Бывший студент Императорской Медико-Хирургичесой Академии Александр Сенкевич прибыл в Симбирск 10 апреля 1869 года. Прибыл, надо сказать, не по собственной воле, а под индивидуальном конвоем – в сопровождении петербургского городового при казенных бумагах. В них (в бумагах) указывалось, что означенный молодой человек выслан из столицы за участие в студенческих беспорядках. И, к тому же «уволен из Академии за нетрезвое поведение и буйство». Больше ничего о петроградском периоде жизни Сенкевича выяснить не удалось.

А вот приехавший аналогичным образом в Симбирск 12 апреля вольнослушатель Императорского С.Петербургского Университета Алоизий Рединг, несмотря на свой достаточно юный на тот момент возраст (около 20 лет), был весьма заслуженным революционером. Заслуженным на столько, что его имя даже включили в «Био-библиографический словарь ««Деятели революционного движения в России», выпущенный в 1928 году издательством политкатаржан и ссыльно-поселенцев.

В словарь же оно перекочевало из книги историка С.С. Татищева под названием «Обзор социально-революционного движения в России», изданной в 1880 году. Там Рединг упоминается в главе IX, посвященной делу Сергея Нечаева – одного из основоположников политического террора в России в середине 60-х годов XIX века.

Это было время глубоких реформ, которые решительно проводил «царь-освободитель» Александр II, вознамерившийся вывести страну на новый уровень социально экономического развития.

В достаточно сжатые сроки было отменено крепостное право, проведена реформа земского и городского самоуправления, в ходе которой сословное самоуправление заменили внесословным, на основе выборности гласных (депутатов) в уездные земские управы и губернские земские собрания.

Судебная реформа упразднила сословные «Екатерининские» суды, учредив вместо них «суд, равный для всех подданных», а также мировые суды.

Рекрутская повинность была заменена на всеобщую воинскую обязанность. Отныне на службу призывались все молодые люди, достигшие на момент призыва 21 года. Служили по 15 лет. Из них 6 – в строю, и 9 – в запасе.

Бурное развитие получило женское высшее образование.

Однако прогрессивная общественность, до этого боровшаяся против «крепостнического рабства» за всенародное счастье, отреагировала на преобразования несколько странно. Вместо того, чтобы возрадоваться переменам и поддержать самодержца, уверенной рукой ведущего страну по пути прогресса, общественность решила Александра убить.

4 апреля 1866 г. террорист Дмитрий Каракозов стрелял в императора у Летнего сада в Петербурге. Однако промахнулся, был схвачен, предан суду, приговорен и повешен.

Видимо, столь необычное выражение народной благодарности за все хорошее, несколько удивило и даже огорчило Александра, потому что вскоре последовало то, что в советской историографии принято называть мрачным периодом политической реакции: указом от 13 мая 1866 г. была усилена власть губернаторов. Закрылись демократические журналы "Современник" и "Русское слово". Усилились гонения на высшую школу и студенчество. (Возникает вопрос: а что, царь должен был реагировать на покушение как-то иначе? Поблагодарить террористов за работу и пожелать им дальнейших успехов в их нелегком кровавом деле?).

А вскоре последовали реакция на реакцию - осенью 1868 - весной 1869 г. прокатилась волна студенческих "беспорядков" в высших учебных заведениях Петербурга - в университете, в Технологическом институте и Медико-хирургической академии. Студенческие волнения захватили и Московский университет.

В основном они были направлены против запрета царским правительством студенческих сходок, касс взаимопомощи и дешевых столовых.

Однако наиболее радикальная часть студенчества считала эти требования крайне недостаточными, и настаивала на необходимости готовиться к крестьянской революции. Возникали новые конспиративные студенческие кружки. Один из них, под претенциозным названием «Народная расправа» создал и возглавил 21-летний Сергей Нечаев - учитель приходского училища и вольнослушатель того самого Петербургского Императорского университета.

В марте 1869 г. нечаевская группа была разгромлена полицией. Главарю удалось бежать за границу, а его сообщников арестовали. Среди них был и Алоизий Рединг. Его взяли 31 марта и поместили в Петропавловскую крепость. Однако пробыл он там недолго. Уже в апреле по постановлению шефа жандармов арестанта выслали в Симбирск. В справочнике «политкатаржан» говориться, что Рединга отправили на родину. Однако из документов, хранящихся в Ульяновском областном государственном архиве видно – Алоизий родился в Петербурге, происходит из обер-офицерского звания, отец его был титулярный советник.

Так бывшие бедные студенты оказались «во глубине симбирских руд», решительно удаленные от столичного брожения в неокрепших умах вредных нигилистических идей. Поселившись на Кирпичной улице (ныне – ул. Мира) в доме Столетова, они окунулись в неспешную провинциальную жизнь, где им и предстояло теперь «хранить гордое терпенье». А заодно, несколько смирить «дум высокое стремленье», озаботившись проблемами сугубо житейскими.

Выше мы назвали бывших студентов бедными. Но не столько потому, что их уволили из вузов и сослали в глухую по их представлениям провинцию, сколько из-за того, что, ни тот, ни другой не имели никаких средств к существованию. Родственники молодых людей помочь им материально тоже не могли, поскольку не имели ни имущества, ни дохода.

Единственным капиталом Рединга и Сенкевича было, хотя и незаконченное, но все же, образование, которое позволяло тому и другому зарабатывать, давая уроки детям, или поступить на какую-нибудь службу. О чем они и ходатайствовали перед властями. Но…

Как писал Министру Внутренних дел Империи симбирский губернатор Александр Федорович фон Гойнинген-Гюне, назначенный на эту должность за два месяца до описываемых событий «Имея в виду, что Рединг обвиняется в участии в беспорядках, бывших в помянутых учебных заведениях, и потому можно сомневаться в его намерениях, я затрудняюсь изъявить согласие на исполнение его просьбы, тем более, что и училищное начальство в виду причин высылки едва ли сочтет себя в праве дать Редингу просимое им разрешение.

Дозволение, как Редингу, так и Сенкевичу на вступление в службу по найму, хотя могло бы быть дано, но… в виду причин удаления их в Симбирск, едва ли какое либо учреждение согласится их принять».

Словом, репутация людей неблагонадежных, закрывала студентам возможности зарабатывать тем, чем они умели. Интересно, что ни о каких других видах работ речь в документах не идет. Даже в этих отчаянных обстоятельствах возможность трудиться разнорабочими, грузчиками на пристани, служащими асанизаторского обоза или хотя бы санитарами в больницы просто не рассматривалась.

«Положение их таково, - пишет далее Гойнинген-Гюне, - что вынудило меня распорядится наймом для них квартир и выдачею на содержание из моих собственных средств». Вдумаемся в сказанное: царский назначенец - губернатор взял двух вольнодумцев, высланных из столицы за неблагонадежность, на свое личное содержание (!), оплачивая их пропитание и крышу над головой из своего собственного кармана! Хотя делать этого вовсе не был обязан.

В этом же письме губернатор предлагает министру выход из сложившейся щекотливой ситуации: «Принимая в соображение так же с одной стороны крайнее их положение, а с другой – не имея в виду указаний должны ли они находиться под надзором полиции, который давал бы право на… получение содержания, я позволил себе обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбою обратить благосклонное внимание Ваше на положение их, тем более, что при отказе в отпуске на содержание от казны и при затруднении их в приискании занятия сообразно их знаниям и способностям, молодые люди могут быть вынуждены, поддерживая свое существование, прибегать к приобретению средств не всегда законными способами.

В виду выше изложенного, не признает ли Ваше Высокопревосходительство полезным подобных молодых людей высылать под надзор полиции, дабы они в случае неимения собственных средств, впредь до отыскания службы или занятий, обеспечивающих дневное их пропитание, могли бы воспользоваться предоставленным таким лицам 558 ст. II ч. УН правом на пособие от казны».

Другими словами, губернатор вежливо намекает министру на то, что коли уж они высылают кого-то из столицы за неблагонадежность, то неплохо бы было представлять выселенцам официальный статус состоящих под надзором полиции, который позволял официально же брать «врагов самодержавия» на содержание казны. А не перекладывать это дело на губернаторский карман.

В Петербурге согласились, что в случае с Редингом и Сенкевичем малость не досмотрели, и вскоре поправили ситуацию.

10 мая 1869 года начальник Симбирского Жандармского управления сообщил губернатору о том, что им получено предписание начальника III Отделения Его Императорского Величества Канцелярии Генрал-майора Мезенцева об учреждении за высланными из С. Петербурга студентами негласного наблюдения «со стороны Корпуса Жандармов, обратив особое внимание на деятельность их среди низших слоёв народонаселения».

А 20 августа столица официально уведомила главноначальствующего губернии о том, что «согласно Высочайшего Повеления состоявшегося в 26 день минувшего июля, предписано Симбирской Казначейской палате выплачивать высланным студентам пособие в размере 15 коп. в сутки на содержание и по 1 руб. 50 коп. в месяц квартирных».

Наверное, Александр Федорович фон Гойнинген-Гюне вздохнул с облегчением – проблема разрешилась всего за три месяца.

А уже в октябре Сенкевичу было «дозволено возвратиться в Петербург для продолжения образования, с тем, однако, чтобы за ним учреждено было здесь временное негласное наблюдение».

Спустя месяц решено было и Рединга освободить от полицейского надзора с дозволением жительства во всех местностях Империи, не исключая столиц.

В общем, оковы тяжкие пали, темницы рухнули, и свобода приняла их радостно у входа.

Дальнейшая судьба этих молодых людей не известна.

Но хочется надеяться, что пребывание в Симбирске было для них благотворным. Что оно избавило неокрепшие умы от разрушительных идей. Что меч из рук друзей они не приняли, а успешно окончили учебные заведения и в дальнейшем стали достойными подданными Российской Империи.

А мы сделаем для себя несколько выводов, которые позволят лучше понять, как было устроено наше государство в «мрачные годы самодержавия».

Вывод первый: даже самые бедные и неимущие молодые люди имели возможность получать образование в столичных вузах.

Вывод второй: даже в «мрачные годы политической реакции» государство не оставляло «врагов» своим вниманием, не позволяя им умереть с голоду и не вынуждая тяжко трудиться в «не престижных» профессиях.

Вывод третий: «царские сатрапы» на самом деле не были такими уж сатрапами. Напротив, несмотря на «непролетарское происхождение», они не были лишены гуманизма и не гнушались лично заниматься устройством судеб рядовых подданных, причем на самом высоком уровне – от губернатора до Министра Внутренних Дел Империи.

Вывод четвертый: а, может быть, и не было «царское самодержавие» таким уж бесчеловечным и кровожадным?

На фото - симбирский губернатор Александр Федорович фон Гойнинген-Гюне (источник фото)