Бумеранг. Часть 3 / 17 Января 1938 / История Ульяновска / Годы и люди

«Ударная техника» допросов была не единственной из применявшихся в те годы. Существовали и другие, менее «травмоопасные», но не менее эффективные, например, упоминавшиеся уже «выстойки».

«На одном из оперативных совещаний начальник Горотдела Андронов лично дал установку – ставить на ноги арестованных, и пусть-де они стоят до тех пор, пока не покажут, что являются членами к.р. организации», – рассказал на суде свидетель Жиганов, проходивший практику в ульяновском отделе НКВД. А потом, отвечая на вопрос бывшего начальника, уточнил: «Вы созвали нас, практикантов, и прямо заявили – с арестованными церемониться нечего. Не дает показания, ставьте на ноги. Не от радости же у Семенова спрыгнул с лестницы и чуть не разбился один арестованный».

Выстойки были массовыми, поскольку их применяли практически все сотрудники, так что порой арестанты целыми группами стояли в кабинетах по несколько часов и даже суток. «Прав ли арестованный, виновен ли, мы его ставили на продолжительное время на ноги и добивались от него показаний в нужном нам направлении. Я не отрицаю, сам лично по указанию Андронова ставил на выстойку ряд арестованных», – сообщил другой свидетель – Иван Осипович Силантьев, уточнив, что эту незаконную систему допросов ввел в Горотделе именно Андронов.

Показания сотрудников подтверждали и бывшие подследственные. Например, сорокашестилетний Григорий Григорьевич Бизенков, в прошлом – директор Пищеппрома, арестованный 17 января 1938 года, как член контрреволюционной организации и шпион, который, к тому же в 1917 году дал колчаковской разведке 10000 рублей и занимался вредительством. Во всяком случае, признания именно в этом добивался от него будущий подсудимый Рогов. А поскольку клеветать на себя обвиняемый не желал, то в марте 1939 года ему пришлось под наблюдением охраны около 30 часов просидеть на стуле с опущенными руками, не имея права пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы сходить оправиться. Но и это не помогло. Тогда по распоряжению Зотова следующие 25 часов Бизенков простоял на ногах, пока не потерял сознание. А придя в себя, подписал-таки заранее заготовленный протокол с нужными признаниями.

В конце концов, спустя полтора года – 25 июня 1939-го, нарсуд, куда передали его дело с обвинением в злоупотреблении служебным положением, подсудимого оправдал и выпустил на свободу.

Бывший начальник снабжения Промсторя Павел Степанович Демин, арестованный 24 января 1938 года, по распоряжению Андронова стоял на «выстойках» несколько раз по двое и по четверо суток. Последний для него раз эта «процедура» длилась с 13 по 17 мая 1938 года. Не выдержав, Демин подписал протокол, о том, что является диверсантом. И впоследствии по распоряжению прокурора тоже был освобожден.

Бывший бухгалтер мясокомбината, сорокадевятилетний Николай Викентьевич Снитко, арестованный 13 февраля 1938-го, как польский шпион, якобы служивший в польских легионах, по распоряжению Семенова простоял около 8 суток. «Упаду, меня подымут и опять проставят», – описал он происходившее. А следователь Оськин разнообразил монотонный процесс выстойки тем, что бил арестованного по носу, по голове и выщипывал усы.

Проведя под стражей больше года, Снитко, был приговорен к ВМН – расстрелу, однако привести приговор в исполнение не успели: дело прекратили, а осужденного освободили.

В качестве еще одной меры воздействия использовался карцер, где, по словам Василия Михайловича Шпицера, «не ешь, не пьешь, а лежишь без одежды на полу».

По результатам «следствия» Шпицера, отсидевшего по вине Андронова год и трип месяца, и тоже получившего ВМН, также отпустили, дело против него прекратили, восстановили в партии и теперь он выступал на суде как свидетель и член ВКП(б).

«Почему же вы не обратились с жалобой к прокурору?», – поинтересовался у него подсудимый Андронов, словно не зная, что сам же запретил подследственным иметь в камерах карандаш и бумагу, а также писать какие-либо жалобы.

Из общей череды свидетелей выделялся бывший практикант Горотдела Петр Семенович Буранов, которого подсудимый Андронов назвал бездельником, не желавшим бороться с кулачеством, поскольку тот отказывался бить арестованных и сажать людей безвинно, за что Андронов собирался посадить его самого. Но не успел.

Всего же Андроновым лично было незаконно арестовано около 45 человек.

Не станем приводить показания всех участников процесса – все они в основном говорят об одном и том же. А в итоге складывается схема, по которой работало «следствие» НКВД. Выглядела она так: сотрудники горотдела, в соответствии с «лимитами», спущенными из областного управления, арестовывали людей, отвечавших определенным критериям (кулак, «иностранец», из «бывших» и т.д.) и с помощью «извращенных методов следствия» добывали «доказательства» их мнимой вины. Затем, на основании полученных «материалов» на каждого составлялась так называемая «альбомная справка» содержавшая установочные данные арестованного и краткую суть выдвинутого против него обвинения. А потом все это отправляли в Куйбышев, где присланные материалы «просеивались» и либо направлялись на рассмотрение областной Тройки, либо прекращались, а обвиняемые освобождались. При этом свои решения Трока выносила заочно, имея дело только с бумагами, а не с живыми людьми.

Затем, с мая по декабрь 1938-го, порядок несколько изменился. Теперь все арестованные немедленно перечислялись за УНКВД, которое уже само проводило оформление дел, включая окончательные допросы и составление справок на обвиняемых по делам 1 категории. «Когда же вышло постановление ЦК ВКП(б) и правительства о прекращении разбора дел во внесудебном порядке, тогда УНКВД стало дела возвращать обратно в Горотдел НКВД на доследование, а Горотдел за недостаточностью улик вынужден был дела прекращать и людей из-под стражи освобождали», – показал подсудимый Андронов. И уточнил, – такие дела, безусловно, нельзя было в суд направлять, ибо материалов было недостаточно. Приходилось освобождать». Причем освобождали даже уже приговоренных к расстрелу. Хотя, конечно, так везло далеко не всем. Но об этом – чуть позже.

Мародеры

Среди обвинений, предъявленных подсудимым Андронову, Рогову и Зотову, было, как мы помним, и обвинение в мародерстве.

«В 1937 – 1938 г.г. по городу Ульяновску проводились массовые аресты граждан, и когда Горотделом на них были оформлены дела и последние были осуждены, здесь же в Горотдел стало поступать много конфискованных вещей. Когда уже в Горотделе образовалось столько вещей, что последние не вмещались в комнату, о чем я доложил бывшему Начальнику Горотдела Коробицыну, который предложил составит акт и сдать их в Горфинотдел» – показал суду свидетель Михаил Петрович Романов – бывший комендант ульяновского отдела НКВД.

«Когда в Горотдел НКВД стало поступать большое количество конфискованных вещей, первое время эти вещи находились при Горотделе, а потом их стали передавать в склады Горфинотдела для последующей реализации», – подтвердил сказанное другой свидетель – старший инспектор ульяновского ГорФО Владимир Борисович Некрасов.

Однако передача имущества в другую «юрисдикцию» не мешала сотрудникам НКВД распоряжаться теперь уже казенными вещами, как своими. По словам Некрасова, занимался этим, в частности, комендант Романов. который был фактически хозяином всего этого конфиската. «И если ему что нужно взять для себя, то он нами командовал и говорил: «Я сегодня возьму из склада ряд вещей для выдачи заключенным», а я и Бикетов были у него только «ключниками», целиком и полностью подчинявшимися коменданту», – утверждал кладовщик..

«Вещи со склада чекисты брали часто без оплаты, то под предлогом раздачи заключенным, то под другим мотивам», – рассказывал инспектор ГорФО. Так, 30 марта 1938 года Романов приказал «ключникам» быть на месте и ждать его с коллегами. Приехал они втроем с Роговым и Оськиным на телеге, которую нагрузили разным имуществом и куда-то увезли, оставив кладовщикам расписку и предупредив, что деньги уплатят после реализации вещей, то есть, после их продажи.

Не отпирались в этом вопросе и сами подсудимые. В частности Андронов рассказал, как однажды к нему зашел Рогов и спросил можно ли приобрести кое-что из конфискованных вещей, якобы для агентуры, ну, и для себя. И, несмотря на то, что начальник ему в этом будто бы отказал, в ближайший же выходной Рогов с Романовым и Оськиным приехали на клад ГОРФО, где отобрали себе понравившиеся вещи. В частности Оськина Рогов «сагитировал» взять мужское пальто, шапку и два отреза на костюмы – себе и жене, всего на 550 рублей. Чего набрали остальные, неизвестно, но набрался целый воз. Имущество увезли в роговскую квартиру, куда вскоре нагрянула супруга Андронова, а вскоре явился и он сам, чтобы посмотреть, что там нашли на складе подчиненные. «Жена моя также соблазнилась на вещи, и уговорила меня взять несколько вещей за наличный расчет, что я и сделал», – признался суду бывший начальник и коммунист, хотя, по показаниям свидетелей расплачивались не сразу, а в лучшем случае, лишь спустя 5-6 месяцев. Что же касается приобретенной со склада одежды, то она, по словам подсудимых, находилась у них на квартирах в полной сохранности, поскольку ее и не носили. Ну, разве что жены кое-что перекроили да перешили.

В общей сложности Андронов с сообщниками присвоили принадлежавших осужденным вещей на сумму свыше 3500 руб.

Впрочем, только одеждой дело не ограничивалось. Например, Рогов обменял свой старый велосипед отечественного производства на заграничный, приобретя последний за 240 рублей, а продал его уже за 2000.

Суду поведал об этом упоминавшийся уже чекист Николай Илларионович Оськин, пришедший на службу в органы с должности заместителя председателя ульяновского горсовета и… негласного сотрудника УГБ под агентурным псевдонимом «Лесной». Оськин был содержателем конспиративной квартиры, где оперработники встречались со своими агентами.

За свою секретную деятельность зам. пред. горсовета получал от Рогова секретное вознаграждение, выдавая взамен расписки, которыми начальник отделения отчитывал за суммы, отпускавшиеся ему на оперативные расходы. Однако дебет не всегда сходился с кредитом. Так, по словам «Лесного», несколько написанных им расписок на 300 рублей остались неоплаченными, поскольку Рогов попросил написать их, чтобы покрыть возникшую у него недостачу казенных средств. А деньги обещал выдать позже. Но так и не отдал.

С декабря 1937 года бывший негласный сотрудник стал официальным оперативным работником со всеми вытекающими из этого последствиями, включая «льготное» получение вещей. Но не только. Вместе с новой должностью, бывший Оськин получил и новую квартиру.

(Продолжение следует)