Александр Николаевич Блохинцев, замечательный ульяновский исследователь-краевед, многолетний борец за культурное наследие нашего региона, стоявший у истоков Ульяновского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, глубоко прорабатывал тему симбирян-участников движения декабристов. В советское время это был правильный повод привлечь внимание властей и общества к делу сохранения памяти о дореволюционном прошлом.

Декабристскую тему Александр Николаевич особым образом раскручивал, обращаясь к истории села Ундоры, этой истинной «жемчужины» Симбирского-Ульяновского края: здесь жил декабрист Василий Петрович Ивашев. И не только — летом 1845 года у ивашевской родни гостил Николай Романович Цебриков (1800–1866), бывший поручик Лейб-гвардии Финляндского полка, которого Блохинцев также причислял к сонму декабристов-симбирян.

Если иметь ввиду некоторую трагикомичность связанных с нашими декабристами сюжетов — Ивашев и Завалишин находились в момент бунта в Симбирске, Башмаков оказался в бунтовщиках поневоле, а Анненков находился в рядах правительственных войск и прямо подавлял восстание — то, Николай Цебриков, точно, «наш».

Каре декабристов на Сенатской площади отражает атаку правительственной кавалерии:

В организации заговорщиков он не состоял. В роковое утро 14 декабря 1825 года на Сенатской площади оказался случайно. Его батальон квартировал за городом, и в Петербург гвардии поручик Цебриков приехал, чтобы показаться врачу, а ещё зайти в библиотеку, взять на почитать пару номеров набиравшей популярность газеты «Северная пчела».

Заметив толпу и выдвигавшиеся куда-то войска, будучи человеком любопытным и непосредственным, Цебриков кинулся в самую гущу событий — и скоро понял, что события эти чреваты последствиями. Он увидел подходившую к Сенатской площади колонну Гвардейского экипажа, особой воинской части, предназначенной для комплектования и обслуживания придворных яхт и гребных судов, и во главе её, со знаменем, своего младшего брата Александра!

«Карбонарии! Куды вы прёте! — там кавалерия!» — закричал, будто, Николай Цебриков, желая образумить бунтовщиков, и попытался вырвать из рук брата Александра знамя — тот, разумеется, знамя не отдал. Невольным свидетелем эпизода сделался император Николай I. Может показаться парадоксом, но государь положительным образом оценил усилия декабриста Александра Цебрикова отстоять флаг, а не усилия невесть откуда взявшегося Николая Цебрикова флаг вырвать. Новый император во всём ценил порядок и следование воинским уставам.

Слово «карбонарий» в России XIX века было ругательным — бандит, опасный вольнодумец. Карбонариями (уголбщиками) называли итальянских повстанцев, боровшихся за установление в Италии республиканского режима: в обряд посвящения в это движение входило приготовление древесного угля, откуда и пошло несколько странное имя.

Про карбонариев знали не все. Нижние чины Гвардейского экипажа показали — так им показалось — что поручик Цебриков кричал: «В каре против кавалерии». И, так как декабристы, действительно, составили каре и дважды успешно отразили кавалерийские атаки, то Цебриков, поначалу, показался властям, едва, не руководителем восстания — по меньшей мере, в Петропавловской крепости Цебриков содержался вместе с Павлом Пестелем и Петром Каховским, приговорёнными к повешению как главные руководители бунта.

Впрочем, закончилось всё сравнительно благополучно, и Николай Цебриков был «всего лишь» разжалован в солдаты — его младший брат-знаменосец, вообще, избежал репрессий и дослужился до адмирала; говорили, что и Николай Романович мог отделаться ещё легче, но подвёл пылкий характер. Не сошёлся характером рядовой Цебриков со своим командиром в Оренбурге, куда попал на службу, и спасением стал перевод на Кавказ в конце 1826 года.

Бывший дом Карповых, в котором в 1826 году гостил Николай Цебриков. Фото 1983 года:

К новому месту службы Цебриков ехал в сопровождении жандарма через Казань и Симбирск. В нашем городе жили два его старых приятеля, однокашники Алексей и Николай Карповы, брат которых Петр Карпов командовал Симбирским губернским батальоном, подразделением внутренних войск, в том числе, охранявшем места заключения.

Часто случалось, что от государственных преступников старые друзья и даже родственники шарахались, как черти от ладана, но не от Цебрикова в Симбирске! «Симбирск, по замешанным лицам этого города, сочувствовал нашему несчастью», — вспоминал Николай Романович.

Нет, общество не манкировало своим либерализмом, оно расчётливо действовало через дам, их нельзя было уволить со службы — и им нельзя было отказать. Дамы, через супругу, упросили Петра Карпова освидетельствовать состояние здоровья и задержать на неделю ради болезни — декабрист, действительно, страдал от нарывов. Лечился он не в тюрьме, а в доме у Карповых, выходившем на Соборную площадь. Дамы даже пытались зазвать Цебрикова на бал, но Николай Романович благоразумно отказался, не желая подставлять своих гостеприимцев.

Взятие крепости Ахалцих в августе 1828 года, в котором участвовал Николай Цебриков:

9 августа 1828 года рядовой Цебриков особо отличился во время Русско-турецкой войны (1828–1829 годов), в битве при крепости Ахалцих, что в современной Грузии. Над полем битвы страшнейшая гроза, хлестал ливень, порох отсырел, и сражение шло врукопашную. За бой Николай Романович был представлен к Георгиевскому кресту — и получил его.

В 1838 году Цебриков был представлен к первому офицерскому чину прапорщика, а в 1840 году вышел в отставку и смог беспрепятственно вернуться в центральную Россию. В 1841–1843 годах он служил управляющим имениями в Тамбовской губернии — и, видимо, в симбирские пределы Николая Романовича также привёл поиск места. Его приветил симбирский помещик отставной генерал Андрей Егорович Головинский, приходившийся дядей декабристу Василию Ивашеву.

Между дядей и племянником было всего два года разницы, и Головинский был незаконнорожденным сыном симбирского губернатора Александра Толстого, которому Ивашев приходился внуком: в детстве Головинский и Ивашев воспитывались как братья. Теперь же в родовом имении Ивашевка, в Сызранском уезде, генерал Головинский воспитывал сына декабриста, своего внучатого племянника Петра, по воле императора Николая I вынужденного расплачиваться за отцовские «грехи»: мальчик не имел права даже на дворянскую фамилию, числясь в «податном сословии», тем более, на родовые капиталы.

Декабрист Николай Цебриков в старости. На сюртуке виде Георгиевский крест, полученный за сражение под Ахалцихом:

Николай Романович поражал тех, кто встречался с ним в Ивашевке — он был великолепным рассказчиком, в лицах живописавшем свою юность, военную службу, встречи с интересными людьми. Но особым чувством загорались глаза 45-летнего «старика», когда он повествовал о событиях 14 декабря 1825 года, дне который резко переменил всю его жизнь. Жизнь, вопреки всему, прожитую ярко и достойно.

Обсудить новость можно в нашем телеграм-канале 73online

Иван СИВОПЛЯС, научный сотрудник Музея-заповедника «Родина В. И. Ленина»