«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 7. Под властью КОМУЧа. Глава 10 / 24 Августа 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Даже людям штатским становилось ясно, что военная инициатива медленно, но верно уходила из рук КОМУЧа. Наступательный порыв его войск угасал, что не могло не сказываться как на моральном духе Народной Армии, так и на настроениях населения тех территорий, которые она занимала.

24 августа административно-распорядительный отдел Самарского «правительства» разослал по своим подразделениям циркулярное письмо весьма тревожного содержания. «Из поступающих из различных мест сведений, – говорилось в нём, – видно, что во многих волостях и селениях различных уездов противогосударственная агитация большевитствующих элементов и противников государственного порядка справа, далеко еще не улеглась.

Так под влиянием этой агитации отдельные сельские общества и даже целые волости объявляют себя нейтральными, оказывая одинаковую пассивную помощь, как отрядам Народной армии, так и красногвардейцам». В циркуляре особо подчёркивалось, что активнейшее участие в противогосударственной агитации принимало духовенство, неся её в массы даже с амвонов.

Противостоять разлагающему действию противников государственного порядка предлагалось всеми возможными мерами.

И в первую очередь, конечно же, добрым словом, «направляя в подобные нейтральные волости и селения наиболее опытных агитаторов и пропагандистов», для привлечения «всех живых сил населения к борьбе с вышеуказанными явлениями. Путем создания соответствующих общественных организаций и комитетов, ставящих себе целью всякое содействие существующей власти, возможно и следует создать максимальный подъем и напряжение творческой энергии населения… Привлечение самого населения к делу восстановления порядка и законности, к делу воссоздания Народной Армии».

Вместе с тем все понимали, что «добрым словом и револьвером можно добиться гораздо большего, нежели одним только добрым словом». Поэтому наряду с «подъемом творческой энергии населения» предлагалось также обратить особое внимание «на постановку дела осведомления в означенных волостях» и «экстренно принять самые энергичные меры к удалению из крестьянской среды наиболее активных смутьянов, как слева, так и справа». А в случае проявления ими особого упорства по сохранению «нейтралитета», не останавливаться перед применением вооружённой силы.

«Точно таким же образом надо решительно прекращать всякие попытки к дезертирству и принудительно возвращать уклонившихся в их воинские части», – требовал циркуляр (ГАУО. Ф. 678. Оп. 1. Д. 2. Л. 5).

Проблема дезертирства к тому времени уже остро стояла в масштабах всей Народной Армии. Это вынужден был признать даже управляющий Военным ведомством КОМУЧа полковник Галкин в своём приказе от 13 августа. «В последнее время замечено, что среди призванных солдат участились случаи самовольных отлучек и побегов из своих частей, – констатировал он, взывая к совести личного состава. – Подобное отношение к своему гражданскому долгу совершенно недопустимо среди солдат Народной Армии. В то время как сознательная и добросовестная часть населения с оружием в руках, совершая беспримерные подвиги, защищает страну от вторгшихся банд большевиков, являющихся в данном случае лишь послушным орудием другой иноземной силы, стремящейся низвергнуть власть Всероссийского Учредительного собрания и повергнуть страну в тяжкое и позорное рабство, в это тяжкое же время другая часть населения постыдно сбежав из рядов родной им Народной Армии, занялись под защитой этих героев товарищей своими личными мелкими делишками».

Но одними лишь увещеваниями и призывами к сознательности дезертирство, понятное дело, было не остановить. Поэтому тон приказа с пафосного постепенно переходил в угрожающий: «Да будет ведомо всем таким беглецам, что Военное ведомство ни перед чем не остановится для прекращения этого постыдного явления и сумеет заслуженно наказать виновных… Начальникам пехотных дивизий и начальникам гарнизонов немедленно организовать особые отряды для поимки беглецов и предания их военно-полевому суду. При отряде сформировать полевой суд для разбора на месте дел о лицах, кои откажутся вернуться в армию». Предавать суду следовало также семьи бежавших солдат за сокрытие дезертиров и как попустителей и соучастников – составы волостных земств, «кои не примут мер к немедленному возвращению сбежавших в свои части» (ГАУО. Ф. 680. Оп. 1. Д. 5. Л. 17, 17 об.)

Однако, несмотря на угрозы, например, в Сегнгилеевском уезде к 7 сентября призыв в войска Народной Армии по-прежнему шёл «не вполне успешно»2. Тем не менее, от «доброго слова» решили пока тоже не отказываться. В широкие народные массы его нёс Центральный агитационно-культурно-просветительский отдел КОМУЧа, симбирское отделение которого начали формировать 17 августа. По рекомендации Комитета местной организации партии эсеров его заведующим был назначен Моисей Львович Локотов. Секретарем стал зауряд-поручик (Зауряд-поручик – в русской армии лица, временно (как правило, на период боевых действий) назначенные исполнять обязанности соответствующего обер-офицера. Воинским званием не считалось. Последнее массовое производство в зауряд-поручики проводилось в 1914–1917 годах для комплектования офицерского кадра ополчения и национальных частей – польских, латышских и т. д.) Калинин, командированный в Отдел Штабом Армии.

Первым делом занялись обустройством: подыскали квартиру из двух маленьких комнат и начали набирать остальных служащих. Самым первым 23 августа приняли… мальчика для уборки помещений. Ещё через три дня штат пополнился машинисткой и двумя агитаторами, которые в тот же день отправились по волостям Симбирского уезда (ГАУО. Ф. 946. Оп. 1. Д. 2. Л. 4, 4 об., 5, 5 об., 6). Одним из них, скорее всего, был Павел Илларионович Васин, на имя которого выправлено командировочное удостоверение. В нём указано, что означенный гражданин «командирован Отделом в Шумовскую, Ундоровскую и Покровскую волости Симбирского уезда в качестве районного инструктора-агитатора для ознакомления населения с совершающимися событиями в целях содействия созданию Народной Армии и укрепления всенародной власти в лице Всероссийского Учредительного Собрания».

Все волостные Земства обязывались «безотлагательно отпускать Гражд. Васину необходимыя подводы, а другим учреждениям и начальствующим лицам оказывать в порядке работы всемерное содействие» ( ГАУО. Ф. 946. Оп. 1. Д. 1. Л. 20).

К 29 числу агитаторы вернулись в Симбирск и сразу были отправлены в следующую командировку, один – в Сенгилеевский, другой – в Буинский уезды. Последний получил специально напечатанные к этому времени листовки «на мусульманском языке» с точным переводом деклараций КОМУЧа, воззванием к красноармейцам и др. Перевод был сделан местной мусульманской организацией «ШУРО». 30 августа, то есть почти через две недели после создания учреждения, были приняты на службу заведующие уездными отделами: Симбирским – Пастухов, Сенгилеевским – Пралтцев.

1 сентября появился бухгалтер. 6 – экспедитор, а 9, то есть за три дня до взятия Симбирска советскими войсками, был, наконец, принципиально разрешён вопрос о приёме на должность заведующего городским отделением подпоручика Шигаева… К этому времени штат Симбирского губернского агитационно-культурно-просветительского отделения, наконец, был более или менее укомплектовали. Он состоял из восьми человек.

Заведующий – Моисей Львович Локотов.

Помощник заведующего – Федор Васильевич Митрягин.

Секретарь – Василий Иванович Калинин.

Бухгалтер – Абрам Савельевич Левинсон.

Экспедитор – Анна Яковлевна Соснина.

Писец – Лидия Григорьевна Соловьева.

Машинистка – Лидия Аристарховна Никольская и

Мальчик – Сергей Петрович Иванов.

Как ни странно, но в этом списке нет ни одного агитатора, то есть ни одного специалиста, для обеспечения деятельности которых, собственно, и создавалось само учреждение. Хотя желающие имелись. Например, 23 августа с просьбой зачислить его на службу обратился симбирянин Сергей Петрович Харитонов. Спустя три дня аналогичное желание выразили жители сёл Тетюшское Сергей Андреевич Модин и Загудаевки Григорий Харитонов. Оба стремились стать агитаторами, ибо имели «желание всей душой как можно больше принести пользы для трудящегося населения» (ГАУО. Ф. 946. Оп. 1. Д. 1. Л. 3, 4, 5).

В отличие от них студент-математик Виктор Фёдорович Усольцев устраивался на службу, просто «желая обменять свой труд на средства существования». Работать он был готов в качестве регистратора, конторщика, секретаря, делопроизводителя, статистика и пр.».

Но при условии, что трудиться будет «в Симбирске и только в крайней нужде согласен в отъезде» (ГАУО. Ф. 946. Оп. 1. Д. 1. Л. 29). Но никого из этих людей в штате отдела мы не видим. Наверное, их просто не успели оформить, поскольку очень много времени и сил отнимало… устройство канцелярии. «В виду отсутствия на рынке каких-либо канцелярских принадлежностей, последния покупались где только возможно, и в магазинах, и на толкучем рынке, почему в денежном отчете некоторые счета на покупки не совсем отвечают требованиям отчетности казенных учреждений, как написанные карандашом…», – объяснял позже М. Л. Локотов. Так что на подбор и подготовку агитаторов времени, видимо, уже не оставалось.

Краткой и не очень успешной истории этого учреждения в Симбирской губернии, возможно, и не стоило бы уделять столько времени и внимания, если бы не итоговый отчёт, составленный его бывшим заведующим. Этот документ интересен тем, что, характеризуя общественно-политическую обстановку в городе и губернии в период властвования самарского КОМУЧа, он, вольно или невольно, объясняет неизбежность краха его власти. В частности, провал своей деятельности Локотов списывает не только на трудности с приобретением карандашей и чернил, но и на «почти полное отсутствие в городе интеллигентных сил, желающих активно работать. Название «сонного» города на Волге Симбирск заслуживает даже теперь, когда кругом кипит бушующее море гражданской войны и революционного подъема», – печально констатирует заведующий отделом.

«Местные социалистиическия политическия организации, стоящие на платформе новой власти в лице Комитета Членов Учредительного Собрания, бездеятельны и страдают, очевидно, отсутствием людей, желающих делать какую-либо общественную работу.

Профессиональные союзы переживали период организации в виду расстройства состава Правлений в связи с разгромом большевиков и бегством их из Симбирска. Совет рабочих депутатов был в периоде организации». Зато, по утверждению Локотова, очень активными оказались правые элементы, то есть монархисты. Именно они перед падением Симбирска не только высказывали намерение арестовать членов комитета Учредительного собрания и его агентов на местах и тем самым привести Россию к единоличной диктатуре, но и активно агитировали за это крестьян. Их уверяли, в частности, в том, будто бы КОМУЧ намерен вернуть землю помещикам.

Такие речи в итоге посеяли недоверие к Учредительному собранию даже в тех местах Симбирского уезда, где в период большевизма население было настроено против Советской власти.

Недоверие к КОМУЧу росло и среди солдат, особенно выходцев из крестьян. Большинство из них не понимало, за что борется новая власть и кто вообще стоит во главе её. Не нравились рядовому составу и введённые в некоторых частях Симбирского гарнизона порядки, куда более строгие, чем даже «при Николае II –с мордобойством и пр.». Этим отчасти объяснялось дезертирство и даже случаи перехода солдат с оружием в руках на сторону большевиков (ГАУО. Ф. 946. Оп. 1. Д. 2. Л. 4, 4 об., 5, 5 об., 6).

Своеобразной иллюстрацией к сетованиям Локотова на отсутствие в Симбирской губернии массовой поддержки со стороны «политических организаций, стоящих на платформе новой власти в лице Комитета Членов Учредительного Собрания», может служить заметка, опубликованная 3 сентября в газете «Возрождение» под заголовком «Щедрая жертва». В ней говорится о том, что «гражданин Иван Дмитриевич Забродин пожертвовал для Народной Армии лошадь, стоящую 3,5 тысячи рублей». Этот поступок, по мнению автора, должен послужить примером «для капиталистов», жертвующих на те же цели аж по 2 рубля (Возрождение. 1918. № 34. 3 сентября).

Едва ли не единственной общественной организацией, пока ещё верной КОМУЧу, оставалась Симбирская… украинская рада, объединявшая проживавших в городе украинцев. А поскольку их собрание, состоявшееся 26 августа, газета «Возрождение» называла многочисленным, то таковых здесь, очевидно, было довольно много. Собрание заслушало резолюцию состоявшейся в Самаре объединённой украинской конференции Поволжья, Сибири и Урала, поддержав её. Прежде всего, по мнению поволжских украинцев, их историческая родина должна была стать национальною. Но не в узком смысле, что Украина только для украинцев. А наоборот, «другие народы, как например, евреи и поляки, должны были пользоваться правами, равными с украинцами». О правах русских при этом даже не упоминалось. Зато особо подчёркивалась недопустимость оккупации неньки кем бы то ни было – хоть германцами, хоть «»другим народом». Объявлялась также повсеместная обязательная мобилизация украинцев в формируемое национальное войско для борьбы с большевиками и германцами. Переводу в него подлежали те украинцы, которые уже служили в Народной Армии.

Следующая резолюция была посвящена необходимости защиты материальных интересов украинцев, которые во время войны осели в России и при социализации земли испытывали гонения со стороны советских властей и русского земледельческого населения.

Для этого постановили учредить в Самаре главный комитет защиты украинцев, проживающих во всех областях России. Принятыми резолюциями собравшиеся, по сути, объявляли: «Воевать мы будем за независимую Украину, против ее оккупации кем бы то ни было. Но наше хозяйство здесь, в России, не троньте и защитите». То есть все моё – моё. А все твоё – наше. «Как всегда на собраниях украинцев настроение было в приподнятом патриотическом духе с негодованием, направленным против политики германцев и их агентов-большевиков», – сообщала газета (Возрождение. 1918. № 30. 28 августа), последний номер которой вышел 8 сентября, когда советские войска были уже на подступах к городу.