Село Крестниково

Вырос я в семье потомственных учителей. Первое село из моих детских воспоминаний это село Крестниково Цильнинского района, в котором мы жили в 1925-27 годы в квартире для учителей при самой школе. Школа располагалась на большой церковной площади. Кроме самой церкви в моей памяти осталась груда брёвен, метрах в ста от школы, и река Бирюч, на берегу которой в некотором отдалении и располагалась школа. Школа деревянная по типовому строению того времени, с печным отоплением. Одну из печей почему-то топили соломой, что для нас, ребят, доставляло большое удовольствие.

Брёвна около школы были местом сбора молодёжи по вечерам. Играли на гармошке, балалайках и хорошо пели. Нас, ребят, принимали весело и радостно. Эти посиделки для нас кончались после того, как на руках девчат засыпал мой младший брат, и девушки со смехом относили его к нам домой в школу.

Большое впечатление у меня оставили воспоминания, связанные с церковью. Священник этой церкви питал ко мне симпатию и летом брал меня с собой в этот храм. Тишина, прохлада и какое-то величие этого храма охватывали мою душу необъяснимой возвышенной одухотворённостью.

Крестниково в те годы было большим и богатым селом, утопающем в садах. Отец на зиму как-то купил целую телегу антоновских яблок, запах которых надолго укоренился в наших комнатах.

Летом мы уезжали в гости к бабушке с дедушкой в село Теньковку. Ехали на лошади в телеге дня два. Эти поездки незабываемы из-за обилия впечатлений – поля, перелески, бездонное голубое небо и тишина, которую нарушают только скрип колёс телеги, похрапывание лошади и голоса птиц, особенно жаворонков, а кругом поля и поля, на которых созревают хлеба. И так хорошо на душе!

Село Кезьмино

В 1927 году отец получил назначение на работу в село Кезьмино Сурского района. Ехали туда также на лошадях, но уже осенью. Те же перелески, те же поля, но уже какие-то бездоленные после убранного урожая и серое, холодное осеннее небо. Часто моросит дождь, и грязь на дорогах непролазная.

Наконец-то добрались до Кезьмина. Большое село, в котором были спиртзавод, ветряная и водяная мельницы, две кузницы, начальная и средняя школы, медпункт и церковь. Средняя школа помещалась в большом доме бывшего владельца суконной фабрики, которую мужички в пьяном революционном угаре сожгли и разобрали на кирпичи. Из этих кирпичей наделали землянок, в которых летом хранили своё добро, опасаясь частых пожаров.

Землянки понастроили, а работы на фабрике лишились, как лишились и основного покупателя овечьей шерсти, а овец содержали много. Вот и завидовали языковским рабочим, которые в эти шальные годы не позволили шалопаям разорить свою Языковскую фабрику.

Были в Кезьмино два магазина – кооперативный и частный, а также клуб. В клубе была самодеятельность, в которой самое активное участие принимала местная интеллигенция. Ставили спектакли, концерты и на этих представлениях всегда было много народа. Сельская интеллигенция тогда действительно несла культуру в народ.

Начальная школа помещалась в типовом деревянном здании. Класс был один, и в нём учились в одну смену не менее 50 человек учеников, причём младшие ученики сидели на передних партах, а на задних размещались вполне оформившиеся парни и девчата. И несмотря на то, что занятия вела одна молодая и хрупкая учительница, дисциплина в классе была отменная.

Летом, в уборочную пору, даже нас – младших учеников – привлекали на уборочные работы: мы жали серпами хлеб. И жарко, и тяжело, но было увлечение совместной и нужной работой. Мне странно слышать в настоящее время о безработице в деревне. В те годы работа была у всех, даже у детей. Почти в каждом доме были маслобойки, на которых работала в основном ребятня, были ткацкие станки, на которых изготавливали ткань из конопляных нитей, а конопли сажали много. Семена конопли шли на приготовление пищи, в том числе превосходного конопляного масла, а из стеблей делали нити, из которых и ткали полотно.

В банях валяли валенки и полотно для чапанов. Чапан – зимняя одежда с башлыком, тёплая и удобная. И, конечно, основная работа – это уход за живностью и домашним хозяйством. Многие считают причиной развала села непродуманную коллективизацию, да, пожалуй, это и верно, – ведь наиболее умное и работящее крестьянство раскулачивали и ссылали в Сибирь или Заполярье, а остальных принуждали идти в колхозы, во главе которых зачастую ставили лентяев и болтунов. А идея коллективизации в своей основе верна, чему подтверждением может быть наличие в дореволюционной России около двадцати тысяч самостоятельно созданных и работоспособных коллективных хозяйств, о чем пишет в своих трудах талантливый ученый Докучаев.

Если начальное образование молодёжь села получала в деревянной школе, то в каменном прекрасном доме, фотографию которого опубликовал журнал «Мономах» № 4 за 2005 год, была неполная средняя школа с педагогическим уклоном.

Здание школы окружал громадный сад с различными фруктовыми и ягодными деревьями и кустами. Часть площади перед школой была отведена для занятий спортом. Тут были и волейбольная площадка, турнир, гигантские шаги и место для бега и прыжков. В самом же здании были хорошо оборудованные для занятий кабинеты. Так, например, такого оснащения кабинета химии преподаватель больше не встречал ни в Мелекессе, ни в Ульяновске. И всё это в 1927 году, после страшнейшей разрухи в стране!

Хлеб в то время пекли сами, и в это время запах печёного хлеба ощущался не только в доме, но и снаружи, поэтому, когда шли по улице, сразу знали, где пекут хлеб. И ни о какой безработице не было речи, а было в своей основе трудолюбивое крестьянство, которое кормило страну.

Город Мелекесс

В январе 1931 г. по семейным обстоятельствам меня отправили в город Мелекесс. На вокзале встретили и повезли на извозчике домой. Первое впечатление о Мелекессе – большая деревня. Дорогу окружают в основном деревянные одноэтажные дома, а кругом леса и огромные сугробы снега. И всё-таки это был город.

Здесь работали крупные мельницы, текстильный комбинат, два литейных небольших завода, электростанция, железнодорожный вокзал со всеми службами, пивоваренный завод, три хлебопекарни, больница, поликлиника, банк, почта, кинотеатр, три церкви и несколько клубов при промышленных предприятиях, в которых также был кинопрокат, библиотеки. Особенно запомнился Дом пионеров с его кружками – драматическим, духового оркестра, фото- и модельным – и все они работали.

Не хочу превозносить те годы, в которых были и нищие, и страшный произвол, – просто страна жила отголоском прошлого, лучшие стороны которого она ещё сохранила. Немаловажно и то, что люди в какой-то мере придерживались основ религий, неважно каких – христианской, мусульманской или иудейской, но в основе всех этих религий были заложены добро, человеколюбие и нравственность.

Мелекесс можно было назвать детищем купца и промышленника Маркова. Куда ни посмотришь – Марковы мельницы, Марков пруд, Маркова баня и т.д. Всего в Мелекессе было три пруда – Трёхсосенский, Марков и Молоканский, и при всех были какие-то промышленные предприятия, а также парки, в которых вечерами играли духовые оркестры и танцевала молодёжь.

Невозможно забыть летние вечера в Мелекессе – тишина, и только доносятся звуки всех оркестров, а потом война, и ушли мы – недотанцевавшие мальчишки – защищать Родину, а вернулись единицы, которые до конца выполнили свой долг, но вернулись искалеченные, излишне повзрослевшие или как поётся в одной песне: «Хоть я молод годами, А душе моей тысяча лет».

Вот с этим и доживали свою жизнь, кто как мог, но уже без молодости, которую у нас отняла война.

Борис Петров

Фото из архива автора

«Мономах», 2017 г., №2(49)