«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 8. Ответный удар. Глава 7 / 30 Сентября 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Молодой человек солгал: у него не было ни патронов, ни склада, где они могли бы лежать, ни ключа, которым можно было бы склад отпереть. У него не было даже вещмешка. В Тереньгу он вошёл в выцветшей, истёртой шинели и засаленных солдатских галифе. Ноги были в грубых кирзовых ботинках.

Вскоре неизвестный уже стучался в дверь кабинета председателя волисполкома.

– Вам кого? – спросил его секретарь, сидевший за столом рядом с дверью. – Зачем вам к председателю? По какому делу?

– По личному, – сухо сказал посетитель, не оглядываясь на секретаря и просовывая голову в дверную щель. – К вам можно?

И не дожидаясь ответа, приблизился к письменному столу.

– Здравствуйте. Вы меня не узнаёте?..

Не берусь судить, так ли на самом деле появился в селе крестьянин Тульской губернии Крапивинского уезда Должанской волости Сергей Фомич Крюков. Однако все его дальнейшие действия оказались совершенно в духе незабвенного сына турецкоподданного товарища Бендера.

Но вернёмся в кабинет председателя Тереньгульского волостного совета Василия Афанасьевича Косарева. Лицо нежданного посетителя показалось ему смутно знакомым. Где-то он его уже видел.

Причём совсем недавно. Ну, конечно! Как же он мог забыть! Когда в конце лета бойцы Первого Пензенского Советского полка, выбив беляков из Тереньги, остановились в селе немного передохнуть, вокруг военного коменданта товарища Кашигина всё время крутился этот вот красноармеец. Да не просто крутился, а выполнял комендантские поручения, и иногда даже действовал от его имени. Постепенно бойкого мужичка за глаза, а то и в глаза стали звать заместителем коменданта, против чего тот нисколько не возражал. Потом войска, а вместе с ними и комендатура, ушли дальше, на юг, освобождать Сызрань. Времени с тех пор прошло совсем немного, и вот этот прыткий красноармеец объявился снова.

– Я ваш новый комендант, – отрекомендовался он. – Моя фамилия Крюков.

И хотя никаких бумаг и прочих мандатов новоявленный представитель военных властей не предъявил, в его полномочиях Косарев нисколько не усомнился, так как «верил, что он есть действительно Комендант и поставлен таковым Высшею Советскую властью».

Встав на постой к местному жителю Дмитрию Вагину, новый комендант приступил к исполнению своих обязанностей, как он сам позже говорил, по «устрашению крестьян» и прочего контрреволюционного «элемента» с помощью вооружённой силы. В качестве таковой оказались шестеро конных красноармейцев первого Симбирского пехотного полка, возвращавшихся из отпуска на фронт. Фамилии троих известны: Ефим Красильников, Степан Спиридонов и ординарец первого батальона того же полка Иван Константинович Антонов. Имена и фамилии остальных бойцов в материалах дела, к сожалению, отсутствуют.

Едва красноармейцы вошли в Тереньгу, как комендант железной рукою подчинил их себе и принялся использовать, что называется, на полную катушку, кстати, поставив весь небольшой гарнизон на полное денежное довольствие, для чего из волостной казны Крюков получил 600 руб. наличными.

«Деньги мною были выданы потому, что я не имел никаких волнений о его служебном положении, т. е. я верил, что он действительно есть комендант», – оправдывался потом председатель волисполкома Косырев. И, видимо, для того, чтобы оправдания выглядели более убедительно, мол, не я один поверил, он рассказал такую историю: «Во время вступления в пределы Тереньгульской волости красной Армии, из дома местного жителя Николая Ивановича Маринина на хуторе при селе Тереньге было похищено движимое имущество. В одно время я ездил в с. Федькино с комендантом Крюковым и по пути заезжал на хутор Маринина, куда надо было быть коменданту по поводу хищения имущества. Здесь мы встретились с приехавшими вскоре после нашего приезда двумя лицами из Симбирска. Эти два человека и комендант проверили друг у друга документы, и я сидевший в стороне, видел, как комендант вытащил какую-то бумагу, видимо, документ, и после чего лица из Симбирска и комендант вступили в разговоры. Кто такие были эти лица из Симбирска, я сказать не могу. Справку об этих лицах может дать Александр Васильевич Евсеев, секретарь местного Совета». Однако тот заявил, что никаких «прибывших из Симбирска лиц» он не помнит, а все дела с комендантом вёл исключительно Косарев, вот он пусть и рассказывает. Кстати, именно Косарев вместе с небольшим «комендантским» отрядом самолично мотался по окрестным сёлам, собирая налоги с крестьян.

Из показаний Председателя Тумкинского сельского совета Афанасия Никитича Евстифеева: «У нас в Тумкине красноармейцами были проведены обыски и у некоторых граждан отбирали имущество. Отобранное везли на мельницу к Маринину». Тому самому, которого якобы обокрали. И вот теперь новый комендант будто восполнял этот урон. Впрочем, если он это и делал, то весьма своеобразно: забрав у Маринина муку, обещал заплатить, но, видимо, за делами как-то забыл.

Кстати, о муке. По распоряжению Крюкова и на основании собственноручно подписанного им мандата председатель волисполкома получил в Земельном Комитете 500 пудов хлеба «взаимообразно, для нужд волостного совета». Опять же по указанию коменданта полученное было «распределено за деньги», проще говоря, распродано: «Учителям и учительницам – 147 пуд. Народному Судье и Начальнику Милиции – 38 пуд. Жителю Вагину – 20 пуд. Оставшийся хлеб выдан служащим при Волостном Совдепе в счет жалования».

Как видно из приведённого отрывка, в правомочности действий коменданта и его полномочиях не усомнились даже руководители местных «правоохранительных» органов. Мы не знаем, почём продавался хлеб ответственным товарищам, а вот с Вагина, у которого он квартировал, Крюков взял 290 руб., то есть по 17.60 за пуд. Куда пошли деньги, вырученные от продажи общественного хлеба, также неизвестно. Однако можно предположить, что они всё же попали в кассу волостного совдепа, поскольку в своих показаниях Косырев уточняет: деньги, полученные с Вагина, комендант взял себе. Остальные, выходит, не присвоил? Всё тому же Вагину за 400 руб. он продал общественный дом, получив ровно половину в виде задатка, а его сыну, Вагину Петру Дмитриевичу, уступил лошадь – «серую матку за четыреста рублей, деньги уплатил ему сполна за лошадь, получил от него расписку».

Неизвестно сколь долго длилась бы революционно-коммерческая деятельность коменданта Крюкова, если бы не случай. Возвращаясь после ранения из Самары в Симбирск, бывший комендант Тереньги Дмитрий Ефимович Кашигин встретил в Сенгилее председателя Тумкинского сельсовета Евстифеева, который и поведал ему о преемнике. Рассказ настолько заинтересовал Кашигина, что он решил сделать крюк и заехать в Тереньгу. Видимо, встреча однополчан получилась не очень радостной. В «коменданте» Кашигин узнал своего бывшего подчинённого – бойца команды пеших разведчиков первого Пензенского Советского полка Серёгу Крюкова. Тот, разумеется, тоже узнал бывшего начальника, однако не смутился и на вопрос «Какого чёрта ты тут делаешь?» заявил, что назначен на должность лично губернским комиссаром внутренних дел. Правда, никакого документа при этом не показал.

Уже 24 октября в Тереньгу приехал заведующий Сенгилеевским уездным отделом юстиции Сильнов. И началось дознание по всей революционной форме, в ходе которого, кроме уже описанных коммерческих начинаний бывшего пешего разведчика Крюкова, выяснился ещё ряд любопытных фактов. Так, например, под обещание освободить из-под замка одного из арестованных сельчан «комендант» содрал с него 500 руб. «контрибуции», но обещания не выполнил.

Что же касается лошади, проданной Крюковым Петру Вагину, то её, как оказалось, предприимчивый красноармеец конфисковал у... одного тех шестерых бойцов, которых он перехватил по дороге на фронт и самочинно подчинил себе.

В деле сохранилось удостоверение, подписанное командиром эскадрона первого Симбирского пехотного полка. В документе, напечатанном на машинке на листочке в голубую линейку, сказано: «Дано сие ГР. ЕФИМУ КРАСИЛЬНИКОВУ в том, что ему действительно дана лошать, матка гнядой масти, грива на правую сторону 4х летняя.

Что потписую и приложением печати удостоверяется. Командир эскадрона». Подпись, к сожалению, не разборчива. Выяснилось также, что деньги, вырученные от всей этой рабоче-крестьянской негоции, оказавшийся при власти красноармеец «употреблял на увеселительные вечера, требующие громадные затраты», что неудивительно, поскольку в Тереньге Крюков «жил шикарно, справлял балы и приглашал по 60–70 человек. Такие балы может давать только человек, имеющий достаточный капитал», – заявил дознавателю тот самый Пётр Вагин, которому Крюков продал казённую лошадь с гривой на правую сторону.

Самозваного коменданта арестовали 27 октября и поместили в Сенгилеевскую уездную тюрьму. При обыске у него нашли 522 руб. 50 коп. Так что «капитал» ещё был. Остались ли эти деньги от уже вменённых Крюкову «эпизодов» или он «заработал» их где-то ещё, неизвестно. Во всяком случае, копать дальше следствие не стало. Как написал в протоколе к тому времени уже «Помощник Комиссара с. Тереньги по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» товарищ Кашигин «если все показания занести сюда, то нужно годичное вести дознание. В Тереньге и окрестностях Тереньги».

К тому же «Заведывающ. Отделом Юстиции» Сильнов констатировал: «остальные свидетели за неявкою к допросу остались неопрошенными». Ну, и не надо. И без них ясно, что Крюков, «оказавшийся самозванцем, вел себя не как комендант, а как самый последний хулиган, на каждом часу подрывая Советскую власть». Тем более, что арестованный ничего не отрицал и во всём сознался. Вернее, почти во всём: в протоколе его допроса нет ни слова о том, на что он тратил «заработанное».

11 ноября 1918 года дело было направлено в Сенгилеевскую уездную ЧК и уже через три дня, 14 ноября, состоялось её постановление. Написанное от руки на обороте протокола допроса обвиняемого, оно гласило: «гражданина Сергея Крюкова как самозванца Коменданта, подрывавшего своими действиями Советскую власть, разстрелять и опубликовать в газетах». Правда, позже, текст отпечатали на машинке. Видимо, чтобы отправить на утверждение в Симбирск.

Симбирская ЧК сочла решение Сенгилеевских коллег «ПРАВИЛЬНЫМ и подлежащим удовлетворению», о чём и вынесла 16 ноября соответствующее постановление за подписями председателя Симбирской губернской чрезвычайной комиссии Левина, а также сотрудника Полякова.

Сведений о том, где и когда приговор был приведён в исполнение и был ли приведён вообще, в деле нет. Кстати, товарищ Бендер тоже плохо кончил (АУМВДУО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 2994).