вспыхнул 4 июля 1916 года. Его эпицентром стала Базарная площадь, на месте которой сегодня находится завод «Контактор». Затем беспорядки перекинулись на прилегающие территории, в том числе – на Гончаровскую улицу.

Предпосылками к бунту стали перебои с сахаром и возникшие в связи с этим слухи, будто торговцы специально прячут не только его, но и другие товары, чтобы искусственно поднять цены, которые и без того были высокими.

Непосредственным же поводом к погрому послужила временная приостановка продажи сахара в городской лавке на Базарной площади. Объявлено об этом было в два часа дня. К этому времени у дверей торгового заведения уже собралась большая очередь, которая мгновенно превратилась в возбужденную толпу, направившуюся к ближайшей лавке Серебрякова. Разгромив и обыскав оную, но не найдя вожделенного сладкого товара, погромщики переключились на соседнюю лавку Смирнова. Здесь они обнаружили мешок с сахарными крошками, который тотчас выбросили на улицу, где содержимое в мгновение ока частично растащили, частично растоптали.

С каждым следующим выбитым окном и взломанной дверью, росло и охватившее толпу возбуждение, а к погромщикам присоединялись все новые и новые сподвижники. Вскоре кипящей человеческой массе стало тесно в бакалейном ряду, и она, разделившись на несколько частей, принялась громить другие лавки: мануфактурные, мучные, колбасные… разбивая в них двери и окна, уничтожая внутреннюю обстановку, растаскивая и выбрасывая на улицу товар. Больше всего пострадали бакалейная лавка Зонина и колбасная – Соболева. А также заведения торгового дома «Пермякова и сыновья», Дерябина, Топоркова, Магрипли, Шаровского, Семенова и Степанова.

Прибывшие на площадь чины полиции пытались восстановить спокойствие, но их увещевания на толпу не действовали. Наоборот, в полицейских полетели палки, камни и другие подручные предметы, нанося стражам порядка серьезный ущерб. Так, исполнявшие на тот момент должности Полицмейстера Белоусов и пристава – Пузанков, были ранены – первый в лицо, второй – в руку и ноги. Получили различные травмы также помощник пристава Дмитриев, несколько городовых, стражников и нижних чинов.

Вскоре стало очевидно, что силами одной только полиции с бунтом не справиться. И тогда ей на помощь были вызваны воинские команды. Но и они подверглись многочисленным нападениям возбужденной толпы – в солдат, также как в полицейских, полетели камни, доски, обломки мебели. И лишь когда «мирные средства к восстановлению порядка были исчерпаны», военные дали по толпе несколько залпов, которыми два человека были убиты и еще девять (в том числе, двое несовершеннолетних) – ранены. Ружейный огонь отрезвил толпу и около восьми часов вечера она, наконец, рассеялась, а порядок был восстановлен. При этом часть погромщиков удалось задержать, что называется, по горячим следам.

Так воинский прапорщик Жидков, проходя с командой солдат мимо одной из лавок, заметил выскочившего из неё парня, которого тут же приказал поймать. Под пальто у него нашли кусок желтой материи. Личность задержанного установили. Им оказался крестьянин Симбирской губернии и уезда Шумовской волости, села Шумовки Гавриил Яковлев Торомозов, 15 лет от роду.

Оттесняя толпу от лавки Пермяковых, городовые Куприянов и Власов опознали среди погромщиков знакомого им крестьянина Симбирской губернии Ардатовского уезда, Козловской волости, села Покровского шестнадцатилетнего Павла Петрова Иванова, который швырял камни и в окна лавки, и в полицейских, угодив Куприянову в левую руку.

Тот же Куприянов на Дворцовой улице задержал неизвестного парня, который нес две больших стопы бумаги. Это был пятнадцатилетний крестьянин Симбирской губернии, Буинского уезда, Ново-Какерлинской волости, села Новых Какерлей Шарефзян Султанов. Будучи пойманным, он заявил, что бумагу подобрал около какой-то лавки, разгромленной толпой. На следующий день в квартире брата задержанного – Султанова Шакира помощником пристава Рождественским был произведен обыск, в ходе которого хозяин добровольно выдал стопку курительной бумаги, ¾ фунта (около 300 грамм) чаю и 12 ручек для письма, которые, по его словам, накануне вечером принес его младший брат.

Вечером 4 июля по окончании беспорядков, все тот же неутомимый городовой Куприянов задержал на Дворцовой парня, который что-то нес в фартуке. Подозрительным задержанным оказался четырнадцатилетний крестьянин Симбирсой губернии и уезда Ртщево-Каменской волости, села Карамзинка Илья Осипов Тряпкин. А в фартуке он прятал 2 четверти чаю и 9 пачек папирос.

Наряду с лицами «мужескоого полу», активное участие в погроме принимали и женщины, точнее девицы. Троих из них – Живаеву, Грунину и Танакову, также взяли «на месте преступления» и отправили под арест пешком в сопровождении воинского конвоя под присмотром городового Галкина. Скорее всего, их вели в женскую тюрьму, которая находилась примерно там, где сейчас на бульваре Пластова, стоит один из корпусов педуниверситета.

На Дворцовой улице к конвою подошли две девушки и принялись расспрашивать солдат и арестованных о том, куда тех ведут. Галкин приказал любопытным барышням отстать. Одна подчинилась, а другая, увязавшись за процессией, принялась кричать, что никто не смеет вести арестованных в тюрьму. Особую активность она проявила, когда конвой следовал мимо Карамзинского сквера, возле которого собралось много народу. «Не давайте вести людей в тюрьму! Отобьем арестованных у тиранов!», – взывала барышня к публике, но та осталась глуха к ее призывам. Зато на них отреагировал тиран–городовой, переместивший «революционерку» из-за периметра конвоя внутрь его. Очередной арестованной оказалась пятнадцатилетняя крестьянка Симбирской губернии и уезда Шумовской волости, села Нового Уреня Анна Егоровна Филянина.

Впрочем, погромщиками, задержанными по горячим следам, дело не ограничилось. Выявление участников беспорядков и их аресты продолжались несколько дней. В этом полиции помогали и рядовые обыватели. Так, некто Георгий Волков, сообщил, что вечером 4 июля встретил на Гончаровской улице, знакомого ему четырнадцатилетнего Якова Герасимова – уроженца села Карамзинки Симбирской губернии и уезда, Ртищево-Каменской волости. Парнишка нес что-то в мешке, и на вопрос Волкова ответил, что взял кое-что на месте беспорядков «потому, что все брали».

Будучи переданным в руки властей, после недолгого запирательства Герасимов привел городового Трусенева к себе домой и выдал тому 5,5 фунтов (чуть больше двух килограммов) чаю, а также бутылку миндальной эссенции. Пряча руки, покрытые многочисленными порезами, он заявил, что все это подобрал с земли, когда толпа громила лавку Зонина и выбрасывала товар на улицу.

Другой свидетель – Николай Воздвиженский заметил среди погромщиков пятнадцатилетнюю уроженку Грязнухи Симбирсой губернии и уезда, Ключищенской волости Евдокия Трофимову, которая несла с места погрома какие-то вещи. Проведенным полицией обыском у неё дома были обнаружены две пятифунтовые коробки конфет (около 4 кг), 1,5 фунта (около 600 гр.) горчицы, 3/8 фунта (примерно 150 гр.) чаю, 3 плитки цикория и 8 фунтов (более 3 кг) мыла. Трофимова заявила, что все перечисленное она подобрала с земли у лавки Зонина.

Всего во время обысков, проходивших в течение 5 и 6 июля на постоялом дворе Резаевой, а также в домах и на квартирах симбирян, полиция обнаружила и изъяла в общей сложности шесть фунтов (около 2,5 кг) чаю, 3 фунта (1230 гр) куряги, ¼ фунта (около 100 гр) крахмала, 10 плиток шоколада, 10 пачек папирос, 48,5 аршин (около 34 м.) ситцу, кусок бумазейной материи, коробку ручек для письма и 100 штук почтовых конвертов. Находили все это в самых разных местах: в печах, в том числе соседских, в мусоре, под лавками...

При этом, как утверждали хозяева жилищ, все вышеперечисленное притащили домой их несовершеннолетние отпрыски в возрасте от 12 до 16 лет. Таких хозяйственных малолеток набралось пятнадцать душ. В том числе восемь «мужеского полу» и семь – женского.

«В виду того, что перечисленные обвиняемые во время совершения приписываемых им деяний, не достигли семнадцатилетнего возраст, при чем оказалось, что они, за исключением Султанова и Трофимовой, все обучались грамоте, родители же и ближайшие родственники обвиняемых при допросе показали, что обвиняемые развиты вполне нормально», судебный следователь вынес постановление об освидетельствовании всех «на предмет определения состояния их разумения во время совершения приписываемых им преступлений».

При этом из всех задержанных виновным себя признал только Павел Иванов, сознавшийся в том, что находился в толпе, разбивавшей лавку Пермяковых и бросал камни в полицию. Все остальные утверждали, что случайно оказались в тот день на базаре и просто подобрали с земли товары, выброшенные из разгромленных лавок.

Следствию и суду предстояло разобраться, так ли все было на самом деле, или юные симбиряне, не пойманные за руку на «горячем», брали на себя вину старших родственников, понимая, что для несовершеннолетних наказание будет куда мягче, чем для взрослых. А без таковых дело, разумеется, тоже не обошлось – кроме пятнадцати малолеток, под стражей оказалось и около десятка вполне зрелых жителей Ситмбирска и его окрестностей. На 6 октября под стражей находились: Алексей Пародоксов, Михаил Семенов, Федор Куликов, Иван Шинжаев, Ибрагим Мударисов, а также П Нефедова и М. Рыженкова. Правда, двум последним пребывать под арестом оставалось недолго.

Прасковья Даниловна Нефедова, жившая на Куликовке, на 1-ой улице в собственном доме № 38 с мужем Михаилом Максимовичем и четырьмя детьми возрастом от семи месяцев до семи лет, привлеченная к суду за подстрекательство, провела в тюрьме больше четырех месяцев и по ходатайству мужа была освобождена под залог в 300 рублей. Причем ходатайство Нефедов подал и внес залог 11 ноября, а двенадцатого супруга уже вышла на волю.

Днем раньше тоже под поручительство мужа Силантия и залог в 10 рублей покинула Симбирскую женскую тюрьму другая участница погромов – Мария Гавриловна Рыжанкова, «привлеченная к следствию по делу о разгроме лавок и магазинов в городе Симбирске 4 июля». Рассматривая ее ходатайство о смягчении меры пресечения, Окружной Суд принял во внимание крайне тяжелое семейное положение обвиняемой – наличие на ее иждивении мужа, вернувшегося с войны нетрудоспособным инвалидом и двоих малолетних детей. Ходатайство арестованной поддержал прокурор А.А. Дедюлин

А вот пятидесяти пятилетнему Федору Максимовичу Куликову из села Тетюшского, Симбирского уезда, не повезло. По делу о массовых беспорядках на базаре его арестовали 4 июля якобы по оговору бывшими сослуживцами-городовыми, поскольку когда-то прежде он служил пожарным при Симбирской Городской полиции. Но потом службу бросил и устроился сторожем при конторе зернохранилища.

На самом деле, утверждал арестованный, он не был ни в чем виноват и никогда прежде ни под судом и следствием не состоял. Исходя из сказанного, а также с учетом того, «что семья моя остается без средств в настоящее трудное время», Куликов просил Окружной Суд изменить ему меру пресечения на более легкую: залог, поручительство или надзор полиции.

Рассмотрев ходатайство бывшего пожарного, Окружной Суд счел, что в своем прошении тот лукавит, поскольку «в предъявленном ему обвинении, он уличается показаниями свидетелей Пузанкова, Рябова, Егорова и Хохлова, в каковых показаниях обвиняемый Куликов обрисовывается, как один из деятельных участников погрома, подстрекавших толпу и, по показаниям свидетеля Егорова, даже осмелившимся препятствовать офицеру при вызванных войсках, успокаивать толпу». Кроме того, Куликов не имел, «ни определенных занятий, ни постоянного местожительства, так как в месте своей прописки никакого недвижимого имущества не имеет, а проживает в городе Симбирске, снискивая себе пропитание личным трудом… При таких обстоятельствах у суда нет достаточного основания к удовлетворению ходатайства Куликова об изменении избранной для него меры пресечения», сказано в судебном постановлении. В общем, в отличие от освобожденных женщин, бывшему пожарному пришлось ждать своей участи, оставаясь под стражей.

Между тем, судя по датам на документах, расследование шло ни шатко, ни валко. А 1916 год уже заканчивался, и все ближе подступал февраль 1917-го с его свободами, ликвидацией царских порядков, «рухнувшими темницами» и прочими амнистиями всем униженным и угнетенным. Так что до суда над погромщиками, дело, скорее всего, так и не дошло.

ГАУО Ф.1, оп.98, д 306. Л. 1-6, 8, 14,15.17 20-22.

Владимир Миронов