
Кроме заседания в разных авторитетных комиссиях, было у начальника горотдела НКВД Павла Ивановича Корнеля множество и других забот, важнейшая из которых – борьба с идеологическими «ересями», паразитировавшими на светлой коммунистической идее и вносившими разлад в стройную теорию построения светлого будущего в дной отдельно взятой стране.
Главный смутьян, каковым, несомненно, являлся «демон революции» Л.Д. Троцкий давно уже пребывал за границей, а многие из других вождей, такие, как Ю.Л. Пятаков, К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников, Н.И. либо уже были расстреляны, либо, как Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев, находились под арестом в ожидании сурового, но справедливого приговора.
Однако на воле оставались тысячи их сторонников низвергнутых вождей, разделявших их «еретические» взгляды и по мере сил, настырно гнувших партийную линию кто влево, кто – вправо. Или, по крайней мере, тайно сочувствовавших «крамольным» идеям. Но НКВД на то и поставлен, чтобы все тайное делать явным.
«В Горотдел НКВД поступили данные о том, что во время подготовки к Международному Юношескому Дню 1935 г., Секретарь Парткома Строительного Техникума Мязев в присутствии зав. учебной частью техникума Мирандова, секретаря уч. части Сергеевой и завхоза техникума Ненилина, сказал: «К МЮД мы должны подготовиться, как следует. Троцкий опирался на молодежь и любил ее», – докладывал 14 февраля 1937 года Корнель «секретарю оргкома ВКП(б) тов. Белову».
Впрочем, симпатизировал партийный секретарь не только Троцкому. Во время учебы в Ленинградском КОМВУЗе, в период внутрипартийной дискуссии Мязев частенько бывал на митингах, где слушал доклады Зиновьева. Эти выступления вносили раскол в ряды присутствовавших, и, по словам, техникумовского парторга, во всех таких случаях вся молодежь всегда была на стороне докладчика.
Ту же картину он, будто бы наблюдал и на периодически устраиваемых на Марсовом поле кулачных боях между молодыми и старыми коммунистами, где вся молодежь, якобы тоже непременно брала сторону Зиновьева и Троцкого.
В ходе дальнейшей проверки все перечисленные выше свидетели – сотрудники техникума, подтвердили чекистам, что вышеизложенное Мязев действительно произносил в их присутствии. Более того, когда Мирандов сообщил об этих разговорах директору техникума Павлову и секретарю комитета ВЛКСМ Хананову, последний, в свою очередь, поделился тем, что Миязев, еще не будучи парторгом, рассказывал студентам, как во время учебы в Ленинграде, у них директором была некая женщина, которую исключили из партии, как ярую троцкистку, но потом восстановили и сослали куда-то на ответственную работу.
Хананов также утверждал, что о странных поступках и подозрительных связях товарища он докладывал заведующему отделом учащейся молодежи горкома комсомола Андрееву.
А вот директор техникума, член ВКП(б) Павлов, официально о предосудительном поведении Миязева никуда не сообщал, упомянув о нем лишь в частной беседе с инструктором горкома Заводским, попросив того подыскать замену неблагонадежному сотруднику. Более того, директору было известно, что в отношении горком проводил проверку в отношении Миязева, и та показала, что он происходил из семьи кулака, что до революции его отец служил в полиции, а после имел несколько десятин земли, в 1934 году был раскулачен и лишен избирательных прав, однако через год в таковых восстановлены. По сведениям чекистов, весь этот компромат находился у Заводского, однако тот никакого хода ему почему-то не давал.
Примечательно, что никаких советов, рекомендаций и уж, тем более указаний по поводу ситуации, сложившейся в техникуме вокруг неблагонадежного парторга в информации НКВД не содержится. Нет сведений и о каких-либо репрессивных мерах со стороны «органов». Видимо, никаких оснований для применения таковых Корнель в случившемся не усмотрел.
А тридцать седьмой год, между тем, продолжался.
К середине февраля был вынесен приговор по делу бывших студентов Ульяновского Пединститута Алексея Ивановича Исаева и Андрея Игоревича Пугачевского, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности среди студентов ВУЗа.
Следствием было установлено, что обвиняемые проводили среди сокурсников агитацию, направленную против мероприятий советского правительства и ВКП(б), на дискредитацию вождей партии и распространяли среди студенчества листовки контрреволюционного содержания. За все перечисленное комсомолец Исаев получил пять лет лишения свободы, а его сообщник – на год больше.
Проходил по делу и еще один обвиняемый – сотрудник редакции газеты «Пролетарский путь» Иван Липатов. Однако он под суд не попал, поскольку следствие установило, что его связь с Исаевым была сугубо бытовой, как оказавшихся в городе односельчан. Исаев приходил к земляку лишь для того, чтобы забрать присланные родителями из дому посылки и письма. Поэтому дело по обвинению Липатова по ст. 58-10 и 11 УК следствием было прекращено.
И уж совсем выбивается из зловещего ряда устойчивых представлений о «кровавой гебне» документ, датированный 23 февраля все того же зловещего 37-го.
Это – совершенно секретная записка начальника Ульяновского горотдела НКВД, капитана госбезопасности П.И. Корнеля на имя ответственного секретаря Ульяновского горкома ВКП(б) т. Белова и председателя горсовета Вердеревского.
В ней чекист сообщает о бедственном положении заведующего свиноводческой фермой колхоза «Свободный труд» Подгорно-Каменского сельсовета, кандидата ВКП(б) Емельяна Степановича Хазова, который, по словам чекиста, «находится в весьма тяжелых материальных условиях. Так, в течении января-февраля месяца он и его семья, состоящая из 8 чел., кормилась конской падалью, в связи с чем от сильного истощения все переболели и почти еле ходят.
Нашей проверкой установлено, что Хазов работает в колхозе с 1933 года, куда был направлен Ульяновским Горкомом ВКП(б), как кандидат партии, на укрепление колхоза. К работе Хазов относится добросовестно и, несмотря на свои тяжелые материальные условия и заболевание туберкулезом, порученную ему свиноводческую ферму содержит в образцовом порядке.
«В 1936 году сам Хазов заработал 500 трудодней, его старшая дочь – 424 т/д, младшая дочь – 122 т/д, и жена – 18 т/дней. А всего в семье заработано 1064 трудодня. Несмотря на это, он в колхозе, за исключением аванса в августе м-це 36 г. в количестве 1 центнера хлеба, ничего не получил», – сообщают чекисты районному руководству, добавив к сказанному, что «в таком же состоянии находится семейство вдовы-колхозницы Кулигиной Татьяны Куприяновны, имеющей 5 человек детей, употребляющих в пищу разные суррогаты и падаль».
Сведений о реакции на этот крик о помощи найти не удалось, однако хочется надеяться, что «сигнал», поступивший не откуда-нибудь, а из «органов», не остался не замеченным.
Источники:
ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1. Д. 1484. Л. 5, 6, 7.
Владимир Миронов
Борис Тельнов. Памяти Анатолия Чеснокова, «Карсунского Есенина»
Герои, 20.4.2016