
Презентация книги Бориса Тельнова в Музее журналистики в Ульяновске. Фотохроника
Борис Тельнов: «14-летним мальчишкой я появился в Майне…»
Презентация книги Бориса Тельнова в библиотеке села Поповка
Благодарим Бориса Тельнова за предоставленные материалы. Мы очень рады, что исторические снимки Бориса Григорьевича составили основу нашего фотоархива. Посмотреть их (с комментариями автора!), а также видеосюжеты мастера можно в специальном разделе по ссылке.
Книга «Объективом и пером о былом». Часть II. САМОЕ ПАМЯТНОЕ И ДОРОГОЕ. Семейные заботы
Воспоминания, 7.1.1958Книга «Объективом и пером о былом». Часть II. САМОЕ ПАМЯТНОЕ И ДОРОГОЕ. Дом на улице Бакинской
Воспоминания, 7.1.1959Книга «Объективом и пером о былом». Часть II. САМОЕ ПАМЯТНОЕ И ДОРОГОЕ. Телеграмма с сюрпризом
Воспоминания, 1.7.1957Книга «Объективом и пером о былом». Часть II. САМОЕ ПАМЯТНОЕ И ДОРОГОЕ. Семья и дети
Воспоминания, 1.10.1958