Член Ульяновской партийной организации, уроженец Варшавы, происходивший из рабочей семьи, польский коммунист-эмигрант с низшим образованием Семен Никифорович Заустинский оказался не тем, за кого себя выдавал. Выяснилось это в сентябре 1935 года во время рутинной проверки партдокументов, которую регулярно проводил горком. Представ перед членами комиссии, иностранный партиец «не мог документально доказать свое утверждение о принадлежности к компартии Польши и давал путанные объяснения о времени, обстоятельствах и причинах своего нелегального перехода госграницы со стороны Польши» в СССР.
Заподозрив неладное, горком передал дело в компетентные органы и те принялись копать. Тщательно и глубоко.
На предварительном допросе в Ульяновском Горотделе управления госбезопасности (УГБ) НКВД сомнительный большевик тоже юлил и путался не только рассказывая о причинах и времени перехода польско-советской границы, но даже в… собственном имени, что лишь усиливало подозрения чекистов. 15 сентября 1935 года Заустинского арестовали по обвинению в преступлении, предусмотренном пунктом 6 статьи 58 УК РСФСР, каравшей за шпионаж вплоть до высшей меры социальной защиты, то есть расстрела.
Оказавшись под арестом, подозреваемый продолжал утверждать, что границу он перешел в 1926 году, спасаясь от польской полиции, которая его, якобы, неоднократно арестовывала за коммунистическую деятельность, однако до судебной ответственности дело почему-то ни разу не доходило.
Убедившись, что его показаниям не верят, Заустинский их изменил, заявив, что на самом деле в СССР он прибыл не в двадцать шестом, а годом раньше, и не просто так, а был командирован для партийной учебы Белостокской организацией компартии Западной Белоруссии (КПЗБ), в которой, якобы, состоял. При переходе границы перебежчика, по его словам, задержали советские пограничники и передали в белорусское ОГПУ в Минске, откуда он был направлен в минскую партийную школу. Но почему-то без обязательного в таких случаях «карантина», хотя никаких документов, удостоверявших его личность, новоявленный курсант не имел.
Назвавшись при переходе границы Сигизмундом Александровичем Зимнох, в школе он почему-то числился как Иван Григорович. А окончив ее в 1926 году, получил справку Минского отделения МОПРа на имя Ивана Никифоровича Злаустинского, по которой и убыл в распоряжение бывшего Ивано-Вознесенского Губкома МОПРа – международной организации помощи борцам революции, созданной в СССР в 1922 году для помощи осуждённым революционерам.
Впоследствии, убрав из очередной своей фамилии букву «л», (внятно объяснить эту странную манипуляцию поляк не сумел) он превратился из Злаустинского в Заустинского, под каковым именем в 1930 году и вступил в ряды ВКП(б).
Отвечая на запрос ульяновских чекистов, белорусские коллеги подтвердили, что в Минской партшколе в 1925 году действительно учился политэмигрант, бывший член КПЗБ Григорович, 1900 года рождения, и правда состоявший прежде в Белостокской партийной организации. Но, по окончании учебного заведения, «за неуспеваемость и недисциплинированность» он был оставлен в СССР. Из сказанного следует, что Минская школа готовила партийные кадры для нелегальной работы в Польше, а разгильдяй и двоечник Григорович для таковой не годился.
Что касается Сигизмунда Александровича Зимнох, то ни школе, ни местным органам НКВД такой известен не был. То есть для ульяновских чекистов по-прежнему оставалось загадкой, являлись ли Григорович и Заустинский одним и тем же человеком, как и учеба последнего в минской спецшколе.
А еще сотрудники ульяновского управления госбезопасности раскопали факт службы Заустинского в пограничных частях польской армии с 1919 по 1921 годы, куда он вступил добровольцем и даже был награжден за отличную службу.
Все эти мутные пятна своей биографии подозреваемый скрывал и при вступлении в партию в 1930 году, и на протяжении всего пребывания в таковой в течение последующих пяти лет. Лишь в ходе следствия под тяжестью улик, он признался, что вынужден был это делать из опасения, «что партия могла его заподозрить в враждебных намерениях к Соввласти». И опасения эти, согласимся, были более, чем обоснованными. Один только набор имен чего стоит: Семен Никифорович Заустинский, он же Иван Никифорович Залустинский, он же Зигмунд Александрович Зимнох, он же Иван Григорович. И это только те, до которых удалось докопаться. В общем кандидатура на место польского шпиона более, чем подходящая.
Но, рассмотрев все добытые в ходе следствия улики, 3 декабря 1935 года уполномоченный ОО Ульяновского ГО НКВД Швыткин вынес постановление о… снятии с Залустинского обвинения по ст. 58-6 УК РСФСР «за недоказанностью состава преступления».
Однако на свободу с чистой совестью Семен Никифорович не вышел, поскольку сему предстояло ответить по статье 169 ч. 2 за мошенничество, то есть «злоупотребление доверием или обман» выразившиеся в том, что он «обманным путем проник в ряды ВКП(б), укрыв от партии свою действительную фамилию». Это грозило Заустинскому лишением свободы на срок от двух до пяти лет, что, конечно, неприятно, но по сравнению с расстрелом, сущие пустяки.
В отличие от Заустинского, Григорий Иосифович Демчук в партии не состоял и своего имени не прятал. Как, впрочем, и того, что был выходцем из Польши. Возможно, именно по этой причине он и находился под пристальным вниманием ульяновских чекистов, собиравших на него некие «материалы», указывавшие «на то, что последний, будучи выходцем из Польши и являясь к-р настроенным, ведет антисоветскую агитацию, выразившуюся в стремлении опорочить членов Советского Правительства. А также имелись данные о том, что Демчук состоит в к-р связях с лицами, ставящими своей задачей подрыв пролетарской диктатуры».
Наконец, когда этих «материалов», по мнению сотрудников Ульяновского городского отдела НКВД, накопилось достаточно, Демчука арестовали, возбудив против него уголовное дело по пунктам 10 и 11 все той же статьи 58 УК РСФСР за шпионаж и «активные действия или активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо - секретных должностях при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны». В чем именно состояла противоправная деятельность обвиняемого, не известно, но, судя по тем пунктам обвинения, которые ему вменяли, происходил Григорий Иосифович из «бывших» и занимал в прошлом некую «ответственную или особо секретную должность». Так или иначе, но по любому из предъявленных обвинений подсудимому грозила «вышка».
Окончив расследование, дело Демчука отправили в Краевое управление НКВД, где оно попало на стол начальнику секретно-политического отдела УГБ УНКВД по Куйбышевскому краю Столярову.
Изучив представленные материалы, 13 декабря 1935 года чекист вынес постановление об освобождении арестованного из-под стражи и о прекращении возбужденного против него уголовного дела, поскольку «расследованием достаточных данных, подтверждающих вышеизложенные моменты контрреволюционной работы Демчука не добыто».
В тот же день этот вывод подчиненного утвердил начальник краевого управления Леонюк.
Так, вслед за Заустинским, «кровавая гэбня» зачем-то выпустила из своих беспощадных лап еще одного «польского шпиона».
Источники:
ГАУО Ф. Р-1435, оп. 9, д. 4, л. 356
ГАУО Ф. Р-1435, оп. 1., д. 776, л. 6, 7-10.