Когда-то этот особняк на одной из тихих ульяновских улочек, знала вся огромная страна. Да что страна! Туристы со всего мира выстаивались в бесконечные очереди, чтобы попасть внутрь и пройти по уютным комнатам, впитывая неповторимую атмосферу городского быта конца девятнадцатого века. Многомиллионными тиражами выпускались открытки, почтовые марки и даже значки с видами этой, казалось бы, вполне обычной городской усадьбы, отличавшейся от прочих лишь тем, что на ее стене висела мемориальная доска, напоминавшая о том, что здесь, в доме на улице Московской, с 1878 по 1887 годы жила семья будущего вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ульянова, больше известного всему прогрессивному человечеству под партийным псевдонимом «Ленин».

После отъезда Ульяновых из Симбирска, домовладение не раз меняло хозяев и перестраивалось, пока, в июле 1923 года Совнарком не поддержал ходатайство Симбирского губисполкома о национализации особняка и об открытия в нем музея-памятника Владимиру Ильичу.

Музей открылся 10 декабря того же года и действовал пять лет, пока 23 мая 1928 года Испарт ЦК ВКП(б)[1] не выдвинул идею преобразовать историко-революционный музей в «Бытовой ленинский».

Реализация новой концепции требовала масштабной реставрации здания, которая вернула бы ему тот вид, в коем таковое пребывало в период проживания под его крышей знаменитого семейства. Но, как известно, нет таких задач, которые не могли бы решить большевики. Решили и эту.

Потолок ледяной, дверь скрипучая.

Реставрационные работы начались 17 августа 1928 года и сперва носили исследовательский характер, направленный на выявление прежнего вида здания. Для этого пришлось убрать все прежние наслоения: обшивку и глиняную обмазку снаружи, штукатурку – изнури, а также снять старые полы, потолки, сломать перегородки и так далее. По мере того, как стены и перекрытия обнажались, становилось ясно, что одной только реставрацией не обойтись: строение оказалось крайне ветхим и ему требовался капитальный ремонт с заменой венцов, оконных подушек, потолочной обшивки, починка крыши и так далее. К тому же здание сильно осело и местами деформировалось, образовав «выпученности и кривизну» стен. Для их выправления пришлось использовать домкраты.

Затем все выпрямленные стены снаружи и изнутри заново проконопатили смоляной паклей и обили деревянной обрешеткой. Новые балки перекрытий вставили в старые потолочные гнезда и настелили «черные и чистые полы в нижнем этаже».

Оконные проемы со стороны двора, как в нижнем этаже, так и в мезонине, уменьшили и вставили новые остекленные рамы. Заново навесили все двери.

Сложили четыре печки – русскую и три – голландских изразцовых. Еще одну «голландку» пока класть не стали в ожидании точных сведений о том, где именно она стояла. Пока же помещения просушивали и протапливали печками-времянками.

К марту 1929 года из отпущенных на реставрацию 15 тысяч рублей, было израсходовано почти 11 тысяч (10893 руб. 97 коп.). Большая часть средств – около пяти с половиной тысяч – ушла на строительные материалы (лес, кирпич, известь). Еще 1016 рублей 74 копейки пришлось потратить на их доставку, а также на прокат домкратов и некие фотоработы. И, наконец, в 4410 рублей 96 копеек обошлись зарплаты рабочих и служащих.

Соотнеся оставшуюся сумму с объемом еще не выполненных работ, члены реставрационной комиссии пришли к выводу: чтобы управиться к запланированному сроку – маю-июню 1929 года, необходимы дополнительные средства.

Кроме того, обновленную «форму» требовалось наполнить таким же содержанием: найти и закупить домашнюю утварь, мебель и прочие предметы быта, да не абы какие, а подобные тем, какими пользовались Ульяновы. На все это требовалось еще около 3000 рублей, вместо ранее запланированных на эти цели 2250. Причем, средства нужны были именно сейчас, поскольку подбор предметов внутреннего убранства шел одновременно с ремонтом и реставрацией.

Дать (или не дать) деньги могла только Москва и 21 марта 1929 года Окружной Комитет ВКП(б) обратился в Наркомпрос РСФСР с просьбой выделить на дом-музей дополнительные ассигнования в размере 13966 руб. 52 коп., то есть почти столько же, сколько уже было отпущено раньше.

И, судя по тому, что музей, в конце концов открылся, деньги были получены.

Может быть… Примерно… Похоже…

В докладной записке, направленной председателем Ульяновского бюро Истпарта В.Н. Алексеевым в ЦК РКП(б) по поводу будущего дома-музея, говорилось: «Этот дом сегодня влечет к себе целые миллионы пролетариев и широкие крестьянские массы. И в этом влечении видно огромное желание изучить, понять первые этапы жизни вождя Великой Октябрьской Революции. Вот почему в основу дома-музея В.И. Ленина нужно положить семейно-бытовой принцип его организации <…>, чтобы многочисленные экскурсии рабочих и крестьян, экскурсии учащихся и служащих нашего советского государства, нашли правильное и глубокое отражение юношеских лет В.И. Ленина не в иллюстративно-портретном, а в конкретном вещественном виде или материале», где «вся утварь, вся обстановка, иллюстрируют жизнь и быт Владимира Ильича и его семьи».

Но как эту обстановку создать? Как узнать, какими именно вещами пользовались Ульяновы, как эти предметы выглядели? Где и какая мебель стояла и так далее.? Это сегодня, когда смартфона с фотоаппаратом и видеокамерой нет, разве что, у домашних животных, можно отыскать множество изображений разных интерьеров случайно или намеренно попавших в объектив.

В конце же XIX века столь массового увлечения фотографированием всего и вся, разумеется, не было. Поэтому все известные и дошедшие до нас фотографии членов семьи Ульяновых были сделаны не дома, а в специальных фотоателье. Не оставили родственники Владимира Ильича, как, впрочем, и он сам, ни подробных описаний, ни рисунков, ни тем более чертежей или схем своей жилплощади.

Получить хоть какую-то информацию на этот счет можно было лишь от людей, бывавших в доме и, главное, помнивших обстановку в нем. Таковых удалось отыскать около десятка. В основном это были коллеги отца Ленина – Ильи Николаевича Ульянова по его организационно-педагогической деятельности, например, Вера Васильевна Кашкадамова и Николай Павлович Охотин, либо друзья детства будущего вождя, такие как Вячеслав Львович Персиянинов, чья семья некоторое время снимала у Ульяновых квартиру, или Николай Гаврилович Нефедьев, который некоторое время тоже жил в семье Ульяновых, в маленьком домике в саду, переделанном из бани.

Однако все они были людьми уже немолодыми, а со времени их общения с Владимиром Ильичом и его родственниками прошло больше полувека, поэтому и воспоминания их получались не всегда точными и исчерпывающими. Тем не менее, они старались, как могли.

Например, общими усилиями воссоздавая обстановку гостиной, «свидетели» вспомнили, что оная «имела очень уютный вид, носила все признаки чистоты и порядка». Что в ней стоял небольшой диван, шесть стульев и два кресла с мягкими сиденьями и спинками, а их точеные деревянные ножки и прочие детали из дерева были темного цвета. Обстановку дополнял небольшой ломберный столик с альбомами (овальный или круглый, никто уже не помнили). На окнах висели «белые легкие занавеси с фестонами на вздержках». Было много цветов, которые стояли на подоконниках и даже на полу – фикусы, одна небольшая филадонтдра и две пальмы у окна. Все помещение освещалась лампой на круглом столике возле дивана.

Но вот какого цвета и рисунка были обои, а также имелись ли в комнате ковры, вспомнить не удалось. Зато все, как один рассказывали про «большой старинный рояль красного дерева», стоявший справа при входе в гостиную из прихожей, у стены, на которой висела лампа из белого фарфора в бронзовой оправе для освещения нот. Кто-то вспомнил, что рояль был вроде бы фирмы «Кампа».

Точно такой же инструмент и предстояло отыскать организаторам музея. Если же ничего похожего найти не удастся, то предполагалось выяснить, какая именно фабрика занималась изготовлением подобных роялей и в случае необходимости по чертежам и эскизам изготовить точно такой же, на что смета отводила 500 рублей.

Также, методом «мозгового штурма» воссоздавали и обстановку кабинета главы семейства – директора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова. Была она довольно простой: у стены, между двух окон с коричневыми занавесками, стоял большой черный письменный стол. На нем – керосиновая лампа под зеленым абажуром, а над ним, на стене – вышивки и рисунки, сделанные руками дочерей.

По бокам – два темных кожаных кресла. И еще одно – венское, перед столом.

У другой стены стояли большой диван – атаманка, обитый темным материалом, (но каким именно никто не помнил) и книжный шкаф, на котором хранились глобус и теллурий – механический прибор, демонстрировавший движение планет вокруг солнца. В кабинете имелась также географическая карта Симбирской губернии, стояла небольшая кушетка, а возле нее – овальный столик, на котором лежали журналы «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Семья и школа» и газета «Русские ведомости». Устроителям музея предстояло найти такие же, а еще наполнить шкаф книгами и учебниками конца XIX века.

Деятельность губернского директора народных училищ решено было представить отчетами, написанными И.Н. Ульяновым для Казанского Учебного Округа, а также его перепиской с инспекторами, заведующими училищами и так далее, благо многие из этих документов сохранились в окружном архиве и их удалось отыскать.

Не возникло особых проблем и со столовой, благо мебель (квадратный обеденный стол, двенадцать венских стульев, буфет и еще один маленький столик) здесь была довольно простой, так что отыскать или даже изготовить похожую труда не составляло. Над столом висела, вероятно, 10-линейная керосиновая лампа под белым фарфоровым абажуром, на окнах тоже стояли цветы, а в «красном углу» висели иконы.

Обои были светлые, но ни цвет, ни рисунок восстановить не удалось, как и содержание географической карты, украшавшей одну из стен.

По воспоминаниям «свидетелей», отдельная спальня была и у матери Владимира Ильича – Марии Александровны. Однако, в отличие от кабинета супруга и, тем более, гостиной, в спальне, по понятным причинам, посторонние бывали куда реже (если вообще бывали), поэтому и воспоминания о ее обстановке и убранстве получались расплывчатыми. Даже не столько воспоминания, сколько догадки «о том, что кровать была двуспальная, без сетки и пружинного матраца. Что здесь, якобы, был комод и два стула. Было ли здесь зеркало, не известно. Какие одеяла, простыни и подушки, и каково вообще расположение предметов, тоже пока не известно», – констатировал директор музея А. Дворцов.

Еще меньше сведений было о комнате няни, которая ухаживала за младшими детьми. Все, что удалось выяснить со слов бывшей кухарки Ульяновых Акулины Павловны Захаровой, так это то, что у няни был длинный, окованный железом сундук, в котором та хранила свою одежду.

Ну, и конечно, сердцем будущей экспозиции будущего дома-музея должен был стать мезонин, поскольку именно там находилась комната будущего же пролетарского вождя.

Эта небольшая надстройка над средней частью дома общей площадью в 70,6 кв. метра состояла из четырех небольших комнат с низкими потолками – чуть выше двух метров. Маленькие квадратные окна, под которыми тянулся узкий длинный балкон, выходили во двор.

Девочки: Анна, Ольга и Мария Ильиничны, занимали две комнаты. Одна из них, та, в которой стоял большой стол и несколько стульев, отводилась для ученических занятий. Вторая была спальней. Обе освещались свечами. Больше никаких подробностей об этих двух помещениях на тот момент известно не было.

За глухой стенкой, отделявшей «девичью половину» от второй части мезонина, жили Владимир Ильич и его старший брат Александр. Именно в его комнате Володя обычно и учил уроки, поскольку, как вспоминали «свидетели», у них на двоих почему-то была только одна лампа, стоявшая в комнате старшего брата. Зато, у младшего имелось ружье, всегда висевшее на стене. Из мебели в обоих помещениях было по одной железной односпальной кровати, небольшому столику и по два-три стула, которые еще предстояло раздобыть.

Всего же список вещей, необходимых для дома-музея, состоял из 59 позиций и включал в себя самые разнообразные предметы – от рояля, диванов и мягких кресел, до занавесок, вешалки и сундука.

Однако даже при наличии всего этого реквизита, утверждать, что обстановка и убранство дома полностью соответствовали тем, что были здесь при жизни Ульяновых, конечно же, не приходилось. Уж слишком скудными оказались источники информации, уж слишком истончилась, а местами и вовсе расползлась и без того непрочная ткань памяти «свидетелей времени», на которую, в основном, и приходилось полагаться. Так что различного рода допуски, предположения и погрешности были неизбежны, но с ними вынужденно мирились, в надежде на то, что со временем все белые пятна удастся изжить благодаря научно-исследовательской работе, которая была заявлена одним из главных направлений работы музея. Позже к ней предполагалось также привлечь внимание и окружного партактива.

Двумя другими задачами нового учреждения были «бережное хранение дома-памятника и всей обстановки», а также «удовлетворение запросов и интересов посетителей».

Последнее должно были «найти свое выражение в приспособлении часов открытия и закрытия музея. В новых условиях приемлемо может быть такое расписание работы:

Воскресенье: с 12 до 4 часов дня.

Понедельник Выходной день.

Вторник: с 12 до 2, и с 4 до 6 часов вечера.

Среда: с 12 до 4 часов дня.

Четверг: с 12 до 2, и с 4 до 6 часов вечера.

Пятница: с 12 до 4 часов дня.

Суббота: день уборки (мытье полов и т.д.).

Что же касается экскурсий и отдельных посетителей, прибывающих из отдаленных городов, то по отношению к последним могут быть допущены исключения», – предлагал А. Дворцов.

Всем перечисленным должны были заниматься пятеро штатных работников: заведующий, двое научных сотрудников первого разряда, один служитель и дворник, он же истопник. Но это в будущем. А пока весь трудовой коллектив состоял из трех человек – заведующего, счетовода-делопроизводителя и сторожа-дворника.

Кадровый вопрос рассмотрели на заседании секретариата Ульяновского ОК ВКП(б) лишь 24 декабря 1929 года, поручив агитационно-пропагандистскому и организационному отделам «просмотреть состав работников Музея» и «выделить в Музей Зав. партстроительством, члена ВКП(б) с заведыванием Музея».

К этому времени «дом Ленина», открывшийся еще 7 ноября, уже полтора месяца принимал посетителей, которых за все время его существования побывало здесь около 14 миллионов из более чем 100 стран мира.

Источники:

ГАНИ УО Ф. 3, оп. 1. Д. 630. Л. 1, 3 -18

https://leninmemorial.ru/upload/New%20Folder/Вестник%204%20(2003).pdf

[1] Истпарт — Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б), научно-исследовательское учреждение, которое занималось сбором, хранением, научной обработкой и изданием материалов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции. Как самостоятельное учреждение Комиссия действовала в 1920—1928 годах, а ее региональные отделения — до 1939 года.

Владимир Миронов

Фото - Борис Тельнов (очередь в Дом-музей Ленина в Ульяновске)