Пятьдесят один год врачебной практики. Двадцать шесть лет военной службы. Три войны — Русско-японская, 1-я мировая и Гражданская; два ранения. Три десятка научных трудов, звание заслуженного врача РСФСР (он получил его первым в области), орден Трудового Красного Знамени. Сорок тысяч операций на глазах, из них более пяти тысяч — по удалению катаракт. Историк и краевед Иван Сивопляс рассказывает о легендарном ульяновском враче Григорие Сурове.

Однажды довелось мне гулять по центру Ульяновска с одним просвещённым и скептично настроенным гостем нашего города.

«О! У вас тут улица Ленина, вам положено, да!» — излагал свои впечатления гость и спрашивал: «А Железной Дивизии, это в честь кого?». «Освобождала город от бело-гвардейцев 12 сентября 1918 года, — объясняю, — у нас и улица 12 Сентября есть».

«Всё у вас тут революционное! — улыбнулся товарищ. — А вот интересно, есть ли в Ульяновске улицы, названные в честь белогвардейцев?». «Зачем улица? — отвечаю я в тон ему. — У нас целый проспект есть! Проспект врача Сурова! В честь начальника Главного санитарного управления Русской армии адмирала Колчака». «Что, серьёзно? — поразился гость. «Серьёзнее не бывает!», — отвечал я.

Конечно, проспект, а ещё и улицу назвали в честь Григория Ивановича Сурова (1871 – 1947) совсем не за его участие в белом движении. Заведующий глазным отделением Ульяновской областной больницы Григорий Иванович Суров был первым записан в декабре 1946 года областную «Книгу Почета»: «За то, что в течение 50 лет оказал помощь сотням тысяч трудящихся и подготовил сотни врачей специалистов».

Как правило, выдающиеся симбирские уроженцы славят родной край где-то далеко за его пределами. Григорий Суров — не самый частый, но очень выразительный пример, «что где родился, там и пригодился». Родился Суров в уездном Алатыре, третьем по значению городе в Симбирской губернии — умер в Ульяновске, бывшем Симбирске, с которым и была связана большая часть его сознательной жизни и деятельности.

Специализация по глазным болезням особую актуальность в наших краях приобрела с конца XIX века, когда Среднее Поволжье накрыла эпидемия трахомы, вызываемого хламидиями хронического воспаления глаз, с высокой восприимчивостью, отсутствием иммунитета, прямо взаимосвязанной с условиями жизни и санитарной культуры населения. Трахома приводила к воспалению роговицы, завороту век, бельму и слепоте. Болезнь свирепствовала в Казанской и Симбирской губерниях. Во многих населённых пунктах трахомой было поголовно поражено до 2/3 жителей. Об окончательной победе над эпидемией было заявлено только в 1964 году.

Для советской эпохи у Григория Ивановича была очень подходящая биография — он был крестьянским сыном, эдаким симбирским Ломоносовым. Ещё при жизни Сурова в областной прессе публиковалась легенда, как стремившийся к знаниям отрок пешком дошёл до Симбирска из уездного города Алатыря, чтобы поступить в мужскую гимназию и после стать врачом. «Друг народа» — писали о Сурове в газетах в ту пору, когда куда чаще там же писали про «врагов народа», подразумевая, что у советских людей может быть единственный Друг, товарищ Сталин.

Доктор Суров оперирует колхозницу. Фото из газеты 1940-х годов:

Народность эта, кстати, среди прочего являла себя и в том, что Григорий Иванович, подобно многим дореволюционной закваски, внешне не церемонился с пациентами. Соседи Сурова по переулку Красных партизан, нынешней улице Матросова, припоминали, как нередко вслух и на всю улицу он отчитывал нерадивых страдальцев, приходивших к нему на дом: «Ты чем глаза трёшь, дура? Зассанным подолом! Так они так и будут у тебя гноиться!».

Не церемонился Суров и с начальством. Рассказывали, что в печально знаменитые 1930-е годы в Ульяновскую больницу нагрянула высокая, чуть ли не столичная комиссия. Часть больных, кого смогли, приодели и почистили, остальных же, в том числе и в глазном отделении, заперли по палатам, настрого запретив диким видом смущать важных товарищей.

Григорий Иванович Суров с коллегами по глазному отделению Ульяновской больницы. 1930-е годы:

С чувством глубокого удовлетворения гости знакомились с постановкой лечебного процесса — пока прямо в коридоре не столкнулись с группой больных в ободранных пижамах и несвежих повязках. Предводитель скорбного «войска», энергичный старик в белом халате накинулся на ревизоров: «Посмотрите на состояние больных глазного отделения! Здесь лежат рабочие и крестьяне, что испортили зрение, занимаясь самообразованием! Они читали труды вождя и учителя товарища Сталина! А вы не выделяете средств на лечение этих людей!». Ошалевшая комиссия едва спасалась бегством.

С Ломоносовым Сурова роднила не просто общность крестьянского происхождения — оба были отпрысками вполне обеспеченных крестьян, благодаря чему Григорий Суров и смог получить хорошее образование. В Симбирске он впервые оказался в 16 лет, поступая в пятый класс мужской гимназии, которую окончил в 1891 году и тогда же стал студентом медицинского факультета Казанского университета. Но быть крестьянским сыном в сословной Российской империи, даже с деньгами, было занятием не из лёгких. Гимназическая характеристика высокомерно характеризовала Григория Сурова, как ученика с «посредственными способностями». Впрочем, на то она и школа — зато университет Григорий Иванович окончил с отличием!..

Григорий Суров-выпускник Симбирской гимназии. 1891 год:

Кстати, его ближайшими товарищами и по гимназии, и по университету, и даже свидетелями во время венчания Григория Сурова в Никольской церкви города Симбирска в январе 1897 года были связанные с Симбирском выдающиеся российские оппозиционеры начала XX столетия. Это будущие депутаты Первой Государственной Думы Владимир Иванович Ишерский (1872 – 1937) и Алексей Федорович Аладьин (1873 – 1927). Оба, кстати, во время Гражданской войны топили за «белых»: Ишерский, как и Суров, остался в России и после сгинул в ГУЛАГе, Аладьин умер в эмиграции в Лондоне.

Григорию Сурову удариться в политику была не судьба — как пользовавшийся казенной стипендией, он был призван в 1897 году на военную службу, правда, успев полгода прослужить перед этим заведующим земской больницей на 50 коек в уездном городе Спасске Казанской губернии. Здесь вчерашний студент в полноте столкнулся с «трахоматозными трагедиями», впечатление от которых осталось с ним на всю жизнь и предопределило специализацию.

Кстати, воинскую службу Григорий Суров начал младшим врачом в 24-м Симбирском пехотном полку. С 1900 года он заведовал глазным отделением в Уяздовском военном госпитале в Варшаве, занимавшем бывшую резиденцию польских королей. Жизнь в самом европейском городе Российской империи позволила Григорию Ивановичу посещать медицинские учреждения в Париже, Вене, Дрездене, Цюрихе, других городах, благо, эпидемию трахомы Европа, в которую болезнь была завезена из Египта солдатами армии Наполеона, пережила намного десятилетий раньше России и могла делиться своим опытом.

Уяздовский госпиталь в Варшаве, где в 1900 - 1904 годах Суров заведовал глазным отделением:

В Варшавском университете Суров сдал экзамены на звание доктора медицины и в январе 1904 года защитил диссертацию «О пересадке роговицы», после чего вслед за российскими войсками оказался на Дальнем востоке, на Русско-японской войне. В 1906 году, после окончания войны и курса в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге, Григорий Иванович прибыл на службу в Симбирск, заведовать глазным отделением в военном лазарете.

Но с самого начала он не ограничивал сея пределами губернского города. С летучим отрядом Красного Креста по борьбе с слепотой он обследует населённые пункты губернии. Выводы были печальны: «Главный контингент из страдающих болезнями глаз является крестьянство и вообще необеспеченный рабочий люд». Но к выводам всё не свелось, и в том же 1906 году при деятельном участии Григория Ивановича открылась зем-ская глазная больница на 15 коек; немного – но уже что-то.

В 1909 – 1911 годах доктор Суров служил в Двинске, современном Даугавпилсе. Вновь возвратившись в Симбирск, в том же 1911 году он «пробивает» открытие глазного отделения при губернской земской больнице, будущей больнице областной, которым Григорий Суров заведовал до самой своей смерти в 1947 году, с перерывом на Первую мировую, где он был дивизионным и даже корпусным врачом, и Гражданскую войну.

Собственно, и на Гражданской войне Суров формально оказался из-за работы в земской больнице. Осенью 1918 года, накануне взятия Симбирска «красными», все земские структуры и их служащие подлежали эвакуации из города, вначале в Самару, и дальше в Сибирь, по мере отступления «белых».

Санитары и сестры милосердия из Армии Колчака. 1919 год:

Насколько выбор «линии фронта» определялся личными политическими предпочтениями доктора, судить пока не просто. Но свой вклад в «белое дело» Григорий Иванович, несомненно, внёс. Организовывать помощь больным и раненым в армии Колчака, растянутой на сотни и тысячи километров, непрестанно отступающей и даже бегущей под напором превосходящих сил «красных», было очевидно крайне сложно. Не было транcпорта. Доходило до того, что врачи подкарауливали проходящие поезда на опасных участках пути, где те снижали скорость, и на ходу умудрялись впихивать на платформы даже носилки с лежачими больными.

В условиях отступления Суров сформулировал доктрину действия своих подчинённых: госпитали не эвакуируются и продолжают действовать даже в опасных местах вплоть до занятия их неприятелем. Это непростое, но твёрдое и уверенное решение стало важным моральным и психологическим фактором для колчаковцев, стимулом не поддаваться панике и продолжать борьбу.

Григорий Суров, в центре во втором ряду, среди ульяновский врачей. 1920-е годы:

Но к январю 1920 года колчаковская эпопея всё равно окончилась. Григорий Суров оказался в плену — и в рядах Красной армии! Правда, уже в сентябре того же года он был демобилизован и смог вернуться в Симбирск, главным врачом губернской советской больницы; эту должность он впоследствии исполнял неоднократно.

Главный врач Суров принимал на службу бывших «белогвардейцев», возвращавшихся в Симбирск бывших врачей и служащих больницы. Это было рисковым делом. В 1926 году в Ульяновске начался суд по делу о «белогвардейском гнезде», раскрытом, будто бы, в губбольнице. Среди обвиняемых оказался и «известный врач Суров».

«На скамье подсудимых целая группа лиц с высшим образованием, работавших в главных карательных органах белогвардейщины, — писала газета — Суров привлечен к суду за укрывательство». Из девяти подсудимых четверых приговорили к расстрелу, а Григорию Ивановичу «за недонесение» влепили год. На счастье, на дворе стоял еще только 1926-й, а не 1937-й год. Аргументы обвинения признали недостаточными, и все фигуранты были амнистированы. Вины, тем не менее, с них никто не снял — полную реабилитацию Г.И. Суров получил только в 1993 году.

На другой день после начала Великой Отечественной войны, 23 июня 1941 года была опубликована статья «Фашисты глубоко просчитались», написанная Григорием Суровым. Он готов был, если надо, отправиться на свою четвёртую войну, в победе на которой он не сомневался, хотя с высоты жизненного и военного опыта вполне осознавал её цену: «Эта война, навязанная нам сумасшедшим Гитлером, приведет фашизм к окончательной гибели. С нами народы, порабощенные Гитлером, с нами немецкие рабочие, крестьяне и интеллигенция. Если потребуется, я, семидесятилетний старик, готов к тому, чтобы отправиться на фронт.

Кровь, пролитая нашим народом, избавит от постыдной неволи миллионы людей.

Кровь, пролитая нашим народом, приведет фашизм к окончательной гибели».

«Если бы Симбирск-Ульяновск не полонил тебя, то ты, с твоей огромной практикой, дал бы и в «теории» глаза несомненно значительное, — писал Григорию Ивановичу университетский товарищ в 1943 году. — Но, кажется, то, что ты так многих спас от слепоты, куда важнее!..».

Григорий Суров за несколько дней до смерти. Февраль 1947 года:

Действительно, светила глазной медицины в Казани, Москве, Ленинграде, Одессе нередко привечали попавших к ним на прием состоятельных симбирян или важных ульяновцев фразой: «Зачем было сюда приезжать, у вас Суров есть». Пациенты незнатные, «говоря о нем, называли только его имя и отчество, но не фамилию — как бы показывая тем самым, что каждому известно, кто такой Григорий Иванович. Другими словами, имя этого замечательного врача было нарицательным».

Похороны любимого врача в феврале 1947 года превратились в настоящую народную манифестацию. На могиле Григория Сурова, даже через семь с половиной десятилетий после смерти, можно видеть свежие цветы.

Могила Григория Сурова на Старом кладбище Ульяновска. Декабрь 2021 года:

Иван СИВОПЛЯС