1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 10. Глава 3. На все случаи жизни / 1 Сентября 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Никакого опыта борьбы с преступностью вчерашние красноармейцы не имели и получить таковой от более опытных сослуживцев не могли, поскольку, как мы помним, путь в милицию бывшим полицейским был заказан. Так что учиться новобранцы могли разве что на собственных ошибках да по специальным инструкциям, которые подробнейшим образом расписывали, как надлежит поступать милиционеру в том или ином случае. Инструкции эти в виде брошюр НКВД рассылал по губернским управлениям. Там их размножали на пишущих машинках и распространяли среди личного состава в качестве учебных пособий и руководства к действию.

Самой первой и подробной была общая «Инструкция милиционерам» (ГАУО. Ф. Р-2719. Оп. 1. Д. 2. Л. 56–69, 64). Точнее, их было две. Обе вышли из-под пера инструктора Главного управления советской рабоче-крестьянской милиции НКВД П. Я. Салина и отличались одна от другой лишь формой подачи материала – довольно пространная первая и более сжатая вторая. Не станем анализировать каждую отдельно, а напротив, опираясь на обе сразу, попробуем понять, какой была милицейская служба осенью 1918 года и кто её нёс.

В указанных документах милиционер позиционировался как «защитник имущества и спокойствия населения и общественного порядка». Охраняя свободу и безопасность трудящихся, их жизнь и имущество, поддерживая порядок, он обязан был вежливо обращаться с гражданами, «памятуя, что безупречность милиции составляет ее силу и доброе расположение граждан к ней». Поэтому, требуя исполнения закона или распоряжения власти, сотрудник не должен был допускать грубости, а, тем более, насильственных Действий. Даже в отношении лиц, задержанных, или тех, от которых сам подвергся оскорблению. Кроме того, он обязан был оказывать помощь всем нуждающимся в ней, например, детям или внезапно заболевшим прохожим.

Милиционер ни в коем случае не имел права «появляться в нетрезвом виде, как во время службы, так и вне ее, памятуя, что он является для граждан примером трезвости». А также всегда помнить, что бойцом правопорядка он остаётся даже в своё свободное время и потому, заметив преступление или незаконное действие, обязан был немедленно принять соответствующие меры. Например, если «узнает сам лично или через своих знакомых о преступных действиях, т. е. о производстве суррогатов спирта, о сборищах преступных лиц, кражах, грабежах и т. д. то он должен немедленно сообщить дежурному помощнику в участок». При этом служебное положение милиционера не давало ему никакого преимущества по сравнению с другими гражданами при получении продуктов вне очереди, на бесплатное посещение зрелищ и т.п.

Обрисовав «во первых строках» моральный облик советского милиционера, инструкция переходила к описанию его постовой службы. Постом обозначалась «известная часть улицы или переулка, на котором милиционер должен тщательно охранять все находящиеся домовладения и улицы». Делалось это в три смены – с 8 утра до 4 дня; потом – с 4 дня до полуночи и с полуночи до 8 утра, то есть по восемь часов в смену. Заступив на дежурство, милиционер должен был иметь при себе служебное удостоверение, карточку, записную книжку, постовой знак и в течение всей смены находиться на виду – «посреди улицы, а не на тротуаре, во всяком случае, на видном месте, чтобы всякий его нашел и мог к нему обратиться».

Посты были подвижными и неподвижными. В первом случае постовой должен был ходить по всей территории, порученной его надзору. Во втором – стоять на том месте, где его поставили. Но при обоих вариантах стражу порядка належало выбрать такую точку или маршрут, «чтобы все порученное пространство и домовладения, порученные его охране, были у нег на виду».

Во время несения службы запрещалось сидеть, спать, читать и «заниматься праздными разговорами». А также принимать какие-либо «частные поручения (например, по сбережению вещей, передаче каких-либо предметов, просьб и т. п.) не относящихся к прямым обязанностям милиционера, ходатайствовать по делам частных лиц в участках и брать подсудимых на поручительство, сообщать частным лицам любые сведения о преступлениях и происшествиях, а также служебных распоряжениях Советской власти», и уж тем более «передавать им для прочтения приказы или приложения к приказам по милиции». Не следовало на посту заниматься торговлей или промыслом, а также без служебной надобности входить в питейные заведения. Особо воспрещалось «охранять какой-нибудь один дом, ресторан, театр и проч. по просьбе или за вознаграждение».

Кроме того, не разрешалось самовольно покидать пост, за исключением случаев служебной необходимости. К таковым относились: подача помощи, преследование преступников, доставление арестованных, пойманных на месте преступления, прекращение преступлений и уличных беспорядков. К числу уважительных относилась также отлучка по естественной надобности. Запрещалось уходить с поста, не дождавшись смены. Отсутствие на посту дольше 10 минут и скопление постовых в одном месте рассматривались как преступления по службе.

Заступая на дежурство, милиционер должен был знать ближайшие адреса врачей и расположение соседних постов, управления милиции, участков или районов, отделов уголовного розыска и Управления губисполкома, больниц, аптек, родильных приютов. А также, где находятся ближайшие пожарные краны и телефоны. Для оперативной связи с коллегами ему надлежало разбираться в значении свистков: тревожный – три громких последовательных, которые можно повторять. Проверочный – один длинный и один короткий. Длинный, протяжный, беспрерывный свисток означал, что нужно обратить внимание на бегущего человека или проезжающий экипаж либо автомобиль, которые следует задержать. Услышав свисток, милиционер должен был ответить таким же и бежать на помощь, туда, откуда сигналы раздаются. Во время дежурства постовой следил за тем, чтобы улицы не загромождались извозчиками и мелкими торговцами, чтобы торговые заведения, а также трактиры и рестораны открывались и закрывались в назначенное для этого время. Чтобы тротуары и мостовые были убраны, и требовал этого от дворников. А при неисполнении ими этих требований, докладывал в участок. Кроме того, постовой должен был примечать дома, в которые входило и из которых выходило много народу, и сообщать об этом по начальству.

Если прохожие вдруг начинали громко кричать и скандалить, милиционер обязан был пресечь беспорядок, а в случае необходимости доставить нарушителей в участок для составления протокола. Также как пьяных и нищих, пребывание которых в общественных местах не приветствовалось.

Особые обязанности налагались на постовых с наступлением сумерек. С шести часов вечера и до шести утра они все должны были находиться на своих местах и, следя за участком, поддерживать связь друг с другом и с дополнительными ночными постами. В конце дня милиционерам предписывалось дополнительно следить за тем, «чтобы после закрытия магазинов, у их дверей и окон не останавливались прохожие». Чтобы из магазинов и из различного рода учреждений, из домов после 6 часов вечера в зимнее время, и после 10 часов в летнее, не вывозилось и не выносилось никаких кладей, грузов и вещей.

Заметив в вечернее время и ночью людей, выходящих из домов с узлами или какими-либо другими вещами, постовой обязан был остановить подозрительного носильщика и выяснить, куда тот идет. А получив ответ, последить, в ту ли сторону направился гражданин. Следовало также быстро выяснить, не случилось ли в данном доме кражи. И при наличии таковой немедленно задержать уходящего, при необходимости вызвав на помощь свистком ближайшего милиционера.

Следовало задерживать и тех, кто тайно ночью или днём расклеивал какие-нибудь воззвания без разрешения участкового начальника или комиссариата по печати совдепа.

А ещё милиционеры обязаны были следить за соблюдением графика вывоза нечистот из отхожих мест и помойных ям, что дозволялось делать только ночью – спецтранспорт мог выйти на улицы не ранее десяти часов вечера, а сама очистка начиналась не ранее одиннадцать и продолжалась до пяти-шести утра.

В 1918 году ещё не было Отдела регулирования уличного движения и ГАИ, поэтому контроль за ситуацией на дорогах тоже ложился на плечи постовых. Они должны были наблюдать за тем, чтобы ломовые и легковые извозчики при езде по улицам держались правой стороны, не носились наперегонки или в два ряда, а в местах, где движение стеснено, вообще передвигались только шагом и, наконец, не ездили на невзнузданных лошадях. При нарушении этих правил милиционер должен был потребовать от «водителя кобылы» устранения нарушения, записать регистрационный номер транспортного средства и по смене с поста доложить о нём дежурному помощнику. То же самое следовало делать и в отношении автомобилей, превышавших скорость.

Милиционер не должен был также допускать езды на трамваях с левой стороны и на буферах и подножках.

Кроме того, постовому предписывалось останавливать все гружёные повозки и автомашины, выясняя, откуда и куда следует груз и кто его сопровождает. В случае сомнения в правдивости ответов подозрительная кладь задерживалась и отправлялась в участок для выяснения её происхождения.

Сам милиционер мог бесплатно воспользоваться извозчиком только по служебной надобности – для отправки в участок пьяного или в приёмный покой – внезапно заболевшего, скоропостижно умершего или впавшего в бесчувственное состояние. А также для преследования скрывающегося преступника или другого экипажа. И, наконец, в процессе несения службы в любое время суток милиционер обязан был оказывать содействие представителям других советских организаций – членам совдепов, чекистам, сотрудникам уголовного розыска и прочим коллегам при исполнении теми служебных обязанностей, но предварительно проверив у них документы. Например, заметив, как кто-то проводит обыск в доме, расположенном на территории поста, милиционер обязан был выяснить, кто эти люди, и проверить ордер. В случае отсутствии на таковом отметки о регистрации в участке немедленно сообщить туда о случившемся.

К числу прочих непредвиденных ситуаций, требовавших немедленных и строго определённых действий постового, относился также пожар. Обнаружив таковой и известив о нём ближайшую пожарную часть и своё руководство, милиционер следил, чтобы не расхищалось имущество погорельцев, и не допускал скопления зевак.

При обнаружении умершего человека от постового требовалось оставить тело в том же положении, в каком оно было найдено, и не позволять никому ничего менять. Послав дворника в участок или за врачом, сам милиционер до прибытия кого-либо из командного состава должен был безотлучно находиться при теле. Если же обнаруженный оказывался ещё жив, следовало с ближайшего телефона вызвать карету скорой медицинской помощи.

Заметив на улице павшее животное, милиционер сообщал о нём на утилизационный завод и в ожидании бригады оттуда либо оттаскивал труп в ближайший двор, либо, при отсутствии такой возможности, прикрывал его рогожей.

Наличие на руках у населения большого количества оружия, как зарегистрированного, так и нелегального, обусловило появление в инструкциях ряда пунктов, учитывавших это обстоятельство. Так, заметив подозрительного прохожего, который, по мнению постового, мог быть вооружён, милиционер незаметно сопровождал его до следующих постов, и лишь накопив достаточный численный перевес, мог остановить подозреваемого и проверить у него разрешение на ношение оружия. А при отсутствии такового сопроводить в участок. Задержав кого-либо «по сомнению в личности» или по подозрению в совершении преступления и обнаружив у него револьвер, милиционер немедленно отбирал оружие, даже при наличии разрешения, после чего доставлял задержанного и отобранное оружие в участок.

Что касается самих стражей порядка, то они тоже были вооружены и имели право применять табельные стволы. Но исключительно в случаях, строго регламентированных инструкциями. Делать это разрешалось:

«1. Для защиты самого себя.

Для отражения нападения хотя бы и не вооруженного с целью отбить у стражи препровождаемых или охраняемых на место арестованных, или отнять находящееся у стражи по службе имущество, деньги или бумаги.

Для обороны других лиц от нападения, угрожающего их жизни, когда никакое иное средство защиты не было возможно.

При задержании преступника, когда он будет препятствовать сему насильственными действиями или когда невозможно настичь убегающего преступника.

При преследовании арестанта, бежавшего из тюрьмы или из-под стражи, когда невозможно его настичь, или когда он противится задержанию насильственными действиями. К действию оружием можно приступить после троекратного предупреждения неповинующихся.

О каждом случае употребления в действие оружия, милиционер обязан при первой возможности доложить дежурному помощнику».

За прошедшие сто лет этот порядок мало изменился.

Наряду с постовыми, в состав наряда входили и так называемые резервные милиционеры, то есть те, которые находились при участке в состоянии постоянной готовности. Отлучаться из расположения они могли только с разрешения дежурного младшего помощника. Личный состав резерва не имел права не только спать, но даже лежать. А бодрствуя, он должен был быть вооружённым и при первой тревоге немедленно выйти в коридор, выстроиться для подсчёта и затем поступить в полное распоряжение дежурного помощника. В этом случае, кроме шашек и револьверов, милиционеры получали винтовки с пятью патронами к каждой. Одной из задач резерва была охрана помещения самого участка, к чему, с учётом неспокойного времени, относились очень серьёзно. Днём специальный дежурный постоянно находился у входной двери, открыть которую он имел право только после того, как к ней по его свистку собирался резерв. Всех посетителей он останавливал и подробно расспрашивал, кто, куда и к кому идёт. Ещё один пост выставлялся с шести часов вечера до шести утра у входа снаружи. Дежуривший на нём милиционер чутко прислушивался к происходящему вокруг и в случае тревожного сигнала (два громких, отрывистых свистка), раздавшегося где-либо на участке, он немедленно поднимал тревогу.

Кроме помещения части, резерв охранял и находившихся там арестованных, для чего возле камер выставлялся отдельный часовой, менявшийся каждые восемь часов. Он должен был точно знать общее количество арестантов, где каждый из них находится – в камере, на допросе, в уборной и так далее и регулярно проверять наличие «спецконтингента», выпуская таковой по нужде только в своём присутствии и не более как на пять минут каждого.

Перед тем, как поместить в камеру очередного задержанного, часовой обязан был его тщательно обыскать, изъяв все имевшиеся у того вещи: нож, деньги более 2 руб., оружие, письменные принадлежности и т. д. В случае, если у обитателей камеры что-то подобное позже находили, караульный подвергался дисциплинарному взысканию. Ему также категорически запрещалось общаться с узниками, а тем более передавать что-либо им или от них. За подобное он мог попасть под суд наравне с начальством – дежурным десятником, его помощником и даже заведующим участком.

В обязанности резерва входило и конвоирование арестованных в различные учреждения. При этом на каждого подконвойного полагалось не менее одного милиционера. К месту назначения следовало идти по краю мостовой у тротуара сзади арестованных. Строго запрещаться садиться с ними в трамвай, отпускать от себя дальше чем на два шага, заходить в магазины, чайные, на квартиры и т. п., передавать что-либо прохожим, разговаривать с ним или обмениваться знаками, опускать письма в почтовые ящики. Из числа резервных не реже пяти раз в сутки назначались контрольные патрули по участку числом не менее трёх человек в каждом. Во время патрулирования они проверяли постовых, разгоняли проституток, наблюдали за чистотой улиц, следили за соблюдением правил дорожного движения легковыми и ломовыми извозчиками, а также водителями автомобилей. Последние не должны были разгоняться быстрее 30 вёрст в час, держаться правой стороны и давать гудки, притормаживая на перекрёстках. В случае необходимости патруль мог остановить автомобиль для поверки пропуска. Если водитель «самобеглого экипажа» по требованию патруля не останавливался, то обстреливать его за это не следовало. Надо было лишь записать номер автомобиля и направление, в котором тот скрылся, чтобы потом доложить дежурному.

Вообще самовольная стрельба сотрудников рассматривалась как провокация и наказывалась в уголовном порядке. Поэтому команда «пли» могла быть отдана патрулю лишь в строго определённых случаях:

«а). Когда грабители, будучи окружены, стреляют в милиционеров;

б). не складывают добровольно оружия и не подходят по требованию по одиночке;

в). когда стараются скрыться с места преступления, и, наконец,

г). когда явный преступник оказывает сопротивление вообще».

При этом, будучи арестованным, он не должен был «подвергаться никаким истязаниям, побоям и насилию».

В задачу резерва входила, как бы сейчас сказали, силовая поддержка при обысках и арестах. В таких случаях милиционеры должны были выполнять приказания сотрудника, ответственного за обыск, без всякого обсуждения и промедления. Но сами при этом ничего и никого обыскивать не имели права, также как и вмешиваться в разговоры командного состава, должны были оставаться вежливыми с окружающими и не собирать вокруг себя любопытствующих и не давать им никаких сведений.

Отдельная инструкция регламентировала порядок задержаний, обысков и арестов. Последние имел право проводить в пределах своего района начальник соответствующего милицейского подразделения. Что касается задержаний и приводов, то их могли осуществлять помощники начальников, сотрудники милиции, а также чины уголовного розыска в строго определённых случаях:

«а). когда подозреваемый застигнут при совершении преступления или тотчас после его совершения;

б). когда потерпевшие от преступления или очевидцы укажут прямо на подозреваемое лицо;

в). когда на подозреваемом или в его жилище будут найдены явные следы преступления;

г). когда вещи, служащие доказательством преступного деяния, принадлежат подозрительному лицу или оказались при нем;

д). когда он сделал покушение на побег или пойман во время или после побега;

е). когда не имеет постоянного места жительства или оседлости».

Интересно, что все перечисленные основания к задержанию дошли до наших дней практически не изменившись (См. ст. 91 УПК РФ).

Задержанные взрослые должны были содержаться отдельно от малолетних, а мужчины – отдельно от женщин. Если в участке не было соответствующих помещений, то арестованные препровождались в ближайшее место заключения, где имелись свободные

места. При этом содержание малолетних обвиняемых под стражей допускалось лишь в тех случаях, когда невозможно было отдать их под надзор родителей или лиц, их заменяющих…

Все эти инструкции, вышедшие из-под пера инструктора Главного управления РКМ НКВД П. Я. Салина (ГАУО. Ф. Р-2719. Оп. 1. Д. 2. Л. 68) были, по существу, не очень глубокой переработкой нормативных актов дореволюционного времени.

(продолжение следует)

Темы: Происшествия

Поделиться в социальных сетях