Владимир Миронов. Голод. Часть 8. Битва за хлеб. Продолжение / 19 Апреля 1921 / История Ульяновска / Годы и люди

В Симбирский уезд он предполагал направить 250 бойцов (в том числе по 75 человек в Верхнетимерсянскую и Ново-Никулинскую волости). И еще по 50 – в Теньковскую (Языково) и Ртищево – Каменскую, а также в распоряжение Карсунского, Сенгиллевского и Сызранского уездов.

В данном случае речь шла о войсках внутренней службы Республики (ВНУС), созданных 1 сентября 1920 года на базе частей охраны и других вспомогательных формирований и 19 января 1921-го подчиненных военному ведомству. Следовательно, распоряжение такими частями не могло быть инициативой местного начальства. И действительно, запрашивая войска, губпродком ссылался на телеграмму «Зампродреввоенсовета тов. Склянского и Замнаркомпрода и Главснабпролетарма тов. Брюханова № 29064/ГТ», регламентировавшую порядок выделения частей ВНУС для «битвы за хлеб» по всей стране. Но войск, судя по всему, не хватало. Во всяком случае, помощник командарма, сперва отдавший командиру 187 бригады приказ о высылке необходимых сил в распоряжение Симбирского губпродкома, в тот же день, 20 апреля, таковой отменил. А просителям посоветовал «в случае не нахождения свободных сил, 200 шт. в распоряжении комбрига 187 ВНУС, Губисполкому срочно запросить по прямому проводу Казань Штаокр. (штаб округа – В.М.) о наряде от других частей (28 запполка) и передать таковую в распоряжение Губпродкома сроком на одну неделю со дня их поступления». После такого ответа, как и следовало ожидать, свободной «вооруженной силы» для Симбирска в бригаде действительно не нашлось.

Между тем, ситуация требовала скорейшего разрешения. И спустя три дня – 23 апреля, убедившись, что «штыков» от армейского командования не будет, Райхман обратился уже к местным властям – в губисполком и ЧК с просьбой срочно выделить хотя бы 200 стрелков хотя бы для Симбирского уезда, распределив таковых по приведенной выше схеме. Выручили чекисты, бросившие в битву за хлеб 23-й батальон ВЧК, вступивший в дело уже 5 мая, когда в Новоникулинской волости, в селах Хохловке, Усть-Уреньке, Васильевке и деревне Буйковке крестьяне принялись разбирать хлеб из общественных амбаров. Туда сразу же был выслан отряд в сто красноармейцев под командованием самого военкома.

Еще один – в 85 бойцов при двух пулеметах прибыл вечером 7 мая в волостной центр Ново-Никулино. А в Покровское, лежавшее в сорока верстах северо-западнее Симбирска, вошла команда в 25 штыков под началом Емельянова.

На следующий день отряд в 36 человек во главе с командиром взвода Кузнецовым, при одном пулемете появился в Верхних Тимерсянах, что в 10 верстах севернее Новоникулино.

Однако даже присутствие войск не гарантировало от беспорядков: в три часа утра 9 мая в Покровской волости толпа местных жителей напала на общественный амбар, после разгрома которого крестьяне планировали атаковать и другие зернохранилища. Всего же за те майские дни в Новоникулинской волости государственные закрома были разгромлены в 18 селениях.

После того, как совместными усилиями милиции и ЧК, беспорядки удалось ликвидировать, специально созданная продовольственная тройка в составе Чувырина, Лапина и председателя Шахеева, приступила к подсчету объемов растащенного «общественного» хлеба. Выходило, что на 5 мая, то есть уже на момент начала беспорядков, приблизительная цифра расхищенного только по двум селам Загудаевской волости составила около 3500 пудов. А в двадцати селениях Ново-Никулинской – около 18000.

Параллельно с расследованием началась и операция по поиску и сбору похищенного, а также немедленному вывозу найденного хлеба в Симбирск, для чего были привлечены все, имевшиеся в распоряжении Тройки военные силы. С их помощью в селах прошли тщательные обыски, во время которых зерно нередко находили в специально вырытых и замаскированных ямах. Но его оказалось очень мало.

В общем, результаты операции, по признанию самих ее руководителей, оказались неважными, «ибо хлеб в большинстве употреблен: часть на посевы, часть – для себя и часть, по нашему мнению, припрятана».

Заодно проводились и «частичные аресты зачинщиков в хищении», среди которых, нередко оказывались сами… местные сельсоветы, не только не предотвращавшие хищений, а наоборот, таковым способствовавшие. Или, в лучшем же случае, просто бездействовшие. Как, например, Новоникулинский волисполком, где большинство, между прочим, составляли коммунисты, а в самой волости даже имелась ячейка РКП. Но она, по мнению членов тройки, работала весьма слабо, и в ней, «можно полагать, есть элемент весьма не наш, т.е. принадлежащий к другим, нам враждебным политическим партиям или просто шкурники, хотя точно пока не установлено».

Попытка списать любую проблему на происки вражеских сил или политических оппонентов – прием далеко не новый (в ходу он и теперь). Однако в тех событиях, антисоветские «элементы» если и присутствовали, то играли далеко не главную роль, потому что без всякой агитации любому даже политически абсолютно темному крестьянину было очевидно, что борьба идет не за какие-то неведомые ему партийно-классовые интересы, а в буквальном смысле за его собственную жизнь и за жизнь его семьи – за их спасение от лютой голодной смерти. Поэтому, едва властям удавалось погасить выступления в одном месте, как они вспыхивали в другом.

К 8 мая в Новоникулинской волости волнения были ликвидированы, но уже двенадцатого они начались в Базарном Урене, где также подверглись атаке и были разграблены государственные амбары. В село тоже вошли войска и на следующий день все успокоилось. Во всяком случае, внешне. Расхитителей и наиболее активных мятежников арестовывали, а оставшееся зерно принялись вывозить «усиленным темпом».

Для этого 13 мая была организована оперативная пятерка, сосредоточившая в своих руках всю работу по вывозке хлеба и оперативно руководившая ею. В распоряжение пятерки передавались все наличные ресурсы, в том числе, вооруженная сила.

Тем временем в Тагае волисполком осадила требовавшая хлеба громадная голодная толпа, состоявшая преимущественно из женщин. Силой оружия их разогнал отряд Губчека численностью в пятнадцать человек.

Едва погасили в Тагае, как занялось в Теньковской, Кадышевской, Языковской Покровской и Загудаевской волостях, где тоже трещали амбары. В Копыловке, местные жители, окружив волсовет, требовали выдать им хотя бы по 8 фунтов хлеба на едока.

Поступали сообщение о хищениях общественного зерна в Екатериновке, Абрамовске, Комаровке… Среди причин беспорядков товарищи с мест называли голод, отсутствие семян для сева и, конечно же, агитацию враждебных элементов.

«Имеются факты среди голодных масс усиленной агитации кулаками и членами других враждебных партий, – докладывали в те дни в Губисполком член губернской чрезвычайной пятерки Летин и командир 23-го батальона ЧК Симон. – Наши увещевания совершенно ни к чему, и никаких результатов не дают. Настроения крестьян все более принимают характер открытого возмущения и в момент может перейти к вооруженному восстанию. Необходимо экстренно разрешить этот продовольственный вопрос». Однако, при всей остроте ситуации, в донесении подчеркивалось, что «борьба с голодными крестьянскими массами – не борьба с кулаками. Она требует строжайшей осторожности».

К концу мая положение лишь усугубилось. В Мелекесском уезде дошло до того, что жители, собирали в лесу ветки и солому от прошлогоднего урожая проса, просушивали все это и перемалывали на муку. А в Краснореченской и Волостниковской волостях были отмечены случаи поедания павшей скотины.

В селах голодные толпы каждый день выходили к местным советам и требовали хлеба. Раздавались угрозы взять его из госамбаров.

В самом Мелекессе голодные и возмущенные дороговизной горожане собирались у Райпродкома. Был даже случай, когда возбужденная толпа жестоко избила милиционера, стоявшего на посту у продовольственного комитета. В подобных случаях милиции нередко приходилось применять оружие, стреляя в воздух.

В Больших Березняках Карсунского уезда толпа голодающих числом до 300 человек, требуя хлеба, угрожала разгромить ссыппункт и избить любого, кто попытается этому помешать. Поводом к волнениям послужило решение продкомисссара Безсонова и заведующего распределпением Старичкова отпуск голодающим 35 пудов конопляного семени. А в Енгалычеве, по донесениям агентуры, демобилизованные красноармейцы на своих тайных собраниях, скорее всего готовили заговор.

Подозрительные брожения наблюдались и среди рабочих Екатериновской суконной фабрики Тушнинской волости Симбирского уезда. Местный пролетариат категорически отказывался работать и грозился разгромить склады, растащив оттуда все, что найдет. В ответ на это волостной пролетарский авангард в лице волкомитета РКП(б) выслал на фабрику отряд милиции, однако ввиду малочисленности последнего, на успех «усмирительной операции» особых надежд не питал и телеграммой от своего имени и от имени президиум уездного исполком запросил помощи из губернии «путем посылки реальной силы в достаточном количестве». Заканчивалось послание фразой: «Отчаянно просим содействия».

Не менее тревожным было и сообщение из Шумовки, в котором начальник первого района Стибирской уездной милиции Петрунин извещал руководство о том, что «на основании брожения масс в районе Шумовской волости и официальных данных, готовятся к восстанию». Сообщая об этом, он просил «немедленно выехать с отрядом для изъятия главарей движения».

Упоминая об «официальных данных», Петрунин, скорее всего, имел в виду письмо, присланное в ГубЧК группой местных партийцев. В нем говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся члены РКП, проживающие в с. Ишеевке Шумовской волости Симбирского уезда в числе 5 человек, доводим до Вашего сведения, что за последнее время на почве голода разыгрывается грозная стихия со стороны местного населения, которое пытается к восстанию».

В качестве организаторов такового авторы называли «кучку» односельчан, и, в частности, некоего Константина Боровкова, созвавшего сход, на котором решили все вместе идти в волостное правление просить хлеба. Однако поход успехом не увенчался: вышедший к толпе член волисполкома лишь заверил крестьян, что власть все силы кладет, защищая интересы народа. Что же касается хлеба, дадут его или нет, станет ясно не раньше, чем дня через три. С тем и разошлись. Однако, упомянутая «кучка контрреволюционеров» на этом не успокоилась и подбила крестьян к тому, чтобы на обратном пути из Шумовки в Ишеевку, зайти в Салмановку. Там, по словам зачинщиков, жил председатель волисполкома коммунист Овчинников, который якобы весь хлеб и отобрал, чем обрек сельчан на голодную гибель и за что его нужно «основательно разорвать». Однако «жертвоприношение» не состоялось, поскольку председатель, то ли успел спрятаться, то ли просто был в отлучке.

Тем не менее, поход принес определенный результат – узнав о нем, жители окрестных сел стали присылать в Ишеевку делегатов, чтобы договориться и уже всем вместе 8 июня пойти в Симбирск к Упродкому.

В конце письма Ишеевские коммунисты привели список зачинщиков грядущего восстания: Макар Матынович (так в тексте) – бывший лавочник, Константин Боровков, Кузьма Ионов, Николай Кондрашкин, Василий Однаков, Михаил Карнеев (так в тексте) и Гаврил Смолев.

Из пяти авторов послания, подписали его почему-то лишь двое: Барышкин и Клемахин.

Приводить примеры крестьянских выступлений можно до бесконечности – в течение всего 1921 года они случались практически во всех селах губернии. А кое-где и по несколько раз.

(продолжение следует)

Все части:

Владимир Миронов. Голод. Часть 1. На пути к катастрофе

Владимир Миронов. Голод. Часть 2. Военный поход на рынок

Владимир Миронов. Голод. Часть 3. «Сначала съедим лошадей, а потом – комиссаров»

Владимир Миронов. Голод. Часть 4. Тучи над городом встали

Владимир Миронов. Голод. Часть 5. Не ходил бы ты, сынок, во солдаты…

Владимир Миронов. Голод. Часть 6. Битва за хлеб

Владимир Миронов. Голод. Часть 7. Продналог вместо разверстки

Владимир Миронов. Голод. Часть 8. Битва за хлеб. Продолжение

Владимир Миронов. Голод. Часть 9. «Везде и всюду одно только пьянство и взяточничество местной власти»

Владимир Миронов. Голод. Часть 10. ПОМГОЛ