От пленума к пленуму / 2 Марта 1938 / История Ульяновска / Годы и люди

Эта фамилия знакома ульяновцам, главным образом, по названию одной из городских улиц, получившей его в память об Иосифе Михайловиче Варейкисе, с мая 1918 по август 1920 года возглавлявшего симбирскую парторганизацию в качестве первого секретаря губкома РКП(б).

Однако мало кто знает, что обладателем этой не привычной для русского слуха фамилии в городе был не только Иосиф Михайлович. Вожаком симбирской молодежи примерно в это же время стал младший брат секретаря губкома –семнадцатилетний Варейкис Михаил, принимавший активное участие в создании губернской комсомольской организации.

А осенью 1918 года в Симбирск на должность губернского военного комиссара прибыл Варейкис Иосиф Викентьевич – родной дядя обоих братьев. Вместе с ним к новому месту службы приехала и супруга – Франциска Константиновна

К 1938 году она осталась единственной в городе представительницей боевой революционной семьи. Ее муж умер от тифа еще в 1919-м, а племянников волей судьбы и партии раскидало по огромной стране. Иосиф, покинув Симбирск, работал на руководящих партийных должностях в Витебске, Баку, Саратове, Воронеже и на Дальнем Востоке, где в 1937-ом был арестован и, по одним данным, расстрелян, по другим, умер в лагере. Примерно такая же участь постигла и его младшего брата.

Однако пострадала директор ульяновского детского дома № 1 Ф.К. Варейкис не за связь с родственниками, дальними во всех смыслах. Таковую, как выяснило партийное «следствие», она давно уже не поддерживала.

«Уличили» ее в другом. «В сентябре м-це 1937 г. поступило устное заявление парторгу Гороно т. Сечко о связях Варейкис Ф.К. с бывшем секретарем (горкома – В.М.) и его женой, ныне разоблаченными врагами народа Беловыми». Выражалась эта связь в «допущении попойки в детском доме», а точнее, банкета, устроенного руководящими супругами в честь директора воспитательного учреждения.

Кроме того, по сведениям Сечко, Варейкис «допустила самоснабжение семи членов своей семьи (родственников)».

Сигнал не остался без внимания, и 28 сентября 1937 года партийная организация Гороно постановила: «за допущенные попойки в детдоме, за примиренческое отношение ко всем безобразиям, творимым Беловой, за самоснабжение объявить т. Варейкис выговор».

И вот, по прошествии пяти месяцев – 21 февраля 1938-го, шестидесятитрехлетняя Франциска Константиновна вновь предстала перед партийным «судом». Однако на этот раз товарищи вели себя не враждебно, а скорее сочувствующе. Они вдруг «вспомнили» что товарищ Варейкис не только вдова погибшего на боевом посту старого большевика, но и сама является таковой, имея партийный стаж с 1917 года, а еще – почетную грамоту ВЦИК за многолетнюю успешную работу в детдомах по воспитанию беспризорных и безнадзорных детей.

В общем, взвесив все «за» и «против», бюро постановило «предъявленные обвинения о связи тов. Варейкис Ф.К. с врагами народа Беловыми считать необоснованными. Решение первичной парторганизации от 28/IX- 37 об объявлении выговора т. Варейкис, отменить».

Эта история с хорошим концом была в те дни не единственной. Но!

Шаг вперед и два назад

Повальный энтузиазм, с которым партийные массы предавались повсеместной ловле врагов народа, обуздать вот так, сразу было крайне сложно. Тем более, вольно или невольно, сама же власть его и подогревала.

2 марта в Москве начался длившийся до 13 числа очередной – третий по счету судебный процесс по делу об антисоветском право-троцкистском блоке Бухарина, Рыкова, Крестинского, Раковского и других (всего – 21 подсудимый). Их обвиняли в организации промышленного саботажа и диверсий, в убийстве Кирова, отравлении Куйбышева и Горького, в заговорах против Ленина и Сталина, а также с целью расчленения СССР и прочих подобных преступлениях. Семнадцати осужденным были вынесены смертные приговоры, приведенные в исполнение уже 15 марта.

Процесс широко освещался в прессе, а в день его начала по стране покатилась волна митингов трудящихся требовавших суровой расправы над врагами.

Митинговали и в Ульяновске. Так, на швейкомбинате имени Ворошилова на митинг вышли 220 человек. Выслушав доклад парторга комбината Гореловой о раскрытии органами НКВД. бандитской шайки правотроцкистского блока, участники принялись гневно клеймить долго маскировавшихся врагов народа за их попытки отнять у трудящихся все завоевания советской власти.

– Велики наши достижения в сельском хозяйстве, в промышленности, в науке и культуре! – Говорил с трибуны товарищ Захаров. – И как же реагируют на них враги народа и СССР!? Злобой и ненавистью! Враги народа и раньше предательски изменяли партии и трудящимся. Надо уничтожить до конца всех гнусных предателей и изменников, пытавшихся вернуть страну к капитализму. Наше требование – расстрелять! Да, здравствует наша счастливая жизнь!», – закончил свое короткое выступление Захаров.

– Предатели из правотроцкистского блока пытались убить гениев революции т. Ленина и т. Сталина. Бандиты предательски убили незабвенного Сергея Мироновича Кирова, умертвили т. Горького, Куйбышева, Меньжинского. Трудящиеся не могут спокойно слышать все гнусные дела предателей», – негодовала А.С. Лукьянова, призвавшая Военную Коллегию Верховного Суда СССР применить к изменникам и убийцам единственно возможное наказание – расстрел.

Высшей меры для банды убийц и предателей потребовали также работницы А.Д. Новгородская и П.Н. Жмакина и А.А. Семенова. «Будем бдительны, теснее сплотимся вокруг партии ВКП(б) и т. Сталина!» – призвала она.

В резолюции, принятой собранием единогласно, говориться: «члены артели им. тов. Ворошилова, требуют от Военной Коллегии Верховного Суда СССР расстрелять подлую банду убийц.

Просим органы НКВД до конца выкорчевать подлые корни троцкистско-бухаринской своры и контрреволюции. Обязуемся усилить бдительность и не дадим врагам народа и их гнусным приспешникам жить на советской земле.

Все теснее сплотимся вокруг большевистской партии и ее Великого вождя т. Сталина».

Прошел митинг и на Ульяновском з/пункте «Заготзерно». Здесь с докладом выступил товарищ Есин, зачитавший сообщение прокуратуры СССР по делу троцкистско-бухаринской банды предателей и шпионов А после бурного и гневного обсуждения и осуждения врагов и предателей, он же огласил резолюцию собрания, также принятую единогласно.

В ней, в частности, говорилось: «Мы – рабочие и служащие з/пункта, просим Военную Коллегию Верховного суда СССР применить к озверелой банде наймитов мирового фашизма высшую меру наказания – расстрел.

В ответ на происки врагов, мы еще больше сплотимся вокруг партии большевиков и ее вождя т. Сталина. Мы еще выше поднимем нашу бдительность, будем искоренять до последнего конца предателей нашей родины».

Аналогичные резолюции в тот день были приняты на митингах постоянного и курсантского состава аэроклуба и других организаций города.

А 15 и 16 марта, в день расстрела осужденных и сразу после него, город окатила еще одна митинговая волна. На этот раз рабочие и служащие Ульяновского отделения Куйбышевского военторга, упоминавшегося уже швейкомбината и других трудовых коллективов «с огромной радостью встретили приговор Верховного Суда СССР».

Разоблачительский пафос звучал и в речах ораторов, выступавших на XVI Ульяновской городской парконференции, проходившей с 27 по 31 мая 1938 года. то есть, спустя пять месяцев после выхода постановления, осудившего погром в партийных рядах.

Так, не упустил случая попенять врагам народа председатель Горсовета Бабин: «Враждебной работой Горсовет был поражен больше других организаций. Вредительство было во многих отраслях хозяйства, находящихся под руководством Горсовета. После выкорчевывания врагов, в Горсовет пришли новые работники с низов, но последствия вредительства еще полностью не ликвидированы, – сокрушался он. – В плане благоустройства город в таком положении, каком он далее оставаться не может. В этой области тоже много похозяйничали враги. Когда мы разбирались в вопросах благоустройства города, то убедились, что за год в дорожное мостовое хозяйство вложено всего-навсего 80 тыс. рублей. Это – вредительские дела!

Разоблаченный ныне Сыров заявлял, что государство отпустило 2 миллиона рублей на борьбу с оползнями. Так оно и было. Но враги не использовали эти средства умышленно…».

Из-за вредителей, по мнению Бабина, все еще не был построен памятник В.И. Ленину, хотя, как уверяли нового главу города при его вступлении в должность, все давно уже было готово. Однако на самом деле даже проект памятника никто еще не рассматривал и не утверждал. «А плохой памятник нам строить не позволят», – подвел черту председатель Горсовета. Но была у него и хорошая новость: «Вопрос о памятнике решается сейчас в СНК СССР, и начинать это пришлось, то же самое, заново. Материал теперь есть. Дело за средствами. Тов. А.А. Андреев обещал поддержать нас в СНК с выделением 500 тыс. рублей».

А поднявшийся на трибуну парторг горотдела НКВД Молодоженов прямо-таки настаивал на необходимости и дальше проявлять партийную бдительность. В подтверждение он привел возмутительный, по его мнению, случай, имевший место в ресторане Воентрга.

Для отдыхавших там коммунистов товарищей Ломана, Наумова, Лазарева, Кальной и других оркестр играл исключительно вальсы и фокстроты. А когда прочие посетители из рабочих попросили исполнить что-нибудь и для них, музыканты грянули «Барыню». При этом музыкальный руководитель Мельников громко объявил, что «Барыня» – как раз то, что надо, поскольку все рабочие – пьяницы.

«Характерно, что Ломан и парторганизация Военторга этому факту значения не придали и наоборот, заступились за Мельникова», – негодовал чекист.

Не менее возмутительным, по его мнению, был и другой случай, когда директор Книготоргового техникума Афанасьев напился до того, что полез целоваться с попом!

В общем, бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

Но, как говорится, нет таких крепостей, которые не могут взять большевики.

Вола камень точит

Итоги работы по выполнению решений январского Пленума ЦК ВКП(б) подвели в декабре на очередном пленуме Ульяновского Горкома, где была приведена и окончательная статистика: за период с 1 января 1937 по 20 января 1938 из Ульяновской парторганизации исключили в общей сложности 220 коммунистов и кандидатов.

Из них: как врагов народа – 16 человек, за связь с врагами – 83, за вредительство и саботаж – 25, за контрреволюционную агитацию и антисоветские настроения – 14.

Из общего количества исключенных, 71 бывший коммунист арестован органами НКВД, а восстановлено в партии – 43.

Однако после пленума ЦК ситуация поменялась коренным образом: с 1 июня по 1 ноября 1938 г количество исключенных сократилось в 14 раз! За это период по решениям бюро горкома партийные ряды вынуждены были покинуть всего 16 бывших товарищей.

В том числе: трое осужденных за различные преступления, семеро репрессированных органами НКВД и по одному: за сокрытие связи с заграницей, службу отца жандармом, связь со шпионом, злоупотребление по службе и не искренность, утерю кандидатской карточки и сокрытие этого, за клевету на чл. ВКП(б) и даже участие в Чапанном восстании 1919 года.

Таким образом, накал борьбы партийных масс за чистоту большевистских рядов явно пошел на спад.