Человек с необычным именем должен обладать необычной судьбой, и история жизни симбирянина Аполлона Аполлоновича Коринфского (1867 – 1937) тому явное подтверждение.

Его дед, прославленный русский зодчий Михаил Петрович Коринфский (1788 – 1851) спроектировал кафедральный Троицкий собор в Симбирске, снесённый, но продолжающий оставаться главным архитектурным символом дореволюционного губернского города.

Мать мальчика умерла при его родах, в пять лет Аполлон лишился отца и воспитывался родственниками в селе Ртищево-Каменка Симбирского уезда.

Кафедральный Троицкий собор в Симбирске, придуманный дедушкой Аполлона Коринфского:

В 1879 году родственники привезли его в Симбирск, чтобы устроить в первый класс Симбирской мужской классической гимназии – в тот самый класс и в тот самый год, когда в гимназию поступил Владимир Ульянов-Ленин (1870 – 1924).

Вместе Коринфиский и Ульянов проучились семь лет. Большой дружбы между Ильичом и Аполлоновичем не получилось. Впрочем, она в гимназии не поощрялась и не получалась, из-за чрезмерной загруженности учеников. Но Владимир Ульянов бывал в квартире у Аполлона Коринфского, в домике в самом начале Мартыновой (ныне Радищева) улицы.

Симбирская классическая гимназия, в которой учился Аполлон Коринфский в одном классе с Владимиром Ульяновым:

У старшего товарища Ульянов брал для прочтения книги – едва ли, что-то слишком революционное, поскольку за гимназистами, жившими на квартирах, осуществлялся постоянный контроль. О своём гимназическом приятеле Аполлон Коринфский вспомнил только осенью 1917 года, когда ему разъяснили, что Владимир Ульянов и Владимир Ленин – один и тот же человек. Политической доктрины Ульянова-Ленина Аполлон Коринфский не разделял, за что подвергался репрессиям, но воспоминания о бывшем «друге детства» позволяли опальному писателю физически выживать в советскую эпоху.

В отличие от Владимира Ульянова гимназию Аполлон Коринфский не закончил. Он ушёл из последнего класса, увлекшись журналистикой и литературой. Он писал стихи и газетные статьи - замечательный кладезь информации о Симбирске 1880-х годов, того времени, когда в городе ещё жила семья Ульяновых.

Вдобавок, свои статьи, посвящённые родному городу, Аполлон Коринфский должен был печатать за его пределами, в Казани и Самаре. В Симбирске просто не существовало газет, в которых можно было помещать занимательную информацию, всё ограничивалось официозными «Симбирскими губернскими ведомостями».

«Если бы у нас в Симбирске стала выходить своя газета, то я уверен, что апатичность, вялость и индифферентизм обывателей нашего города мало-помалу начали бы исчезать, - вслух мечтал юный Аполлон, - Но в том-то и беда, что за малым дело: газеты-то у нас нет, да вряд ли и будет. Существуют у нас только свои «Губернские Ведомости», но их нельзя считать за газету. Весь неофициальный отдел наших «Ведомостей» ограничивается сообщениями об «утонувших», «градобитиях», «умертвиях» и тому подобных экстраординарных случаях».

В более «продвинутых» Казани и Самаре существовали частные газеты. Газетчики, соответственно, были заинтересованы в симбирских подписчиках, и оттого симбирского Аполлона публиковали регулярно. Кстати говоря, многие читатели и поклонники таланта симбирского литератора были уверены, что звонкие имя и фамилия – всего лишь псевдоним. Свои газетные репортажи Аполлон Коринфский подписывал проще: Б. Колюпанов.

Печатаясь за пределами Симбирска, Колюпанов-Коринфский был, разумеется, свободнее в выборе местных тем. Казанцы и самарцы, в большинстве, свысока поглядывали на дряхлеющий «город-дворянин» и забавлялись происшествиями из симбирской жизни, которые, наверняка бы, безвозвратно канули в Лету, не попадись они на быстрое перо симбирскому репортёру.

«Наш «богохранимый град» не может похвастаться особенной чистотой и опрятностью. У нас существуют целые улицы, по которым, во время дождей, пешеходы едва-едва только могут перебираться. Но не знаю, есть ли где-то еще, в самом центре города, рядом с главной (!) улицей его, громадный овраг, служащий для городских обывателей складочным местом для навоза. А у нас в Симбирске есть! В самой густонаселённой части города, рядом с Большой Саратовской улицей, проходит глубокий овраг. По распоряжению нашей городской управы, уже в течение нескольких лет дозволено сваливать навоз «с первого сентября до первого числа мая (!) месяца» в этот овраг. Это производится с «благой» целью – с целью уничтожения (?) оврага и уравнения местности. Но, имея в виду эту «благую» цель, наша городская управа, должно быть, совершенно позабыла о населении этой местности. Сравнивая местность, то есть заваливая овраг навозом, управа вполне сознательно (ведь не может она не осознавать этого!) приносит громадный вред жителям».

«Пыль в нашем городе стоит ужаснейшая! Не мешало бы нашему многоуважаемому дорогому мэру подумать о глазах обывателей, которым грозит серьёзная опасность быть занесёнными пылью!.. А то, при новых вывесках, стыдно не поливать улиц, благо, и водопровод имеется… Хорошо, что ещё изредка перепадают дожди, а то бы просто и глаз на улицу показать нельзя было без опасности ослепнуть. Смилуйтесь, «г-жа управа», над нами, «спрыскивайте» улицы хоть по одному разу в день… Спасите от пыли – погибаем!».

Совершенно поразительна история «посмертной жизни» симбирского купца-благотворителя Алексея Петровича Кирпичникова, завещавшего 200000 рублей Симбирску на благотворительность и оставившего, будто, жене денег и домов на полтора миллиона. Кирпичниковская богадельня, старое здание ШВЛП, как по старинке называют его старожилы – место известное. А вот о том, какую волну волнений и слухов породила среди симбирян эта смерть, мы узнаём только благодаря корреспонденции Коринфского.

Симбирская богадельня, построенная на средства купца Кирпичникова:

«Кирпичников по ночам ходить стал» - передавали из уст в уста встревоженные симбиряне. Люди шли на могилу к миллионщику, пытаясь углядеть внешние признаки его «вставания» из гроба.

22 января 1887 года по городу разлетелся слух, будто, полиция решила разрыть могилу Кирпичникова. У кладбища и на самом кладбище столпилась невероятная толпа зевак. Давка грозила обратиться трагедией, и тогда конная полиция взялась разгонять толпу с помощью нагаек; не вышло. Пришлось вызывать пожарную команду и, среди зимы, ледяной водой «тушить пламя народных страстей»; помогло.

«Курьёзный факт взволновал совершенно всю «стоячую воду» наших Симбирских «болот». Все, куда бы вы ни пришли, толкуют о «живом покойнике». Некоторые до такой степени зафантазировались, что даже уверяют, будто бы и в доме Кирпичникова по ночам раздаются стоны и «сам» ходит. Настоящие сказки из «Тысячи и одной ночи»!.. Да! И теперь ещё, в наш век прогресса и железных дорог, в состоянии слово какой-нибудь завзятой сплетницы-кумушки взволновать почти весь город, затронувши суеверие его обывателей!».

8 мая 1887 года симбирские гимназисты сдавали выпускной экзамен по алгебре – а в Шлиссельбургской крепости повесили Александра Ильича Ульянова (1866 – 1887), участвовавшего в заговоре с целью убийства императора Александра III. Обсуждать вслух политическую повестку, тем более, касавшуюся столь высоких сфер, в Российской империи было небезопасно, даже если ты прямо не одобрял и критически относился к конкретным действиям бунтовщиков: вспомним знаменитое «Мы пойдём другим путём!», которое, будто, изрёк гимназист Владимир Ульянов, узнав о казни старшего брата.

Аполлон Коринфский нашёлся, как высказаться о происходящем, довольно критично, он обратился к эзопову языку. 8 мая 1887 года, написал он, в Симбирске покончил самоубийством 12-летний швейцар Троицкой гостиницы, некто Константин Трусов – говорящая фамилия!

Трусов сошёлся с девушкой, которая забеременела от него. Но, вместо того, чтобы налаживать семейную жизнь и брать на себя ответственность, Трусов предложил своей возлюбленной принять химикалии, чтобы изгнать плод. Барышня получила жестокое отравление, но осталась жива, и тогда Трусов, опасаясь, разоблачений, свёл счёты с собственной жизнью.

Скорый путь заговоров и потрясений, на котором юные революционеры самоубийственно рисковали собственными и чужими жизнями, был не по нутру Аполлону Коринфскому: «Молодое поколение, как видно, теперь не особенно дорого ценит свою жизнь, если, при всяком мало-мальски нелегко переносимом случае, решается прекращать её. Некоторые видят в самоубийцах силу воли (?). Но это мнение опровергается само собой: скорее, недостаток силы воли и твёрдости духа побуждает их прибегать к такому печальному концу. Не хватает достаточно терпения выносить удары тех «мелочей жизни», которые со всех сторон окружают человека. И кончается молодая жизнь, почти ещё не начавшись…».

В своих корреспонденциях Аполлон Коринфский нередко касался публичных увеселений, театра, цирка, концертов гастролировавших знаменитостей – теперь, в большинстве, их имена не о чём не говорят потомкам… Это была очень важная часть жизни просвещённых обывателей и важная часть коммуникации симбирянина с иногородними читателями, ведь после Симбирска артисты обязательно продолжали свои гастрольные туры в Казани или в Самаре: «Весело живут в Симбирске; но всех веселее живётся у нас – кому бы вы думали? – больным в губернской земской больнице. Развесёлая больница у нас, доложу вам…Построена она рядом с Александровским садом, где некто господин Каблуков увеселяет скучающую симбирскую публику самыми что ни на есть экстраординарными и блистательными гуляниями. Ночью, с 9 часов до 1 часа пополуночи, в саду гремит военная музыка, трещат ракеты, хлопают пробки от бутылок: весело! В последнее время, слышал я, что там даже арфистки завелись: поют…Больным приходится, следовательно, наслаждаться по ночам всеми этими прелестями и, главное, даром, не заплативши господину Каблукову ни одной копеечки… Другой больной умирает, корчится в предсмертной агонии, а тут рядом гром музыки, пение, треск, хлопанье: ну, и умирать-то весело».

Симбирская Александровская больница:

Заметным событием в жизни Симбирска, впрочем, как и всей Российской империи, стало солнечное затмение 7 (19) августа 1887 года. Если раньше, в эпоху до массового распространения газет и журналов, затмения поражали людские массы, как раз своей неожиданностью, теперь о затмении знали заранее. Но это не спасало от разнообразия толков и слухов, иногда, самых нелепых:

«Среди нашего «простонародья» разнёсся, прежде всего, слух о том, что на другой день, «после второго Спаса», по всей земле будет в течение пяти часов «тьма великая», померкнет солнце и чуть ли даже не звёзды ниспадут с неба и т.д. Затем будет страшное землетрясение, и, в конце концов, наша Симбирская гора «сползёт» в Волгу, так что всей подгорной части Симбирска грозит чуть ли не участь злосчастного Верного (имеется в виду землетрясение в городе Верном, современном Алматы, 28 мая 1887 года, унесшее жизни 332 человек).

Дождался Симбирск дня 7 августа. Рано утром поднялось всё его население «от мала до велика» на ноги и отправилось в удобные места «наблюдать» затмение, запасшись предварительно закопчёнными стёклышками.

Симбирские интеллигенты, конечно, нисколько не удивлялись тому, что не произошло ни «труса», ни «потопа», ни «тьмы великой», и, проследив со спокойной душой за затмением, отправились домой, сожалея только о том, что не имели случая видеть полного затмения».

Максимальная фаза солнечного затмения 7 августа 1887 года в небе над Самарой:

Репортаж всегда добавляет истории красок и жизни. Уже в 1889 году, как водится в жизни, Аполлон Коринфский отправился покорять столицы, Москву, а затем Санкт-Петербург. Но мы должны быть очень благодарны судьбе, что в истории сохранились для потомков его симбирские репортажи.

Иван Сивопляс