Начальник милиции Уметского района Тамбовской области младший лейтенант милиции товарищ Сухов был крайне удивлен, обнаружив на подведомственной территории спокойно проживавшего у себя дома сорокавосьмилетнего Василия Ильича Бурова, который должен был отбывать пятилетний срок, назначенный ему еще в 1932 году Уметским районным судом за кражу. Неужели сбежал?
- Ничего подобного! – с негодованием отверг Буров необоснованное обвинение и рассказал, что сразу после приговора его отправили в ульяновскую тюрьму, где он и пребывал с сентября 1932 по сентябрь 1933 года. До тех пор, пока его не отпустили домой за хлебом. Время, напомним, было голодное, и каждый добывал пропитание, как мог. Подкормившись на малой родине, Василий Ильич дисциплинированно вернулся к месту отбытия наказания, однако его в тюрьму… не пустили, заявив: «Ступай, куда хочешь». И Буров снова уехал домой, где спокойно жил пять лет, пока его не обнаружил младший лейтенант Сухов.
Начальник милиции, конечно же, услышанному не поверил и неоднократно, письменно и «сов. секретно» запрашивал начальника тюрьмы и ульяновского прокурора о том, как, почему и когда осужденный Буров оказался на воле. Очередной, третий по счету, запрос ушел 15 июня 1938 года, но, как и два предыдущих, остался без ответа.
А тюрьма, между тем, жила своей непростой жизнью.
Тюрьма № 3 НКВД
Рассчитанная на 1300 «посадочных мест», на 11 января 1938 года в восьмидесяти своих камерах (включая 2 женские и 3 карцера) она содержала 2094 заключенных. В том числе 167 женщин и 15 несовершеннолетних, не достигших 16 лет. Двадцать один сиделец, включая семь представительниц слабого пола, числились больными.
Все эти сведения содержатся в акте обследования ульяновской тюрьмы, подписанном комиссией в составе помощника Куйбышевского облпрокурора по наблюдению за местами заключения Кожакина, помощника ульяновского городского прокурора Калиновского и начальника тюрьмы по фамилии Украдыга.
Как видно из документа, его составлению предшествовал осмотр камер и беседы с их обитателями.
Отметив удовлетворительные в целом условия содержания спецконтингента, проверяющие обратили внимание руководства тюрьмы на ряд недостатков. Таких как сырость, грязь и скученность заключенных. Например, в камере несовершеннолетних испарина буквально стекала со стены, а на полу около параши валялось много мусора. Сыро было и в камере № 3, но там конденсат тек не по стенам, а по оконному стеклу. Не совсем свежим был воздух и в камере № 11, где из-за нехватки мест двенадцати или даже тринадцати сидельцам, приходилось спать на полу. Ко всему прочему в помещении нашли четырех клопов.
Зато проверка на вшивость дала хороший результат – вшей в тюрьме не обнаружили, благодаря наличию вошебойки, дезокамеры и бани, в которой заключенные мылись четырежды в месяц.
Не было претензий и к пищеблоку. Состояние кухни проверяющие сочли удовлетворительным, и в помещении было чисто. Пища готовилась согласно расписанию, нормы закладки продуктов строго соблюдались. На момент проверки к обеду был приготовлен суп «по вкусу вполне хороший. Сахар з/к выделяется регулярно по установленной норме ежедневно без перебоя. Закладка продуктов в котел и раздача пищи з/к производится под наблюдением Санврача», – констатировали члены комиссии.
И все же заключенные иногда голодали. Правда, исключительно по своей воле. Например, Николай Константинович Портнов, находившийся под следствием по статье 58, пункт 10 (шпионаж), объявил голодовку в знак того, что не считал себя виновным. Голодовкой пытался ускорить расследование своего дела и обвиняемый в хищениях по указу от 7/8-32 года Иван Герасимович Юшко из Майнского района. С той же целью – ускорить следствие – голодал и Борис Николаевич Пантеровский привлекавшийся за кражу.
На затягивание следствия и длительность рассмотрения кассационных жалоб Облсудом сетовали и другие арестованные. Однако, в отличие от голодавших, к столь радикальным мерам борьбы за свои права они все же не прибегали, предпочитая добиваться справедливости традиционным способом – подачей жалоб начальству, а если повезет, то и самому прокурору. Однако для этого требовалась не только желание, но и бумага, которую, как утверждали обитатели камер, администрация выдавала им мало и не регулярно. Хотя Украдыго настаивал, что писчие принадлежности все желающие получали четыре раза в месяц.
По итогам проверки начальнику учреждения было предложено «принять меры к тому, чтобы более чаще были открыты форточки для освежения воздуха в камере.
Принять меры к недопущению развития клопов, к устранению сырости в камерах, к более тщательной очистке камер от мусора и грязи».
Не известно, было ли это как-то связано с проверкой или нет, но вскоре после нее начальник учреждения подал заявление об уходе с должности, которое было рассмотрено на закрытом партсобрании 11 февраля. После недолгих прений коммунисты просьбу товарища отклонили, поскольку «в настоящее время Тюрьма г. Ульяновска имеет политическое значение, где необходимо требуется укомплектованность работниками из числа членов ВКП(б)».
К середине мая «население» тюрьмы значительно сократилось – «сверхлимитная» наполняемость учреждения составляла всего 159 человек, по сравнению с 794 в январе. Больше всего арестантов числилось за следователями госбезопасности – 325 (22%), 210 человек (14,4%) содержались за судом и прокуратурой, еще 264 (19%) – за милицией, столько же томились в ожидании решений кассационных инстанций. 263 заключенных уже получили свои сроки и ждали отправки к местам их отбытия и, наконец, 126 осужденных уже «мотали» таковые прямо в тюрьме.
Интересно, что к маю вместе с численностью спецконтингента, сократилось и количество… матрацев – на 1459 арестантов их набиралось всего 276 штук, то есть в пять с лишним раз меньше необходимого. Не удивительно, что многим сидельцам приходилось спать на голых «шконках». А больные почему-то содержались в общих камерах со здоровыми.
Однако отметив эти странные недостатки, проверяющие почему-то, не попытались разобраться в их причинах. Во всяком случае, в акте проверки об этом ничего не сказано.
Что касается жалоб, то таковую прокуроры получили всего одну, зато коллективную. Арестованные Илья Николаевич Шабарин, Ф.И. Панов и Леонид Алексашин просили разобраться с подозрительными, на их взгляд, действиями члена коллегии защитников, гражданина Беляева. Общаясь с подследственными, адвокат будто бы утверждал, что прокурором Верховного Суда служит его друг, через которого он якобы может добиться оправдания любого подсудимого. Однако такие услуги стоят от 200 до 300 рублей с человека, в зависимости от сложности дела. И деньги защитнику многие передавали – на волю-то всякому охота. Но, получив этот левый «гонорар», с выполнением обещанного адвокат не спешил, а напротив, всячески затягивал дело, чтобы, как полагали заявители, вытянуть из клиента побольше средств.
Кроме того, утверждали жалобщики, Беляев зачем-то частенько наведывался в квартиры жен заключенных, пока мужья томились в застенках. А иногородние женщины, приезжавшие в Ульяновск на свидания к супругам, нередко останавливались дома у адвоката.
Сведений о результатах проверки этого заявлении нет.
Точно в «девятку»
Не оставляли прокуроры без внимания и другой «островок» пресловутого «архипелага» ГУЛАГ – ульяновскую исправительно-трудовую колонию (ИТК) № 9.
Однако, прежде, чем отправиться туда вместе с известным уже помощником городского прокурора Калиновским в сопровождении начальника учреждения Журавлева, внесем некоторую ясность.
Постановлением Совета народных комиссаров СССР от 11 июля 1929 г. «Об использовании труда уголовно-заключенных» в стране создавались две параллельные системы мест лишения свободы:
В ведении ОГПУ (позже НКВД) СССР находились исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) для осужденных к лишению свободы на срок свыше трех лет. Заключённые именно этих учреждений принимали участие в строительстве каналов, дорог, промышленных и прочих объектов на Крайнем Севере, Дальнем Востоке и в других регионах страны.
А при республиканских, краевых и областных управлениях НКВД, для содержания и исправления лиц, осужденных на срок до трех лет, создавались сельскохозяйственные и промышленные исправительно-трудовые колонии (ИТК). Одной из них, рассчитанной на 500 заключенных, и была ульяновская ИТК № 9, главным видом производственной деятельности которой являлся выпуск веревок на собственной веревочной фабрике.
В это учреждение 12 апреля 1938 года и прибыл с проверкой помощник ульяновского горпрокурора.
Как и в тюрьме, кормили здесь вполне сносно. «В момент посещения кухни раздавался обед. Была опробована пища – щи мясные и ячменная каша. Пища на вкус хорошая», а сама «столовая чистая, столы все чистые, также имеется чистота в кухне», – констатировал помощник прокурора. А вот по поводу камер сказать того же он не мог «В камерах за № 1, 2, 3 и 4 грязновато, не убраны все постели. Во всех камерах заключенные размещаются на кроватях и топчанах, не все заключенные имеют одеял. Все заключенные имеют полотенца, но в большинстве эти полотенца грязные».
В карцере, где на момент проверки содержался всего один нарушитель режима, тоже было грязно и сыро, по полу разбросана солома, а все стены исписанны «похабными надписями и рисунками».
На втором этаже здания размещалась канцелярии ИТК, самоохрана, набиравшаяся из числа самих заключенных, и женские камеры. Последние тянулись по одной стороне коридора, а по другой – камеры самоохраны. При этом женская и мужская половины не были никак друг от друга изолированы и «между собой имеют свободное сообщение», что, по мнению прокурора, являлось ненормальным.
По итогам проверки администрации ИТК предписывалось:
«1. Принять меры, чтобы камеры содержались в чистоте.
2. Недопустимо пользование грязными полотенцами, необходимо чаще их отдавать в стирку, что было уже предложено при обследовании в январе 1938 г.
3. Принять меры к обеспечению всех заключенных одеялами.
4. Немедленно привести в порядок карцер, т.е. соскоблить все похабные рисунки и забелить все подписи, и в дальнейшем следить, чтобы такого безобразия не было.
5. Обсудить вопрос в части изоляции женских камер от мужских, не допуская посещение мужчинами женских камер».
Спустя месяц, 17 мая, состоялась контрольная проверка учреждения, выяснившая, что недостатки, отмеченные 12 апреля, исправлены не полностью. Например, девять заключенных по-прежнему не имели постельных принадлежностей. Однако это было уже не критично, если учесть что вместо 500 «плановых» сидельцев в колонии их фактически было 702.
Ничего не изменилось и на этаже с женскими и мужскими камерами, где охрана по-прежнему отсутствовала, а заключенные обоих полов, как и прежде, свободно ходили друг к другу в гости, «в результате чего имеют место случаи половых сношений женщин с мужчинами, тогда как из 52 женщин 12 человек больны (сифилитики)», – негодовал прокурор.
А основной инстинкт, он и в тюрьме основной.
(окончание - Где хорошо и недорого посидеть (окончание))
Источники:
ГАУО Ф. Р-1435, оп. 12. Д. 9, Л. 289.
ГАУО Ф. Р-1435, оп.12, Д.14.Л. 14, 17, 38,42,46.88, 90, 89, 136.
ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1. Д. 1661. Л. 7, 8.