Про «три колоска» / 1 Августа 1944 / История Ульяновска / Годы и люди

Наиболее «раскрученным» из подобных нормативных актов является, несомненно, так называемый «указ семь на восемь» – от 7 августа 1932 г. На самом деле это совместное постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». По поводу этого документа было множество спекуляций, особенно в эпоху так называемой «оттепели» и в эпоху перестройки. Утверждалось, что за три подобранных на колхозном поле пресловутых колоска людей отправляли в ГУЛАГ на 10 лет. И даже безжалостно расстреливали.

При этом авторы подобных утверждений сплошь и рядом ссылаются на воспоминания неких свидетелей, а то и лично пострадавших от «сталинских репрессий» или потомков таких «пострадавших». Но что удивительно, никаких документальных свидетельств, подкреплявших бы такие «воспоминания», мне ни разу встретить не удалось. Более того, даже текст самого Постановления «семь на восемь» авторы подобного рода разоблачений, судя по всему, не читали, хотя он находится в свободном доступе.

Мы тоже не станем анализировать текст этого документа, а просто посмотрим, как он применялся судами Ульяновской области.

Итак, за хищения зерна и другой сельхоз продукции в 1944 г. здесь было привлечено к уголовной ответственности в общей сложности 2 223 человека. Из них осуждено 1 967 (88,5%). В том числе и те самые ответственные сельхозработники, о которых говорилось выше, воровавшие хлеб центнерами и тоннами. Согласитесь, в тонне и даже в центнере колосков несколько больше, чем три. Остальные расхитители были либо оправданы, либо освобождены от ответственности, а дела прекращены. Так, в первом полугодии было оправдано 8,5%, во втором – 9,5% привлеченных. Еще полтора‐два процента дел прекратили.

Что касается осужденных, то к реальному лишению свободы в первом полугодии было приговорено 48,3% обвиняемых, во втором – 58,7%. При этом порядка 63% получили сроки меньше 2 лет. На срок от 2 до 3 лет сел, в среднем, каждый пятый (около 20%), еще 16–18% провели в ГУЛАГе от 3 до 5 лет, и лишь от одного до полутора процентов представших перед судом получили от 5 лет и выше.

Исправительно‐трудовыми работами были наказаны 325 (28%), и условно – 154 (13,3%) осужденных.

Кто же попадал на скамью подсудимых? В основном это по‐прежнему были женщины, чьи мужья воевали на фронте. При вынесении приговора последнее обстоятельство учитывалось. Если не перовой инстанцией, то второй. Например, народный суд Тереньгульского района приговорил некую А.И. Мокееву к 1 году реального лишения свободы за хищение в колхозе 2 кг ржи и 1,5 кг колосьев. При этом два сына осужденной воевали, а третий, несовершеннолетний, был на ее иждивении. С учетом этого по кассационной жалобе областной суд снизил наказание Мокеевой до 1 года условно.

Такой же приговор суд Ишеевского района вынес двум женщинам, Шелаевой и Захаровой, настригшим в поле по 1 кг колосьев. При этом муж Шалевой был на фронте. 2 года лагерей получила жена фронтовика и мать троих несовершеннолетних детей 44‐летняя жительница Жадовского района Ф.С. Сыкеева за хищение 1 кг колосьев с колхозного поля. Однако сидеть всем этим женщинам не пришлось – по протестам прокуроров по всем перечисленным делам областной суд изменил наказание на условное.

Достаточно либерально суды относились и к должностным лицам, пойманным на злоупотреблениях. Например, Старкулаткинский суд осудил зав. колхозным амбаром Юмаева, который по сговору с колхозницей Бекчаевой от‐ сыпал ей 38 кг семенной пшеницы в обмен на ручные часы. Первоначально действия кладовщика квалифицировали как присвоение или растрату имущества, совершенные при исполнении служебных обязанностей. В этом случае Юмаев мог сесть на 3 года. Однако суд второй инстанции переквалифицировал эту сделку на хищение имущества частным лицом со склада. А это уже совсем иное наказание – либо срок до 2 лет, либо исправительные работы до 1 года.

Соответственно изменилась и квалификация действий сообщницы – из соучастницы должностного преступления она превратилась в мелкую воровку (ГАУО. Ф. Р‐3027. Оп. 2. Д. 15. Л. 63 об, 64, 64 об.)

Как видим, ни о каких 10 годах, а тем более о расстрелах речь даже не идет.

– Пусть не десять лет, пусть меньше. Но, неужели какой‐то килограмм колосьев стоит того, чтобы человека отдавать под суд, арестовывать. Выносить приговор? – станут возмущаться некоторые читатели. – Что за жестокость! Что за варварство!?

Однако прежде чем предаться негодованию, давайте подумаем – а можно ли мерить то, очень трудное время сегодняшним аршином? Благополучным и сытым? Конечно, сейчас три пресловутых колоска и даже килограмм колосьев, похищенных с поля, не стоят и половины той бумаги, на которой напечатана эта страница. Но тогда…

В августе 1942 г. бюро мелекесского РК ВКП(б) било тревогу: «На убранных полях остается много колосьев, сбор их как конными, так и ручными граблями, а также школьниками, не организован» (ГАНИУО. Ф. 31. Оп. 1. Д. 599. Л. 118). «В результате проверки качества уборочных работ по колхозам района установлены факты исключительно больших потерь зерна.

В колхозе «Алга» после уборки комбайном на поле осталось в среднем 35 колосьев на кв. м. В колхозе «Власть труда» – до 50 колосьев на кв.м.

Сгребание колосьев конными граблями проводится крайне небрежно и не во всех колхозах. Ручные грабли для сгребания колосьев используются мало, ручной сбор колосьев не организован совершенно» (ГАНИУО. Ф. 31. Оп. 1. Д. 599. Л. 125). «Привлечь для сбора колосьев, как руками, так и граблями учащихся младших классов под руководством учителей.

Разъяснять всем колхозникам, трактористам, комбайнерам, а также людям, посланным на уборку из городов, что потеря зерна на уборке складывается по стране в миллионы пудов хлеба, чем наносится ущерб мощи Советского Союза и Красной Армии» (ГАНИУО. Ф. 31. Оп. 1. Д. 599. Л. 127).

А работу районной милиции «Признать явно неудовлетворительной, как в части сохранности социалистической собственности – поднятия революционной бдительности населения, так и борьбы с лодырями, уклоняющимися от работы по уборке урожая. Потребовать от начальника милиции тов. Акулина немедленного улучшения оперативной работы органов милиции по этим вопросам» (ГАНИУО. Ф. 31. Оп. 1. Д. 599. Л. 120).

И это только по одному – Мелекесскому – району только за один месяц. Ситуацию без всякой натяжки можно назвать битвой за урожай, когда на счету – каждый колосок, как на фронте – каждый патрон.

А теперь возмущайтесь.

***

Еще одним «военным» преступлением, то есть преступлением военного времени, как уже говорилось, было так называемое разбазаривание продовольственных и промышленных товаров. Этот состав был введен Постановлением ГКО от 22.01.1943 (ГАУО. Ф. Р‐3027. Оп. 2. Д. 11. Т. 1. Л. 21). Что тоже вызывалось необходимостью рачительного использования очень скудных ресурсов.

В первом полугодии 1944 г. за преступления подобного рода было привлечено к уголовной ответственности 1 106 человек. А во втором – почти в два раза меньше – 572 чел. В таблице 5 приведены данные о наиболее распространенных преступлениях в данной сфере.

Таблица 5

Из числа привлеченных осуждено 521 человек (92,8%), оправдано 33 (5,7%), прекращены дела в отношении 8 подозреваемых (1,5%).

Из тех, кто получил реальные сроки, во 2 полугодии 52% сели на 2 года и меньше, 24% получили от 2 до 3 лет, каждый четвертый (24,3%) – от 3 до 5 и только 6% – больше. Например, нарсуд 1 участка Сталинского района г. Ульяновска 16 августа 1944 г. осудил управдомами Сапогову за то, что она выписала фиктивные ведомости на имя Сафонова на выдачу ему 4 хлебных карточек, и на имя Сембург – на 2 карточки. Осужденную приговорили 1 году лишения свободы со взысканием с нее 2 582 руб. в пользу райжилуправления.

Однако чаще виновные отделывались условными наказаниями. Например, суд Ленинского района вынес приговор гражданке Е.Р. Захаровой за то, что она, злоупотребив хлебными карточками и продуктами, незаконно получила 81 кг хлеба, 7,3 кг крупы, 3,6 кг мяса, 2,7 кг. Жиров и 2,7 кг. сахара. Осуждена условно (ГАУО. Ф. Р‐3027. Оп. 2. Д. 15. Л. 61, 61 об., 62, 65, 65 об.)

Распространенным видом преступлений в те годы была спекуляция. Это сегодня подобный вид деятельности называется предпринимательством. А во время войны паразитирование на людских проблемах и остром дефиците всего и вся расценивалось как уголовно наказуемое деяние.

В частности, Пленум Верховного Суда СССР 10 февраля 1940 г. обязал «привлекать к уголовной ответственности за спекуляцию тех лиц, у которых товары обнаружены в таком количестве и ассортименте, что превышают потребности семьи и сами по себе показывают предназначение их к продаже» (ГАУО. Ф. Р‐3027. Оп. 2. Д. 15. Л. 13).

Тем не менее, и в этом вопросе суды на местах порой демонстрировали труднообъяснимый либерализм. Например, эвакуированного из Ленинграда гражданина Э.Ш. Иосфина, пребывавшего в Ульяновске без определенных занятий, задержали на вокзале во время отправке багажа в г. Бийск. В увесистых тюках были увязаны настоящие сокровища: 32 пары дамских чулок, 117 пар мужских носков, 106 дамских рейтуз, 51 детская шапка, 37 маек, 250 кусков лампового фитиля, 223 катушки и 60 бобин ниток, 46 замков и другого товара в общей сложности 46 наименований. Просто сопоставьте эти несметные по тем временам богатства с теми усилиями, которые власть прилагала к распределению самого необходимого между жителями области и семьями фронтовиков, с теми крохами, которые перепадали людям, работавшим на Победу. Думаю, тогда разъяснения Пленума Верховного Суда не покажутся вам чрезмерно жесткими.

На допросе Иосфин показал, что все это богатство он собирался продать в г. Бийске на рынке. Казалось бы, преступление очевидно. Однако нарсудья т. Белова в действиях подсудимого спекуляции не усмотрела, признав лишь то, что он нарушил правила торговли, и приговорила его к одному году исправработ с возвращением осужденному изъятых трикотажных изделий. Кроме того, она зачла Иосфину срок предварительного заключения и освободила от отбытия наказания. Сегодня о мотивах такого решения мы можем только догадываться.

А вот еще пример: на станции Сельдь при продаже стекол для керосиновых ламп были задержаны сестры Ф. и Г. Рахматуллины, а также С. Андрианова, у которых оказалось 207 ламповых стекол, привезенных из Казани для продажи.

Как удалось выяснить, к моменту задержания спекулянтки уже успели сбыть 25 стекол по 130–150 руб. за штуку. Видимо, этот бизнес был у них давно и хорошо отлажен. Во всяком случае, Ф. Рахматуллина нигде не работала, однако в 1942 г. купила дом за 20 тыс. руб. и корову за 33 тыс. И вот 10 января 1944 г., «явно искривляя судебную политику», все та же нарсудья Белова, вопреки фактическим данным дела, признала в действиях спекулянток всего лишь нарушение правил торговли и приговорила Рахматуллиных к 1 году исправработ с возвращением им изъятых при обыске 11 тыс. руб. А Александрову оправдала.

Облсуд оба этих приговора отменил, а дела направил на новое рассмотрение. В результате Рахматуллины получили по 5 лет реального лишения свободы (ГАУО. Ф. Р‐3027. Оп. 2. Д. 15. Л. 13). А вот сведений о последствиях для Иосфина нет.

Владимир Миронов

Материал из книги Владимира Миронова «Неизвестная война. Ульяновский «фронт»» из серии «Симбирские тайны». Издание в научно-популярной форме рассказывает о жизни Ульяновска и Ульяновской области в годы Великой Отечественной войны. Особое место в книге уделено работе ульяновской милиции в тот период.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Если завтра война… ……………………………………………………. 5

Вставай, страна огромная…………………………………………… 14

Мобилизация…………………………………………………………… 20

Милицейский фронт………………………………………………. 30

«В Красной Армии штыки, чай, найдутся…»…………… 40

Любимый город мог ли спать спокойно? ………………. 44

Хочешь мира – готовься к войне……………………………… 51

В здоровом теле – здоровый дух…………………………….. 54

Фронтовые подруги………………………………………………… 55

Стирка оборонного значения……………………….………… 57