Расстрел по первой категории. Часть 1 / 13 Июля 1937 / История Ульяновска / Годы и люди

Необходимость принятия радикальных мер обосновывалась в преамбуле документа тем, что «в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпоселков. Осело много, в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений. Остались почти нетронутыми в деревне значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, муссаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т.п.». Причем, «часть перечисленных выше элементов, уйдя из деревни в города, проникла на предприятия промышленности, транспорт и на строительства», – говорилось в приказе.

А еще «в деревне и городе до сих пор еще гнездятся значительные кадры уголовных преступников — скотоконокрадов, воров-рецидивистов, грабителей и др. отбывавших наказание, бежавших из мест заключения и скрывающихся от репрессий».

И ладно бы вся эта публика тихо сидела по своим норам. Так ведь нет! «Эти антисоветские элементы являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте, и в некоторых областях промышленности».

Конечно же, органы государственной безопасности не могли мириться с подобным безобразием и обязаны были «самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства».

С этой целью, начиная с 5 августа 1937 года, во всех республиках, краях и областях СССР, в соответствии с приказом № 00447, объявлялось начало операции «по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников».

Кого и сколько

В первом параграфе документа подробно перечислялись категории граждан, подлежавших репрессированию – бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания либо бежавшие из лагерей или трудпоселков, скрывшиеся от раскулачивания и продолжавшие вести антисоветскую деятельность, а также «социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность».

Под репрессии подпадали также члены антисоветских партий, в первую очередь эсеры, «бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандпособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность<…>, изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований». А также «уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой», в том числе и содержавшиеся под стражей в лагерях и трудпоселках и ведшие там преступную деятельность.

Весь этот «спецконтингент» разбивался на две категории.

В первую включались «наиболее враждебные из перечисленных выше элементов». Они подлежали «немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках — расстрелу».

Во вторую входили «все остальные менее активные, но все же враждебные элементы». Их следовало заключать в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостных и социально опасных – на те же сроки в тюрьмы «по определению тройки».

В приказе содержалась разнарядка на количество репрессируемых для каждого региона страны, составленная по «представленным учетным данным Наркомами республиканских НКВД и начальниками краевых и областных управлений НКВД» и утвержденная в Центральном аппарате ведомства. Для Куйбышевской области эта цифра составляла в общей сложности 5000 человек, в том числе 1000 – по первой, расстрельной, категории.

По данным переписи 1937 года, в области проживало около 3 миллионов 900 тысяч человек. Таким образом, формально под действие приказа подпадало примерно 0,13 процента населения.

Утвержденные цифры были ориентировочными, но начальники региональных подразделений НКВД не имели права их превышать. «Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются», – подчеркивалось в приказе. Но если, по мнению местных руководителей, «лимиты» все же требовалось «нарастить», руководство региональных управлений обязано было представлять на имя Народного Комиссара Ежова мотивированные ходатайства об этом.

А вот уменьшение количества намеченных к репрессированию, как и их перевод из одной категории в другую, напротив, разрешался.

В первую очередь следовало разбираться с «расстрельной категорией». Остальных приказано было пока не трогать «до особого на то распоряжения».

Что касается семей приговоренных, то они «как правило не репрессируются», – гласил документ.

Исключение составляли «семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям». Такие, по особому решению тройки, водворялись в лагеря или трудпоселки.

Переселению вглубь республик, краев и областей подлежали семьи приговоренных по первой категории, проживавшие в пограничной полосе. И всех репрессированных – из Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Баку, Ростова на Дону, Таганрога, районов Сочи, Гагры и Сухуми – в другие области по их выбору (за исключением все тех же пограничных районов). На новом месте жительства они брались на учет и за ними устанавливалось систематическое наблюдение.

На все про все отводилось четыре месяца.

Продолжение: Расстрел по первой категории. Часть 2