Весной 1918 года кадеты 7 класса второй роты выкрали из здания Симбирского корпуса, занятого и охраняемого красногвардейцами, свое корпусное знамя и переправили его барону Врангелю. Существует две версии того, как это произошло.
Георгий Ишевский
Самые яркие воспоминания о дореволюционном Симбирске оставил в явно автобиографическом романе "Честь"загадочный человек - Георгий Ишевский. В предисловии к книге, изданной издательством "Вече" в 2007 году, утверждается, что ее автор 22 марта 1922 года участвовал в покушении на бывшего министра иностранных дел Временного правительства Павла Милюкова, желая отомстить тому за февральский переворот. Во время этого неудачного покушения был убит отец писателя Набокова.
В Сан-Франциско, где Георгий Ишевский прожил вторую половину своей жизни, его знали под прозвищем Иш, он был организатором театральных постановок, прекрасно пел и музицировал. О России Иш никогда не говорил.
В 1955 году он издал в Париже книгу, посвященную Симбирскому кадетскому корпусу. В ней увлекательно и со знанием предмета описал кадетскую жизнь в нашем городе с 1905-го по 1912 год:
- Лучший спортсмен корпуса, первый силач, кадет 7-го класса Ватеркампф прислал 3-й роте наглый вызов на снежки. Один против всей роты. В вызове указывался день, час и условия боя. Второй класс без колебания принял вызов. Ватеркампфу в резких и оскорбительных тонах был послан ответ. Ротные стратеги приступили к работе… Тщательно разработан план захвата Ватеркампфа в плен. Проведены две репетиции в ротном зале. Автор плана кадет 2-го класса Арванитаки был уверен в полном успехе. Решено было Ватеркампфа, по захвате в плен, посадить в ротный карцер. Ватеркампфа в плен не взяли, сражение проиграли, и несколько отважных малышей от метких ледяных снежков Ватеркампфа с подбитыми глазами были отправлены в лазарет, как тяжело раненые.
К.Р.
Культовой фигурой для всех российских кадетов в те времена был генерал-инспектор военно-учебных заведений империи великий князь Константин Константинович, известный в творческом мире столицы как поэт под инициалами К.Р.
Великий князь о кадетах отзывался так: "В мире я самый счастливый отец… У меня 15 тысяч сыновей в возрасте от 10 до 17 лет, и все кадеты". Особенно Константин Константинович любил симбирских кадетов. "Не могу описать тебе радости быть опять у моих симбирцев. К ним у меня особенно нежные, идиллические чувства", - писал он своей сестре, греческой королеве.
Одной из главных традиций Симбирского корпуса было срезание красной подкладки генеральской шинели великого князя, прибывшего с проверкой. Сделать это следовало, ни в коем случае не повредив сукна. Подкладка потом разрезалась на тонкие ленты и разбиралась кадетами на память. Корпусное командование в каждый приезд генерала-инспектора из кожи вон лезло, чтобы предотвратить злодеяние, и каждый раз проигрывало своим воспитанникам в этой борьбе. Константин Константинович относился к происходящему со спортивным интересом - он болел за кадетов.
В русско-японскую войну первый симбирский кадет стал Георгиевским кавалером. Мудар Анзоров, корнет Северского драгунского полка, дерзкой атакой своего эскадрона опрокинул и обратил в бегство стойкую японскую пехоту.
В 1906 году Константин Константинович вручил Симбирскому кадетскому корпусу дарованное российским императором знамя. Кадеты зачитали перед великим князем написанную Петром Великим присягу: "За оным знаменем пока жив следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Всемогущий".
Я так счастлив
Личная трагедия великого князя стала предвестником великой трагедии, которая вскоре обрушилась на всех кадетов.
23-летний поэт, князь Олег Романов, сын Константина Константиновича, бывший кадет Полоцкого корпуса, получил смертельное ранение в одном из первых сражений Первой мировой. В конной заставе, командуя взводом, корнет Романов встретился с германским разъездом. Русские кавалеристы атаковали немецких и опрокинули их. Князь первым врубился во вражеский строй и сбил с коня нескольких противников. Один из них, лежа на земле, выстрелил в него из пистолета. Через несколько дней Олег умер на руках отца со словами:
- Я так счастлив, так счастлив. Это нужно было. Это поднимет дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь царского дома.
Эта потеря надломила великого князя, и в 1915 году он умер. Вскоре был оставлен Витебск, Полоцкий корпус раскидали по другим городам, штаб и канцелярия со знаменами были перевезены на хранение в Симбирск. Потом война покатилась к поражению, случилась Февральская революция, за ней Октябрьская...
В 1917 году петроградские и московские кадеты несколько дней с оружием в руках защищали свои учебные заведения от нападений большевиков. Для тех стало очевидно, что кадеты и юнкера - их классовые враги, и одним из первых решений новой власти стало закрытие кадетских корпусов по всей России и переформирование их в военные училища. Погоны при этом указывалось сдать представителям Советов.
В Омске кадеты сложили свои погоны в гроб и похоронили.
Под старой липой
В эти тревожные времена в Симбирск из Петрограда приехала сестра милосердия Евгения Свирчевская-Овтрахт, которая в 50-х в США рассказала эту историю Георгию Ишевскому. В семье Мельниковых она познакомилась с живущими у них кадетами Володей и Сережей. Их фамилии женщина не назвала.
В некоторых источниках (например, в русской Википедии), со ссылкой на роман "Честь", они представляются Владимиром и Сергеем Мельниковым, но это явно неверно понятая цитата:"Два друга, Володя и Сережа, кадеты выпускного класса, уже давно ходили в отпуск в хорошую, патриархальную семью Мельниковых. Добрые, сердечные и бездетные Мельниковы за 5 лет полюбили их, и дети платили им тем же".
Однажды, после рассказа Свирчевской-Овтрахт о героической защите юнкерами Павловского военного училища, друзья остановились в здании корпуса у молчаливого бюста Александра II.
— Сережа, давай сегодня ночью, когда все уснут, проберемся в церковь, срежем знамя и убежим из корпуса, — с горящими нервным блеском глазами шепотом сказал Володя.
— Но как же? — нерешительно возразил Сережа.
— Трус!
Этот довод решил спор: "Три дня друзья тщательно обдумывали возможные планы проникновения в церковь, где хранились знамена Симбирского и Полоцкого корпусов. Корпус облетела тревожная весть, что власти отбирают знамена у полков Симбирского гарнизона. Эта весть взволновала 7-й класс, и вопрос спасения знамени принял форму остроты и неотложности. Шепотом обсуждались всевозможные планы, и в конце концов все единогласно остановились на плане двух друзей передачи знамени лицу, которого никто не знает. Эта тайна передачи знамени и являлась залогом дальнейшего спасения знамени. Ночью, при помощи всего класса, расставленного махальщиками во всех угрожающих пунктах, Володя и Сережа проникли в церковь, срезали знамена с древок, одели на осиротелые древки чехлы и, как было решено, закопали знамена в левом углу плаца под большой липой".
Потом знамена передали Евгении Свирчевской-Овтрахт, она зашила их в свою подушку. Через три дня прибывший в корпус комиссар обнаружил пропажу. Гневу его не было предела.
- В Красную Армию всех пошлю служить, если не сознаются виновные, — заявил он перед фронтом построенной по его приказу строевой роты.
"Володя и Сережа вышли два шага вперед. Они были арестованы и преданы суду военного трибунала. Воспитанники чести сознались на суде, что срезали знамена по своему личному почину и категорически отказались указать, где знамена и кому они их передали. Их отважно защищал присяжный поверенный Малиновский, и за эту защиту был судим и приговорен к расстрелу".
Квартиру Мельниковых обыскивали несколько раз, все вещи Евгении Павловны перерыли, но в постель не полезли. Вскоре она выехала из Симбирска в Царицын, на который наступала Кавказская армия барона Врангеля. После взятия белыми Царицына она передала ему знамена Симбирского и Полоцкого корпусов и получила за свой подвиг Георгиевский крест.
Мальчишки, согласно книге Ишевского, смогли из симбирской тюрьмы убежать и, скорее всего, присоединились к уходящим из города на восток, в уральские степи, кадетам-старшеклассникам под командованием командира второй роты полковника Горизонтова по кличке Конь. Ишевский так описал уход корпуса из Симбирска:
- Наступила последняя ночь. Со стороны Киндяковки, Поливны слышалась артиллерийская канонада. Шальные бризантные снаряды раскатами грома рвались в далеких пригородах. Кадеты не спали, не было паники, была мертвящая тишина прощания с родным корпусом. Совершив последнюю молитву перед ротными образами, черная колонна строем двинулась к берегу Волги. КОРПУС ОКОНЧИЛ СВОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ. 12 сентября в корпус вползла пошлая, оскотинелая, преступная революционная нечисть… С заволжской позиции симбирский кадет, капитан Б. прощальными снарядами мортирного дивизиона бил по родному корпусу.
Полковник Горизонтов вывел остатки корпуса в Иркутск, где зимой они почти все погибли в боях с красными. Поэтесса Снасарева-Казакова посвятила кадетам-добровольцам, погибшим под Иркутском, такие стихи:
Как звезды были их глаза.
Простые, русские кадеты;
Их здесь никто не описал
И не воспел в стихах поэта.
Те дети были наш оплот,
И Русь поклонится их гробу;
Они все там до одного
Погибли в снеговых сугробах.
На дне бочонков с пальмами
Однако есть и другая версия этой истории. Ее приводит без ссылки на источник белогвардеец Александр Марков в своей книге "Кадеты и юнкера":
- Среди известных случаев спасения знамен, принадлежавших кадетским корпусам, самое значительное дело было совершено кадетами-симбирцами, которые вместе со знаменем своего корпуса спасли и хранившиеся с ним два знамени Полоцкого кадетского корпуса.
Это славное дело выделяется не только числом спасенных знамен, но и количеством лиц, принимавших в этом то или иное участие.
К началу марта 1918 года Симбирский кадетский корпус уже находился под контролем местных большевиков. У входа в корпусное здание стояли часовые. В вестибюле располагался главный караул с пулеметами. Знамена находились в корпусной церкви, дверь которой была закрыта на ключ и охранялась часовым. А рядом, в столовой, был караул из пяти красногвардейцев.
О намерении большевиков отобрать знамена сообщил пришедший во 2-е отделение 7-го класса полковник Царьков, один из корпусных преподавателей, особенно любимый кадетами. Поцеловав близ стоявшего кадета, полковник этим намекнул кадетам на их обязанности в отношении корпусной святыни.
Отделение поняло намек и, не посвящая других кадетов, составило план похищения знамен, в исполнении которого приняли участие все без исключения кадеты славного второго отделения, выполняя полагающиеся, сообща продуманные и распределенные задачи.
Кадетам А. Пирскому и Н. Ипатову посчастливилось незаметно снять слепок ключа от церковной двери. А вечером, когда хитростью удалось отвлечь внимание часового и караула, заготовленным по слепку ключом открыли церковь, сорвали полотнища и, охраняемые всюду расставленными «махальными», доставили знамена в свой класс.
Снимали знамена: А. Пирский, Н. Ипатов, К. Россин и Качалов — прикомандированный кадет 2-го Петербургского кадетского корпуса.
Большевики, утром заметившие исчезновение знамен, производили обыски во всех помещениях корпуса, но безрезультатно. Знамена очень находчиво были скрыты в классе же, на дне бочонков с пальмами. Но возникла новая задача — вынести знамена из корпуса. Через два дня... решили действовать "на ура". Самые сильные кадеты отделения спрятали знамена за пазуху, их окружили толпой и разом кинулись через швейцарскую, мимо растерявшихся часовых, на улицу.
Потом, когда передача знамен уже была произведена, вернулись в корпус и объяснили свою выходку желанием подышать свежим воздухом, прогуляться.
Дальше версии почти совпадают - знамена передали сестре милосердия Евгении Овтрахт, а она отвезла их Врангелю, за что была награждена Георгиевской медалью (по версии Ишевского - крестом) приказом № 66 от 29 июня 1919 года.
Третья версия
После поражения в Гражданской войне Евгения Павловна Свирчевская-Овтрахт уехала в Мюнхен, где приняла постриг и под именем игумении Эмилии жила до конца Третьего рейха. После Второй мировой она переехала в США и стала там первой игуменией Ново-Дивеевского женского православного монастыря, открывшегося в 1949 году в 40 минутах езды от Нью-Йорка.
Я связался с его нынешней настоятельницей, игуменией Макарией, и с ее помощью получил от президента научно-исторического общества российских соотечественников «Северный крест» Юрия Сандулова еще одну версию тех событий, подписанную в 50-х лично игуменией Эмилией.
В ней кадетов, срезавших ночью знамя в корпусной церкви, было трое.
Судьба знамени
После поражения в Гражданской знамена Симбирского и Полоцкого кадетских корпусов уплыли сначала в Югославию, а потом в США, и хранятся теперь в Сан-Франциско, в соборе "Всех скорбящих радость".
Недавно начальник Ульяновского гвардейского суворовского военного училища полковник Владимир Шкирков ездил на американское западное побережье и пытался договориться о передаче знамени Симбирского кадетского корпуса на хранение ульяновским суворовцам.
- Главная загвоздка – юридически знамя принадлежит собору в Штатах, поэтому и последнее слово – за ними, - рассказывал он в 2017 году в интервью 73online.ru. - Никто из них особо не против передачи. Только в части условий у них всякие "чудеса" происходят. То они готовы передать знамя… но лично Путину. Потом говорят, мол, передадим, когда Ульяновск переименуют в Симбирск. В свое время, когда мы первый раз ездили в Сан-Франциско, мне председатель общества кадетов Нью-Йорка князь Голицын сказал: "Владимир Федорович, знаете, мы не готовы ничего отдавать, потому что… попросту не привыкли к этому". Вот и весь разговор.
Но можно взглянуть на ситуацию с другой стороны. Кадетов из России выгнали, их здесь преследовали и убивали, а затем еще и оклеветали на несколько поколений вперед, и вот спустя 100 лет к ним вдруг приезжают из России и предлагают отдать им самое святое... Ничего себе просьба! Князь Голицын российскому полковнику на нее еще вежливо ответил, интеллигентно, я бы, например, совсем другие слова счел бы подходящими случаю.
Так что пока (и, видимо, надолго) в Ульяновске хранится лишь реплика легендарного знамени, сделанная пять лет назад на производстве Московской Патриархии в Софрине за 480 тысяч рублей.
