«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 4. Тучи над городом встали. Главы 7-8 / 8 Июня 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Внезапное изменение вектора движения мятежников с востока на север не осталось не замеченным и в Москве. Об этом свидетельствуют, по крайней мере, два факта. Во-первых, если до 8 июня 1918 года практически все отряды, формировавшиеся в Симбирской губернии, не оставались здесь, а сразу же направлялись на помощь Сызрани и Самаре, то после этой даты центром сосредоточения военных сил в Поволжье стал Симбирск. Во-вторых, 7 июня, накануне падения Самары, когда исход борьбы за неё стал уже очевиден, на станцию Симбирск прибыл поезд Высшей военной инспекции (ВВИ) рабоче-крестьянской Красной Армии (1918 год на родине Ленина. С. 319).

Инспекция была учреждена приказом Наркомвоена № 303 от 24 апреля 1918 года. В её задачу входило инспектирование состояния военной и политической работы в армии и во всех военных учреждениях (Инспекция при Реввоенсовете СССР (бывш. Высшая военная инспекция, Военная и морская инспекция при РВСР, Инспекция Красной Армии и Красного флота) // Путеводители по российским архивам : сайт. URL: (дата обращения: 31.08.2021)). В рассматриваемый период ВВИ возглавлял Н. Подвойский (Кулинченко, В. Ревизоры под командованием маршала // Военно-промышленный курьер : журнал. URL: (дата обращения: 31.08.2021)).

Прибытие Инспекции в Симбирск свидетельствует о том, что командование РККА не только стягивало войска к городу, но и обращало самое пристальное внимание на улучшение их качественного состава и совершенствование управления ими.

Как уже говорилось выше, среди причин поражений Красной Армии в тот период, по признаниям самих же её организаторов, были разобщённость отрядов, граничащая с анархией «самостийность» командиров, отсутствие единого руководства боевыми действиями. Все понимали, что эту партизанщину необходимо как можно скорее укротить. Поэтому ещё 31 мая приказом Народного комиссара по военным делам был образован чехословацкий фронт в границах по линии Саратов–Сызрань–Симбирск и в тыл до линии Тамбов–Моршанск–Кадом. Все воинские части, расположенные на обозначенной территории и предназначенные для боевых целей, подчинялись главнокомандующему фронтом А. Ф. Мясникову. А государственные учреждения и организации призывались к оказанию ему всяческого содействия. Дислоцировался штаб фронта в Пензе (ЦГАСА. Ф. 151. Оп. 2. Д. 2. Л. 1).

Следующим этапом выстраивания стратегической командной вертикали было формирование нижестоящих, как бы сейчас сказали, региональных армейских группировок.

Приказом № 47 от 11 июня 1918 года главнокомандующего Чехословацким фронтом была создана Симбирская группа войск (ГАУО. Ф. Р-1674. Оп. 1. Д. 3. Л. 4) во главе со здешним губвоенкомом, левым эсером и бывшим офицером Климом Ивановым. Группа объединила под единым командованием части, действовавшие на Сенгилеевском, Ставропольском (Ставрополь – с 1964 года г. Тольятти) и Бугульминском направлениях (1918 год на родине Ленина. С. 47, 51). В неё включались также все войска и отряды как находившиеся в Симбирске, так и вновь прибывающие, то есть и самарские тоже, чем автоматически пресекался упоминавшийся выше вероятный «конфликт интересов».

Разместившись на 3 этаже Кадетского корпуса, командование группы первым делом озаботилось водворением порядка на улицах. Для этого, а также для «чистки вокзалов и пристаней от подозрительно праздно-шатающихся» был назначен начальник гарнизона – командир 1-го Симбирского пехотного полка «гражданин Поляков». А в командование полком вместо него вступил бывший помощник командира «гражданин Мельников».

Другой важной задачей был учёт сил и средств, имевшихся в распоряжении командования группы. Поэтому начальнику гарнизона предписывалось дважды в день – утром и вечером – представлять командующему срочные донесения о численном составе и расквартировании находящихся в городе вновь прибывающих частей. То же самое должны были делать и все прочие начальники и командиры дислоцированных в Симбирске подразделений (ГАУО. Ф. Р-1674. Оп. 1. Д. 3. Л. 4), перешедших отныне в его подчинение. В том числе и отошедшие из Самары. Так, приказом Симбирского военного комиссара № 6 от 15 июня начальнику самарского отряда т. Погодину предписывалось «сдать отряд тов. Гаю, которому привести названный отряд в полную боевую готовность и быть готовым к отправке в гор. Сенгилей» вместе с приданной ему артиллерийской батареей казанского отряда т. Целиковского. В подчинение же Погодину переходил остававшийся пока в Симбирске отряд морской авиации (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 2. Л. 109).

Однако то, что военный комиссар Иванов стал одновременно и начальником «Симбирской группы войск, образовав свой штаб для непосредственной работы, будет вносить разруху в дело местной организации. Военный Руководитель, как бы в стороне и оперативная работа разрозненна», – полагал член Высшей военной инспекции П. Куликов (ЦГАКА. Ф. 10. Оп. 1. Д. 240. Л. 16–20). То есть в распоряжении К. Иванова оказалось по сути два штаба. В роли одного из них выступал губвоенкомат, другим стал штаб группы войск. И найти общего языка им никак не удавалось, поскольку сотрудники комиссариата по-прежнему считали Штаб чуждым для них учреждением (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 4. Л. 5). Связывала их между собой лишь фигура командующего, также выступавшего одновременно в двух лицах.

Но и это ещё не всё. Наряду с командующим Симбирской группой войск и губвоенкомом посильное участие в наведении строгого армейского порядка в войсках старались принимать и другие организации. Например, Высшая военная инспекция, член которой сетовал на разрозненность в работе К. Иванова, сама своим приказом от 15 июня 1918 года, в обход местных военных властей, включала все прибывающие в Симбирск отряды в состав вновь формируемых регулярных частей. Так, Коммунистический отряд был причислен ею к 1-му Симбирскому полку. А рота латышских стрелков передана 1-му Латышскому революционному полку, прибывшему в Симбирск на отдых и пополнение с южного фронта после боёв с немецкими оккупантами (Симбирская губерния в 1918–1920 гг. С. 158).

В свою очередь начальник губернского военно-революционного штаба Варейкис, «виду введения осадного положения (с 17.06), на все время такового в г. Симбирске» назначил чрезвычайного коменданта города, каковым стал т. Звирбуль. В его непосредственное подчинение передавались «все вооруженные силы и власть, охраняющая безопасность города». А распоряжения чрезвычайного коменданта по охране города должны были беспрекословно исполняться всеми лицами и учреждениями. Виновным в неповиновении привычно грозил суд «осадного положения» (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 18 июня).

Таким образом, в городе оказалось сразу два должностных лица, ведавших, по сути, одним и тем же: назначенный командующим начальник гарнизона и комендант от чрезвычайного губернского штаба. Как думаете, прибавило это порядка?

Правда, через два дня – 19 июня, другим своим приказом всё та же Военная инспекция упразднила Симбирский чрезвычайный военно-революционный штаб, а его бывшим членам предписала «обратиться к исполнению своих прежних должностей». Однако по поводу назначенного им накануне второго коменданта никаких решений не приняла. Зато тут же вмешалась в сферу компетенции сразу обоих, запретив до особого распоряжения «всякие отпуска за черту города Симбирска». А «для более интенсивной работы по борьбе с контрреволюцией» опять же самочинно передала в распоряжение чрезвычайной следственной комиссии рабочую команду Петроградского патронного завода, освободив её от несния всех других нарядов (ГАУО. Ф. Р-212. Оп. 2. Д. 4. Л. 14).

Таким образом, руководство Высшей военной инспекции явно вторгалось в пределы компетенции не только комендатур города и гарнизона, но и штаба Симбирской группы войск, губернских властей, и даже ЧК, чем вносило в работу перечисленных структур дополнительную неразбериху, с которой, по идее, должна была бороться.

События ближайших недель подтвердят, что анархия в деятельности руководящих военных и гражданских структур губернии, возникшая на почве наведения порядка, оказалась ничуть не меньшей, чем та, которая царила в низовом армейском звене. А процесс совершенствования управления, между тем, продолжался. Упоминавшийся уже член ВВИ П. Куликов докладывал о том, что с назначением Мясникова командующим фронтом штабу Симбирской группы войск оставалось лишь исполнять данные им задачи (ЦГАКА. Ф. 10. Оп. 1. Д. 240. Л. 16–20). То есть, взаимодействие между ними было худо-бедно налажено. Однако просуществовало оно недолго. Уже 13 июня 1918 года, когда по всей Сибирской железной дороге от Пензы до Владивостока шли упорные, но, увы, отнюдь не победоносные для Красной Армии бои, когда в Поволжье Советская власть теряла город за городом, Совет народных комиссаров издал уже свой Приказ – «Об учреждении Революционного военного совета для руководства всеми операциями против чехословацкого мятежа». Документ гласил: «Для руководства семи отрядами и операциями против чехословацкого мятежа и опирающейся на него помещичьей и буржуазной контрреволюции Совет Народных Комиссаров утверждает Революционный военный совет в составе народного комиссара Кобозева, главнокомандующего Муравьева и комиссара Благонравова...

Все советские учреждения обязуются оказывать Революционному военному совету всемерное содействие... Неподчинение или противодействие будут рассматриваться как измена, и караться по законам военного времени» (Об учреждении Революционного военного совета для руководства всеми операциями против чехословацкого мятежа : приказ СНК от 13.06.1918 // Исторические источники на русском языке в Интернете : электронная библиотека Исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова) : сайт. URL: (дата обращения: 31.08.2021)). В общем, хотели, как лучше…

Глава 8. Главком Муравьёв

Исследование короткого, но яркого жизненного пути Михаила Артемьевича Муравьёва не входит в задачу данной книги. Тем не менее, некоторые этапы его бурной революционной биографии упомянуть всё же необходимо.

Вот что писал об этом человеке М. Д. Бонч-Бруевич: «Бледный, c неестественно горящими глазами на истасканном, но все ещё красивом лице Муравьев был известен, в дореволюционной офицерской среде как заведомый монархист и «шкура». Этим нелестным прозвищем солдаты наделяли наиболее нелюбимых ими офицеров и фельдфебелей, прославившихся своими издевательствами над многотерпеливыми «нижними чинами».

После падения самодержавия Муравьев поспешно перекрасился и, почему-то решив, что «трудовик» Керенский состоит в партии социалистов-революционеров, объявил себя эсером и занялся формированием ударных батальонов смерти.

В октябрьские дни Муравьев явился в Смольный и, представившись уже в качестве левого эсера, предложил свои услуги по отражению наступавших на Питер казаков Краснова. Лишенный выбора, не имея под рукой ни одного штаб-офицера, которому можно было бы поручить оборону Петрограда, Ленин согласился на назначение Муравьева главнокомандующим «гатчинского» фронта» (Бонч-Бруевич, М. Д. Вся власть советам. С. 295).

Получается, что большевики приняли Муравьёва от безысходности? Даже если это и так, до определённого момента карьера Михаила Артемьевича при новой власти складывалась вполне успешно. Несмотря и вопреки его многочисленным и, мягко говоря, далеко не всегда однозначным поступкам и решениям.

До октября 1917 года подполковник Муравьёв служил начальником охраны Временного правительства. А вскоре после свержения такового возглавил войска Красной Армии, действовавшие на Украине, где в начале января 1918 года местными антисоветскими силами было расстреляно более 700 рабочих-арсенальцев В ответ Муравьёв по пути следования его эшелонов в Киев расстрелял около 20 гайдамаков. После захвата Киева по приказу Муравьёва в городе в течение трёх дней, по словам известного эмигрантского писателя Мельгунова, было расстреляно более тысячи человек. А в конце января 1918 года на Румынском фронте по его приказу расстреляли 30 из 150 членов анархистского отряда, ему подчинявшегося.

Подобные действия новоявленного красного командира вызывали резкое осуждение со стороны многих большевистских руководителей, например, Ф. Э. Дзержинского, который утверждал, что никакой враг не смог бы нанести столько вреда советской власти, сколько Муравьёв своими кошмарными расправами, расстрелами, самодурством, предоставлением солдатам права грабежа городов и сёл. Расследованием всех этих «художеств» бывшего подполковника даже занялась было специальная следственная комиссия. Но 9 июня 1918 года дело прекратила за отсутствием состава преступления. Это решение объяснялось тем, что большевики не хотели рисковать шатким сотрудничеством с левыми эсерами (Галин, В. Гражданская война в России. За правду до смерти. С. 245, 246.) Так, вместо того, чтобы быть поставленным к стенке, Михаил Артемьевич был назначен командующим, где продолжил свои экстравагантные воспитательные практики.

Прибыв 21 июня к месту новой службы в Казань, новый командующий стал формировать войска и штаб, каковой сам называл ставкой. Когда сформированные части отправлялись на фронт, Муравьёв выступал перед ними с пафосными речами, в духе: «С вами я буду совершать великие дела, и за взятие каждого города я вам отдам в ваше распоряжение город на три дня. Кто будет, хотя легко ранен, тот получит от меня 500 руб., и кто будет убит, то семья его получит 1000 руб. Это могут подтвердить солдаты, которые были со мной на Украине». А если пафос не срабатывал, в ход пускалось более надёжное и уже не раз испытанное воспитательное средство – расстрел. Как это случилось, например, с красноармейцами Первого советского добровольческого полка. Дело было так: полк не получил жалование за июнь. В связи с этим 26 числа к Муравьёву явились командир и председатель совета полка, заявившие, что часть отказывается выступать на фронт ввиду неполучения жалования.

В ответ главком приказал находившемуся тут же начальнику разведки Фраерману расстрелять пришедших. Но браунинг контрразведчика дал осечку. Благодаря заминке Муравьёв остыл и расстрел отменил. Чудом уцелевшим командирам было приказано на завтра построить полк в полном походном снаряжении. Главком приедет к ним сам, поговорит с бойцами и погрузит их на пароход. На следующий день Муравьёв действительно прибыл к полку и произнёс зажигательную речь о том, что они идут защищать не карманы буржуазии, а великие завоевания Октябрьской революции. После чего во главе полковой колонны отправился на пристань, где, как и обещал, погрузил личный состав на пароход. Казалось, инцидент исчерпан. Увы. На следующее утро командующему сообщили, что воодушевлённый им полк на фронт не убыл, а частью даже разбежался. Узнав об этом, Муравьёв приказал броневикам отправиться на пристань и без предупреждения открыть огонь по оставшимся бойцам. Что и было в точности исполнено. Погибло около 200 красноармейцев. Свидетелем «воспитательного процесса» был, кстати, политкомиссар т. Благонравов (ЦГАОР. Ф. 1029. Оп. 1. Д. 17. Л. 147).

Завершим же потрет главкома фрагментами из книги «Красные маршалы» активного участника белого движения, а впоследствии известного эмигрантского писателя и журналиста Р. Б. Гуля:

«Красавец брюнет с бронзовым цветом лица и черными пламенными глазами гвардии полковник Муравьев любил все то, чего не любил Тухачевский: малиновые чикчиры с серебром, лихую венгерку, шампанское и женщин. Авантюрист крупной марки в кровавой буре России Муравьев играл последнее баккара, увлекши раскаченные банды фронтовых солдат, он предложил свою шпагу Кремлю в октябре.

Под Гатчиной он «победил» Керенского и Краснова; из Киева выбил Украинскую Раду и чувствовал себя Степаном Разиным, когда банды разносили грабежом город и в несколько дней расстреляли около 2000 мирно живших в Киеве офицеров…

До войны светский гвардии полковник Муравьев в фешенебельном ресторане появлялся под руку с негритянкой, публично запаивая ее шампанским…

Все громкое и необыкновенное любил Муравьев. С митинга на митинг со свитой в необыкновенных формах скакал гвардии полковник, произносил невероятные речи о Пугачеве, Разине, о том, что «сожжет Европу».

Он разрешал бандам грабить и мародерствовать, но, ругаясь матерно, приказывал наступать. Видя нарастающую опасность в Поволжье, Кремль спешно перебросил Муравьева с юга на Волгу, в Симбирск спасать революцию от чехов и армии Комитета Учредительного Собрания. Окруженный матросами в пулеметных лентах крест-накрест, обвешанными маузерами и гранатами, в бывшем царском поезде с адъютантами и женщинами двинулся в Поволжье Муравьев» (Гуль, Р. Красные маршалы. Исторические портреты. Москва, 2011. С. 53, 54).

Двинулся, заметим, навстречу своей гибели.