«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 10. Глава 6. Уголовный розыск / 5 Октября 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

При отступлении белых из города было полностью уничтожено Симбирское уголовно-розыскное бюро, которое сгорело дотла со всеми фотоальбомами, дактилоскопическими оттисками, регистрационными книгами, фотографическими аппаратами и прочим инвентарём. Большинство агентов и служащих, опасаясь мести со стороны «крестников», скрылись. На службе остались лишь четверо: сыскной надзиратель, делопроизводитель, машинистка и сторож, который был жестоко избит поджигателями и получил огнестрельную рану (ГАУО. Ф Р-200. Оп 4с. Д. 1. Л. 137–223 об.) С возвращением в город советской власти Бюро пришлось создавать фактически заново. В том числе и набирать сотрудников, поскольку прежние сыщики на службу больше не явились. А вновь принятые не имели ни малейшего опыта.

Тем не менее, сыскное отделение было сформировано. И хотя штат укомплектовали не полностью, а агенты даже не имели оружия, работа всё-таки началась: преступников разыскивали и задерживали практически ежедневно, в том числе и под шумок разбежавшихся (ГАУО. Ф Р-200. Оп 4с. Д. 1. Л. 137–223 об.)

5 октября 1918 года НКВД Республики утвердил Инструкцию о создании при Главном управлении милиции Центрального управления уголовного розыска – Центророзыска. Его отделения учреждались при всех губернских и городских управлениях милиции в городах с населением не менее 40–50 тысяч человек «для охраны революционного порядка путем негласного расследования преступлений уголовного характера и борьбы с бандитизмом» (Мулакаев, Р. С., Скилягин, А. Т. История советской милиции. С. 5, 6).

Количество сотрудников в каждом таком подразделении определялось начальником губернского отделения УР с учётом численности населения, «размером преступности и другими обстоятельствами». Затем штатное расписание согласовывалось с заведующим губернским отделом Управления и передавалось на окончательное утверждение в НКВД (Об организации Советской Рабоче-Крестьянской Милиции (Инструкция) : Постановление Народных Комиссариатов по Внутренним Делам и Юстиции // Исторические материалы : сайт. URL: http://istmat.info/node/31605 (дата обращения: 06.01.2022)). Для Симбирска штат утвердили в количестве 40 человек: начальника УР и его помощника, трёх инспекторов и шестерых субинспекторов (то есть их помощников), стольких же сотрудников первого разряда и двенадцати – второго. Штат предусматривал также наличие секретаря, регистратора, фотографа-дактилоскописта, заведующего архивом, заведующего арестантским помещением, журналиста, то есть сотрудника, ведущего различные журналы учёта, двух делопроизводителей, стольких же машинисток первого и второго разряда соответственно и двух курьеров-посыльных. Штаты подразделений УР уездных городов были скромнее и включали начальника, по два инспектора и субинспектора, а также четырёх младших сотрудников, при этом размер их денежного содержания не указывался.

Что же касается Симбирского городского отделения, то оклад начальника здесь составлял 625 руб. в месяц. Его помощник получал на 50 руб. меньше. При этом секретарю полагалось 600 руб., а двум делопроизводителям – по 500, то есть больше, чем даже сотрудникам первого разряда, которым причиталось по 450 руб. Меньше всего получали курьеры – по 300 руб., то есть столько же, сколько выделялось в месяц на канцелярские расходы. Ещё 200 разрешалось тратить на обмундирование и вооружение личного состава. По 1000 руб. отводилось на суточные, путевые и непредвиденные расходы. 100 руб. можно было употребить на рассылку писем и телеграмм, 200 – на найм помещения, а также его отопление и освещение. Самыми же большими оказались сыскные расходы и фотография. Они обходились отделению по 2000 руб. в месяц.

Это штатное расписание начальнику губернской милиции представил приехавший в середине октября в Симбирск упоминавшийся уже инспектор Главного управления милиции НКВД П. Я. Салин, который предложил также «по мере возможностей снабдить отдел мотоциклетом», «так как скорое передвижение для раскрытия преступлений является важнейшим фактором» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 27. Л. 12, 13 об.)

Процесс назначения руководителей УР при городских и губернских управлениях милиции был многоступенчатым. Сначала начальник милиции вносил представление на кандидата в отдел управления губисполкома, а тот в случае согласия направлял его на утверждение в НКВД (ГАУО. Ф. Р-2632. Оп. 1. Д. 5. Л. 7, 8), где собственно, и проходило окончательное назначение. Чтобы успешно пройти все эти стадии, будущий главный сыщик должен был обладать соответствующей подготовкой и, главное, быть преданным советской власти, интересам рабочего класса и беднейшего крестьянства. Подтверждалась такая преданность рекомендациями от социалистических партий, стоящих на платформе советской власти, от профессиональных союзов и от местных совдепов (Об организации Советской Рабоче-Крестьянской Милиции (Инструкция) : Постановление Народных Комиссариатов по Внутренним Делам и Юстиции // Исторические материалы : сайт. URL: http://istmat.info/node/31605 (дата обращения: 06.01.2022)). Вставший во главе «уголовной милиции» Симбирска товарищ Рауткин (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 31, 80) большинству этих критериев соответствовал – он был одним из организаторов симбирского милицейского профсоюза, возникшего весной 1918 года, а когда в июле белые вошли в город, будущий начальник УР угодил им в руки, но сумел бежать (Провинциал в великой российской революции. Ульяновск, 2017).

Кроме предложений по комплектованию штатов, губернские отделения УР руководили уголовно-розыскной деятельностью в губернии, издавали на этот счёт приказы, указания, распоряжение и разъяснения, осуществляли надзор за работой розыскных подразделений, проводили их ревизии. Ну и, конечно же, боролись с бандитизмом, кражами, грабежами и прочими преступными явлениями в пределах губернии. Тем же самым – борьбой с преступностью, но в пределах города или уезда – занимались соответственно городские (уездные и посадские) отделения уголовного розыска (ГАУО. Ф. Р-2632. Оп. 1. Д. 5. Л. 7, 8).

Примечательно, что особым пунктом инструкция оговаривала право сотрудников на бесплатное посещение мест скопления публики, как то: театров, цирков, кинематографов и прочих учреждений. Но для этого они должны были иметь особое на то удостоверение за подписью даже не начальника милиции, а самого заведующего отделом управления.

В октябре 1918 года Симбирское бюро уголовного розыска было реорганизовано в соответствии с требованиями новой Инструкции и стало назваться Симбирское губернское отделение уголовного розыска (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322). Одновременно в Сызрани открылось и начало действовать Сызранское уездное отделение УР. Что касается остальных уездных розыскных подразделений, то они на тот момент находились в процессе организации, которая тормозилась задержкой необходимых кредитов из Москвы.

Для руководства деятельностью уездных структур вся территория губернии разбивалась на три зоны оперативного обслуживания. Симбирское отделение охватывало своим вниманием Симбирск, Симбирский, Карсунский и Буинский уезды. Сызранское – Сызрань, Сызранский и Сенгилеевский. Алатырское – Алатырь, Алатырский, Ардатовский и Курмышский. На губернское ОУР возлагались функции информирования и управления всей деятельностью перечисленных подразделений (ЦГАОР. Ф. 393. Оп. 3. Д. 357. Л. 251–257), а также регулярные отчёты перед НКВД. Для этого «в целях наглядного представления о Вашей работе» ему вменялось «в непременную обязанность впредь на каждый отчетный месяц составлять диаграммы, хотя бы и не красочные, и копию таковых присылать в Центророзыск не позднее 10 числа следующего месяца» (ГАУО. Ф. Р-2632. Оп. 1. Д. 5. Л. 16). Кроме того, оно должно было участвовать в формировании оперативных учётов, ежемесячно высылая в Главное управление советской рабоче-крестьянской милиции «фотографические карточки всех без исключения снятых преступников в 3 экземплярах». К фото надлежало приложить дактилоскопические оттиски на специальных бланках, распределив их «как по алфавиту (фамилия), так отдельно и по родам преступлений». В первую очередь требовалось выслать «карточки важных категорий». А в будущем – фото всех вновь регистрируемых преступников «в том же количестве экземпляров систематически должны высылаться в самом срочном порядке» (ГАУО. Ф. Р-2632. Оп. 1. Д. 5. Л. 9).

К середине ноября 1918 года основные оргштатные вопросы формирования структуры уголовного розыска были в основном решены, и руководство НКВД задумалось о повышении профессионального уровня советских сыщиков. С этой целью в Москве при Главном управлении рабоче-крестьянской милиции были организованы специальные курсы «с широкой программой обучения, охватывающей все стороны административного и судебного быта». Соответствующий циркуляр за подписями заведующего Главным управлением рабоче-крестьянской милиции и начальника Центророзыска 12 ноября было разослано «всем Исполкомам для надлежащего распоряжения по всем учреждениям уголовного розыска». В Симбирске его получили 25 ноября. Необходимость обучения сыскному делу «настоящим образом» обосновывалась в документе фундаментально и обстоятельно: «Дело Уголовного Розыска в России, бывшее при царском режиме в суровых тисках жандармерии и полиции, конечно, не могло быть поставлено на той желанной высоте, на которой должна находиться эта в высшей степени важная для всякого цивилизованного государства деятельность, – говорилось в циркуляре. – Казалось, нет надобности, указывать деятелям Уголовного Розыска на их высокое назначение. Все без исключения, сознательно работающие в этой области, должны проникнуться мыслью об исключительной важности их деятельности, особенно в настоящий момент, для мирного развития и приуспеяния государства. Широкий кругозор, предприимчивость, инициатива и знакомство со всеми отраслями государственной и административной жизни страны, должны быть привилегией сотрудников уголовного розыска. Настало время поставить дело сыска на должную высоту и создать кадр действительно опытных сотрудников и научить специалистов.

В наследие от проклятого царского режима у нас остался разрушенный, никуда не годный сыскной аппарат с сотрудниками, на которых, по большей части широкие слои населения смотрели (и часто справедливо) как на элемент сомнительной нравственности, обделывающий свои личные дела с преступным миром. Такое положение терпимо больше быть не может. Надо искоренить все это и обставить деятельность сыска так, чтобы ни тени подозрения не падало на доброе имя деятеля Уголовного Розыска, охраняющего нравственность и устои государственные».

Изобличив язвы и пороки царского сыска, далее циркуляр переходил к сути и сообщал о том, что «в целях культивирования приемов розыска и постановки его в техническом отношении на правильный путь, Центророзыск в будущем предлагает предоставить возможность и даже вменить в обязанность всем без исключения сотрудникам розыска для научной подготовки к своей деятельности, в порядке постепенности прослушать лекции» на упомянутых выше специальных курсах. Каждому местному отделению надлежало направить туда для укомплектования первого потока слушателей 10 % своего личного состава. Причём половину из них должны были составлять ответственные работники с известной подготовкой и стажем, а половину – малоопытные, но способные. От отделений, где было меньше 10 сотрудников, на курсы предписывалось послать по одному человеку. Финансировалась командировка за счёт средств соответствующих местных совдепов. Списки командируемых предлагалось срочно направить в Центророзыск, а им самим ждать телеграфного вызова в Москву.

В дальнейшем аналогичные курсы планировалось организовать и на местах. Однако пока вопрос тормозился «недостатком необходимых сил и опытных руководителей» (ГАУО. Ф. Р-2632. Оп. 1. Д. 5. Л. 22).

А симбирские сыщики, тем временем, работали как умели. В архиве УМВД РФ по Ульяновской области сохранилась «Суточная ведомость о происшествиях по г. Симбирску 6 ноября 1918 г.». Из пяти милицейских участков города, преступления были зарегистрированы только на одном – первом. Там «5-го ноября между 10–12 часами дня в д. № 50 Дерябина по Московской ул. совершена кража разной носильной одежды на сумму 1500 руб. и др. предметов, принадлежавших гр. Сергею Александровичу Верейкову и Афанасьеву. Протокол составлен и направлен начальнику Симбирского уголовного розыска для розыска похищенного и похитителей». В тот же день «по заявлению гражд. Каменец Подольской губ. Емилии Ивановны Мерло, прож. по Московской ул. в доме № 48, во время ее отсутствия, неизвестными злоумышленниками похищено разное принадлежащее ей имущество и ценные бумаги, всего на сумму 12 953 руб. Дознание и розыск похищенного производится.

Того же числа по заявлению гражд. Симбирской губ. и уезда Валентиной Александровной Владыкиной, что у нее из кармана похищен кошелек с деньгами в сумме 530 руб.

Того же числа чинами уголовного розыска на толкучке были задержаны двое неизвестных грабителей – Николай Максимов Лазарев, происходящий из крестьян Самарской губернии, Озерской вол., села Богдашктно и Степана Дмитриева Парфенова, происх. из крестьян Симбирской губернии, Тетюшской вол., деревни Погребов. При обыске у последних найдено: заряженная бомба и один револьвер. Лазарев и Парфенов будут заключены в Симбирское исправительно-арестантское отделение» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 27. Л. 30).

Всего же за период с 15 сентября по 16 декабря 1918 года из 120 заявленных простых краж сыщиками было раскрыто 50. А из 67 краж со взломом – 30. Из похищенного злоумышленниками имущества на сумму 307 610 руб. обнаружено и возвращено владельцам больше половины – на 190 610 руб. (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322).

Впрочем, искали пропажи не только с помощью уголовного розыска, но и через… газеты. Время от времени в «Известиях симбирского Совета» появлялись объявления такого содержания: «Управление Симбирской городской милиции объявляет о розыске:

- неизвестно кому принадлежащих денег в сумме 622 руб., найденных в театре «Ампир» Варварой Григорьевной Давыдовой 24 ноября с. г. - хозяев неизвестно кому принадлежащим деньгам в сумме 204 руб. 75 коп., найденным в Молочном переулке 10 октября с. г.» (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 7 декабря).

Трудно сказать, насколько эффективным показал себя этот способ, но очевидно, что для раскрытия тяжких преступлений он не годился. Тут уж не обойтись было без уголовного розыска, сотрудники которого задержали двоих преступников, совершивших за указанный период – с сентября по декабрь – два из шести вооружённых грабежей и один из двух грабежей простых. Кроме того, они раскрыли единственный налёт, совершённый под видом обыска, все шесть заявленных убийств, поджог и вымогательство. Всего по уголовным делам за тот же период было задержано и арестовано 193 человека. 59 из них заключены в Симбирское исправительное арестантское отделение. В том числе: за убийства – пятеро, за вооружённые грабежи – 9 человек, за простые кражи – 20. За производство и сбыт фальшивых знаков 40-рублёвого достоинства – двое, за мошенничество – трое, незаконно освободившихся из-под ареста из тюрем при взятии Симбирска советскими войсками – 25. В женскую тюрьму за простые кражи отправлено шестеро, в воинские части в распоряжение коменданта – 22 человека, в распоряжение местных судей – трое, в распоряжение Симбирской советской милиции – 5 человек, в арестантский дом – 6 человек. За «безписьменность» (отсутствие документов) этапным порядком отправлен на родину один, в колонии малолетних преступников заключён мальчик. Остальных за неимением улик впоследствии освободили (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322).

Среди раскрытых был и ряд преступлений, которые сегодня назвали бы резонансными. Вот что писали о них симбирские газеты. «В 4 часа утра 23 ноября на Нижне-Полевой улице в д. Герасимова неизвестными злодеями с целью грабежа вырезано семейство юного, еще не жившего семейной жизнью гражданина Сельвестра Герасимова 25 лет, его сестры – девицы Марии Герасимовой 18 лет и бывшей в то время в доме Герасимовых невесты его Александры Порфирьевой 25 лет.

Убийство совершено при следующих обстоятельствах: злодеи, как потом установили, в числе 4 человек, одетых в солдатские костюмы, проникли во двор через забор, где в наружных дверях черного хода прорубили 9 дыр в том месте, где прикреплены внутренние запоры, с целью открыть проволокой накладку. Вломившись, таким образом, в коридор, в который выходят два окна, стали неистово стучать в дверь.

На стук проснулось семейство Герасимовых и на вопрос «Что нужно?», злодеи без всяких объяснений потребовали открыть им дверь. Тут было уже ясно, что дело пришлось иметь с роковыми грабителями. Все семейство и сам Герасимов подняли крик о помощи, но таковой ниоткуда не было подано.

Звери-люди разбили стекло у окна спальни самого Герасимова и требовали под угрозой открыть им дверь комнаты. Не получив помощи, Герасимов вынужден был открыть грабителям дверь и в комнату ввалились 4 человека и тут же потребовали у Герасимова денег. Не видя другого выхода, Герасимов выдал злодеям около 2000 руб. Но грабителям, видимо, этого показалось мало, и они применяли к несчастным жертвам пытки, требуя больше денег. Для этого связали Герасимову руки назад вожжевой веревкой, стараясь выпытать деньги, и после долгих мучений злодеи произвели в Герасимова три револьверных выстрела, из коих один в лобную часть головы над левой бровью. Второй – в грудную клетку и третий – правый бок. Все три пули прошли навылет, и Герасимов был убит наповал.

Затем последовало истязание над несчастными женщинами вплоть до насилия включительно, после которого грабители покончили со своими несчастными жертвами так же, как и с Герасимовым. Причем у Порфирьевой в голове оказалось 4 огнестрельные раны, а у Герасимовой – одна рана в висок навылет. Грабители взяли от Герасимовых серебряные с черной эмалью тонкие часы, содрали с рук своих жертв золотые кольца, затем сложили в спальной комнате в одну кучу разную одежду и подожгли с целью сжечь дом, дабы изгладить следы своего преступления. Но благодаря скорому прибытию родного брата Герасимова, пожар был предотвращен и оставшаяся благодаря случайности с признаками жизни сестра убитого Герасимова отправлена в Александровскую больницу. Следствие по этому делу и экстренные розыски убийц продолжаются» (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 5 декабря).

«В ночь на 4 декабря в саду Ляхова (за бывшим заводом Андреева) вырезана семья, состоявшая из троих женщин-сестер и двоих мужчин: Марии А. Липатовой, ее 17-летнего сына Липатова Александра, Авдотьи А. Ершовой, Прасковьи А. Бекетовой и ее племянника 25-летнего Ивана Арефьева. Все это семейство было перебито в своей квартире неизвестными злодеями, которые, желая скрыть следы страшного преступления, зажгли дом внутри его.

Когда явилась милиция, то жертвы злодеяния найдены были уже обуглившимися до того, что брат погибших сестер смог узнать их лишь по имеющемуся на шее одной из них серебряному кресту с цепочкой. Почти сгоревшие трупы пришлось уложить всего в 2 гроба.

В квартире убитых находилось три сундука с вещами, но что ограблено из сундуков нет возможности выяснить, т. к. пожар внутри квартиры превратил содержание сундуков в груду пепла, скрыв следы и количество ограбленного» (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 12 декабря).

К чести симбирских сыщиков, все эти преступления ими были раскрыты, а убийцы задержаны или уничтожены: «В ночь с 7 на 8 и до часу ночи 9 декабря были задержаны начальником уголовного розыска Рауткиным четверо важных преступников, которые пытались бежать, но меткой пулей были остановлены от побега навсегда. В этой перестрелке убит сотрудник уголовного розыска старший инструктор тов. Макаров» (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 12 декабря). Это был уже второй с начала года симбирский сыщик, погибший от бандитской пули при исполнении служебного долга. У него осталась многочисленная семья.

И губернский отдел управления просил губисполком «принять необходимые и скорейшие меры к надлежащему обеспечению» её всем необходимым. «А также и поощрить сотрудников названного отделения какой-либо наградой, которые своей преданностью долгу службы и решительностью предотвратили от человеческих жертв и грабежей, которые могли бы совершить в будущем задержанные ими бандиты» (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322).

Но наряду с героизмом и самоотверженной работой симбирских сыскарей те трагические события, что называется, кровью обозначили ещё одну острейшую проблему, которая стояла не только перед уголовным розыском, но и перед милицией Симбирска в целом.

Ворвавшись в бандитский притон, Рауткин и Макаров оказались лицом к лицу с вооружёнными преступниками, имея единственный револьвер на двоих. А вот у бандитов проблем с оружием не было, и один из них, выхватив из рукава спрятанный там ствол, застрелил оперативника, которому было нечем защититься. «Было бы у них у обоих по револьверу, то тов. Макаров не был бы убит преступником», – констатировал позже в своём докладе Шеленшкевич. «Необходимое вооружение у Милиции почти совсем отсутствует, – писал он далее. – Особенно недопустимые факты стали проявляться теперь, когда милиция перевооружилась винтовками иностранного образца, так как имеющиеся 3-линейные винтовки, согласно Декрета СНК, сданы в подлежащие Военкоматы. Означенные винтовки иностранного образца, в особенности «Гра», в необходимых случаях не спускают замка – не стреляют, благодаря ветхости и старости их конструкции. Подобное положение, безусловно, ненормально, ввиду чего некоторые милиционеры прямо отказываются с такой винтовкой приступать к исполнению своих обязанностей. Есть данные из коих видно, что задержанный милиционером преступник, при попытке его убежать, должен им преследоваться и милиционеру приходится применять к убегающему преступнику оружие – винтовку, но винтовка иностранного образца не дает выстрела. Положение милиционера становится, безусловно, опасным для его жизни, так как преступники вооружены гораздо лучше его – у них есть револьверы» (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322).

Проблема эта была характерна не только для Симбирска. Например, в Мелексском уезде, входившем на тот момент в Самарскую губернию, для вооружения 122 его сотрудников требовалось столько же шашек, а также по 107 винтовок и револьверов, которыми кроме начсостава вооружались конные и пешие милиционеры. Однако револьверов остро не хватало, поэтому начальник уездной милиции Эшенбах просил вместо них прислать хотя бы достаточное количество винтовок (ГАУО. Ф. Р-2719. Оп. 1. Д. 2. Л. 29). В Симбирском уезде проблему нехватки оружия пытались решить за счёт изъятия его у лиц, не входивших в состав советских организаций: у деревенских буржуа и богатеев (ГАУО. Ф. Р-1081. Оп. 1. Д. 1. Л. 65). Однако этого было явно недостаточно. Для выправления создавшегося ненормального положения как в наружной, так и уголовно-розыскной милиции Шеленшкевич просил Губисполком «принять экстренные меры к вооружению наружной милиции винтовками русского образца, прося о сем Симбирский Губернский Военный Комиссариат». Для Симбирской городской милиции требовалось 211 винтовок русского образца и возможное количество револьверов. Для всей же губернии необходимо было 934 трехлинейки и до 200 револьверов с необходимым количеством патронов к ним, «включая в эту цифру уголовно-розыскную милицию, для которой нужны только револьверы» (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 318–322). Нашёл военком возможность выделить оружие или нет, неизвестно, ведь оно требовалось на фронтах, гремевших в том числе и недалеко от Симбирска.

Между тем в самом городе через две недели после гибели оперативника Макарова тучи стали сгущаться над его товарищем, выжившим в той перестрелке. 25 декабря из ГубЧК в губисполком поступило отношение о создании комиссии для расследования преступления, совершённого начальником уголовной милиции Рауткиным. Состояло оно в том, что он якобы расстрелял будто бы при попытке к бегству нескольких бандитов, участвовавших во множестве налётов. Но при этом отпустил одного из них, самолично снабдив удостоверением уголовной милиции. Из документа не совсем понятно, что именно инкриминировалось Рауткину – то ли расстрел, то ли, напротив, освобождение преступника с фальшивым документом, то ли и то, и другое. В комиссию предлагалось включить по одному представителю от ЧК, от следственной комиссии при Ревтрибунале и от партии коммунистов (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 31, 80). Через три дня – 28 декабря – оная была сформирована. В неё вошли: т. Поляков (председатель) – от ЧК, т. Абросимов – от отдела управления губернией и т. Шлыков – от следственной комиссии при Окружном народном суде. Отдельного представителя от парткома, как видим, не назначили. Возможно потому, что все перечисленные товарищи сами были коммунистами (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 31, 83). Трудно сказать, что там было на самом деле. Может быть, Рауткин действительно оказался «оборотнем», а возможно, его «дело» стало очередным проявлением межведомственного соперничества ЧК и УР. Во всяком случае, никаких сведений о результатах деятельности комиссии найти не удалось.

Однако не успела она приступить к работе, как в городе случилось новое громкое ЧП: бесследно исчез комендант шестого района обороны Симбирска т. Райс. Он был командирован в Нижний Новгород для закупки оружия, на каковые цели получил 4000 руб. от Алатырской группы войск, 3500 – от штаба обороны города и 2000 – от Симбирского военкомата. С этими деньгами и исчез бесследно. Щекотливый вопрос рассмотрели на заседании президиума губисполкома, где постановили через губернскую ЧК передать розыск пропавшего ЧК всероссийской (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 183). Искали и в губернии, разослав 31 декабря во все, как сейчас говорят, заинтересованные ведомства, СРОЧНОЙ АВИАПОЧТОЙ (выделено в документе – В. М.) ориентировку с приметами Райса и его фотографией (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 1. Л. 178). Однако отыскать его не удалось. Во всяком случае, в 1918 году.