Те, кто изучал когда-то научный коммунизм, наверняка помнят, что одной из примет пришествия такового было «стирание граней между городом и деревней». В конце двадцатых – начале тридцатых годов ХХ века Ульяновск более или менее успешно двигался в этом направлении, то стирая означенные грани, то проводя их, причем не только в философском или народнохозяйственном смыслах, но и в прямом – географическом.

Новая «грань»

На 1 сентября 1924 года протяженность городской черты Ульяновска составляла около 80 верст (примерно 85 км). В отчете о деятельности отдела благоустройства горисполкома дано подробное ее описание со всеми изгибами, поворотами и направлениями. Опираясь на эти сведения, и постараемся очертить границу более схематично с привязкой к современным ориентирам.

Точка отсчета, как тогда, так и сейчас – железнодорожный мост, что находится немного южнее Центрального вокзала, примерно напротив дома № 54/1 по нынешней улице Шолмова. От него вниз по течению, по середине реки воображаемая городская линия тянулась мимо станции Киндяковка (ныне Ульяновска-Центрального) и огибала владения сельскохозяйственной артели «Борьба» (ныне – одноименные поселок и садовое общество примерно напротив трамвайной остановки «проходная Моторного завода»). В этом месте граница резко меняла направление и, пересекая русло, уходила в сторону современного Засвияжского района. Там опоясывала усадебную площадь Конно-Подгорной слободы (район современных улиц Полбина, Октябрьской и 18-го микрорайона) и выходила к деревянному мосту через Свиягу, что напротив современного дома № 71 по улице Аблукова в Засвияжье и ремесленного училища Орлова-Давыдова (ныне – Автомеханического техникума), в Ленинском районе.

У моста городская черта вновь «ложилась» на воду и тянулась по руслу дальше на север захватывая Бутырки (ранее поселок, ныне улицы Старосвияжский и Новосвияжский пригороды), потом снова выходила на берег в районе современного автомобильного моста, что в конце улицы Урицкого, и далее шла по Соловьеву оврагу до Куликовки, опоясав которую, поворачивала на север, где под прямым углом пересекала Буинский тракт (ныне проспект Нариманова примерно в районе улицы Маяковского), шла в сторону Волги и сбегала вниз к реке через Колки, как тогда называлась роща на косогоре в районе современного Нового Венца.

Здесь эта воображаемая линия покидала правобережье, через Пальцинский остров пересекала Волгу и выходила на левый берег версты на полторы выше устья речки Ботьмы (не сохранилась). Далее опять под прямым углом она поворачивала к Волге и шла по ее берегу в направлении слободы Часовни. Опоясав территорию Патронного завода и Заволжские слободы, городская граница выходила к Часовенскому вокзалу (ныне железнодорожная станция «Верхняя терраса»), а от него – к селу Красный Яр, где вновь пересекала главное русло реки, возвращалась на правый берег и устремлялась к селу Киндяковке (Винновке), огибала ее усадебные места с южной и восточной стороны Киндяковской (Винновской) рощи и, соединившись со серединой железнодорожного моста через Свиягу, замыкала окружность протяженностью около 85 километров.

По сравнению с 1917 годом, площадь города значительно увеличилась. Если тогда его южная граница пролегала примерно в районе старого железнодорожного вокзала, то теперь она отодвинулась новому, то есть более, чем на 4 километра. Противоположная же окраина сдвинулась примерно на полтора километра севернее – от линии нынешних улиц Тухачевского – Кролюницкого до улицы Маяковского.

В Заволжье в городскую черту официально вошли Нижняя и Верхняя Часовни, а также слободы Канава и Карасевка. А за Свиягой городом стала упомянутая выше Конно-Подгорная слобода.

«Красные драконы», хивиты и другие

Хотя городская территория существенно увеличилось, численность населения здесь несколько упала: к декабрю 1916 г. в Симбирске проживало 120 000 человек, при этом собственно симбирян среди них было около 75000. Остальное население составляли приезжие – беженцы из западных районов Империи, военнопленные, раненые, личный состав запасных воинских частей. Но война завершилась и к 1925 году численность населения города почти вернулось к уровню восьмилетней давности: на 1 июля следующего, 1925 года, в очерченных выше пределах проживало 70633 человека. В том числе 33473 мужчины и 37160 женщин. Рабочих различных профессий среди них насчитывалось 6218, большинство которых – 4910 чел. – составляли мужчины и 1308 –женщины. Однако первой по численности профессиональной группой был не пролетариат, а служащие – 7386 человек, в подавляющем большинстве – представители сильного пола – 5190, и лишь 2196 – женского. Еще 1429 горожан трудились прислугой (457 и 967 соответственно). Жили в городе 127 лиц свободных профессий – 103 мужчины и 24 женщины. Собственников-хозяев в Ульяновске насчитывалось 1727 и еще 476 хозяек (всего 2203). Прочими занятиями промышляли – 2895 мужчин и 8412 женщин, всего – 5666 человек.

Минуло еще пять лет и 20 ноября 1930 года решением бюро Ульяновского Горайкома ВКП(б) некогда единая административно-территориальная единица Ульяновский район с центром в Ульяновске, была разделена на два «субъекта» – отдельно район и отдельно – город с пригородными селами «с населением в количестве 20-25% городского населения, имея в виду что эти села в экономическом отношении тяготеют преимущественно к городу (извозный промысел). Товарность сельского хозяйства их определяется, главным образом, потребностями данного города и перспектива дальнейшего расширения города». За разделение тогда проголосовали четверо членов бюро, против – трое.

В результате на 15 октября 1931 года численность населения Ульяновска с прилегающими селами выросла до 88071 жителя, где мужчины и на сей раз оказались в меньшинстве – 41305 представителей сильного пола против 46766 – слабого.

Русские составляли 92,5% горожан, татар было 3,38% и еще 4,08% приходилось на представителей прочих этнических групп. Плюс какое-то количество приезжих: в 1931 году для них была реконструирована первая и на тот момент единственная городская гостиница, что позволило увеличить количество номеров в ней с 40 до 52. А на 1933 год на углу улиц. К. Маркса и Лассаля (ныне – Гончарова и К. Маркса) планировалось открыть еще один отель на 40 номеров.

В отделившейся сельской части Ульяновского района проживало 140118 человек, в том числе мужчин и женщин соответственно 67257 и 72862. В районе, как и в городе, также преобладали русские, но их доля была меньше – 75,3%, а татар больше – 5,2%. Чувашское население составляло 16%, мордвское – 3% и 0,5% – прочие национальности.

Межнациональные отношения, что в городе, что в деревне, были нормальными, как, впрочем, и межконфессиональные. На февраль 1931 года в Ульяновском районе насчитывалось 52 церкви и 8 мечетей. Кроме того присутствовали секты: евангельских христиан, хивитов и даже неких «красных драконов». Всего в них насчитывалось 120 прихожан.

Город сельхозназначения

Дворянско-купеческое прошлое города сказывалось на социальном составе его населения, где доля пролетариата равнялась всего 6,1% от общей численности горожан, что вполне объяснимо, учитывая промышленный потенциал Ульяновска. Патронный завод, на котором трудилось 3500 человек, был по местным меркам настоящим индустриальным гигантом. Особенно на фоне остальных предприятий: Металлозавода, где работало 209 человек, двух винокуренных и спиртоводочных предприятий, имевших в общей сложности 195 пролетариев, плюс 125 рабочих на крахмало-терочном. Рабочий коллектив лесозавода насчитывал 400 человек, 215 работников были заняты на трех кирпичных. Ну, и еще по мелочи: хлебозавод, фабрика-кухня сланцевые рудники.

Как ни странно, но в районе удельный вес рабочих оказался выше, чем в городе, хотя тоже был невелик – 8,1%. Промышленность здесь была представлена винокуренным заводом с 19 рабочими. четырьмя крахмало-терочными с персоналом в 270 человек и суконной фабрикой, где трудилось 655 работников.

Не удивительно, что при таком раскладе экономическое будущее города местные власти видели в превращении Ульяновска в аграрно-индустриальный комбинат с развитием в прилегающих селах плодоовощного и животноводческого товарного хозяйства. Видимо с прицелом на это коллективизация Ульяновска шла ударными темпами и на 15 октября 1931 года ее уровень здесь был самым высоким - 83% (тогда как в районе он составлял всего 59,6%), а к 1 января 1932 года увеличился до 87%, что позволило горсовету рапортовать о завершении в основном сплошной коллективизации пригородных сел и ликвидации кулачества, как класса, а также о 100-проценнтном выполнении заданий по хлебо и мясозаготовкам.

На голодном пайке

Тем не менее, прокормить собственное население «сельскохозяйственному городу» удавалось с большим трудом и лишь используя меры жесткого нормирования продуктов.

На 1 января 1932 года в Ульяновсе действовали два типа столовых – закрытые, таких было тринадцать: семь студенческих, пять рабочих и одна – при ОГПУ, плюс восемь закрытых буфетов. И одна общедоступная, как для студентов, так и для работников типографий. К общедоступным относились также кофейня и ресторан.

Во всех перечисленных заведениях общепита ежедневно отпускалось до 7500 обедов, завтраков и ужинов. В том числе для студентов – до 5000, для курсантов – до 1200 и еще 1300 для рабочих предприятий города. При этом на каждого едока в месяц полагалось по 3 кг муки, 500 гр. крупы, 400 гр. мяса, 750 – рыбы и 24 грамма жиров. То есть в день выходило всего по100 граммов муки, 13 граммов мяса и 25 – рыбы, что даже по мнению горисполкома было крайне недостаточно.

Несколько лучше «продовольственный вопрос» решался у военных, которых обслуживал закрытый военный кооператив. В 1931 году он обеспечивал обедами четыре столовых начсостава в воинских частях. В столовой Сотого стрелкового полка питались 23,52% полковых командиров. В артполку – 42,76%, в Школе конвойных войск – 98,5% и в Краснознаменной школе – 67,6%. Таким образом, по всем четырем подразделениям начсостав был обеспечен питанием в среднем на 41,13%. В будущем же ЗВК собирался довести этот показатель до 100%. О том, как кормили рядовых красноармейцев, не сообщается.

Отличался военный кооператив и отсутствием очередей в его магазинах и лавках, чем не могли похвастаться другие торгующие организации города. Добился этого ЗВК благодаря творческому подходу к делу, переведя, например, свою торговую сеть на полуторасменную работу, а также организовав доставку товаров на дом. Во всех же прочих «потребительских ларьках, за небольшим исключением, в связи с отсутствием рационализаторских мероприятий, наблюдались громадные очереди, в особенности за получением хлеба», – отмечалось в отчете горисполкома за 1931 год, хотя власть, как могла, боролась с этим взрывоопасным явлением. Так, выяснив, что самые длинные и беспокойные очереди скапливались в хлебных ларьках артели Милютина, все его 22 торговые точки были изъяты и переданы Ульяновскому рабочему кооперативу (УРК). А в РайТПО ввели дополнительную кассу при выдаче пайков, причем ударники получали и их, и вообще все товары вне очереди.

Кроме ударников в числе привилегированных были и дети. Судя по нормам снабжения детских учреждений, продуктов для них не жалели. Впрочем, судите сами:

Получается, что дети, несмотря на трудности, обеспечивались питанием даже лучше, чем рабочие. У взрослых же оставалась одна надежда – на рынок.

Овес нынче дорог

После того, как на городских базарах схлынула январская «мясная волна», связанная с массовым забоем крестьянами своего скота во избежание невыгодных госзаготовок, поставки в город животноводческой продукции в целом несколько снизились, хотя по итогам мая был отмечен некоторый рост мясного рынка: крупного рогатого скота в базарный день продавалось до 9 голов, мелкого – до 12, свиней – до 304 туш, телят – до 2-3 голов. При этом цена мяса КРС достигала двух с половиной рублей за кгилограмм, баранина стоила до трех с полтиной, телятина – до двух. Дороже всех покупателям (а это были в основном рабочие и служащие) обходилась свинина – шесть рублей за кило.

В мае на трынке сократился объем молока, литр которого стал стоить 35 копеек. Зато увеличился средний ежедневный завоз масла: сливочного – до трех-четырех пудов и топленого – до пяти-семи. Первое стоило от трех с полтиной до четырех рублей, второе – от пяти до шести. Яиц в день продавалось до полутора тысяч штук по два – два пятьдесят за десяток.

Не слишком изобильным в последний месяц весны оказался хлебный рынок. В среднем за день в городе продавалось до 25 пудов муки, в том числе пшеничной – до 12 пудов, столько же, сколько и ржи. Гречневой крупы уходило по 8 пудов. Наибольшим спросом пользовался овес, которого раскупали в день до 30 пудов по шесть рублей за килограмм. Для сравнения, пшено стоило 17 рублей, гречка – 21, горох – 7 рублей за кило. Дороже всего, в среднем по 30 рублей за килограмм, стоила пшеничная мука., которая стала появляться на рынке с началом навигации, то есть была привозной, отсюда и цена.

Что касается печеного хлеба, то его продавали исключительно по коммерческой цене артели Милютина и «Пищевик».

Еще одну «товарную группу» на Ульяновских базарах составляли овощи. Однако, то ли спросом они не пользовались, то ли к весне истощились прошлогодние запасы, только огородной продукции на рынке было крайне мало. Так, «второго хлеба», как до сих пор иногда называют картошку, привозили всего от 9 до 12 мешков в день и стоила она 4 рубля за мешок. Моркови продавалось до 27 корзин по 20 копеек за кило, зеленого луку расторговывали корзин 60 по пятачку за пучок. Редиски было примерно на пять корзин больше, и она тоже шла по пятачку. Свежей капусты хватало 15 вилков по полтиннику за штуку, соленой – до 20 ведер, и три-четыре ведра таких же помидоров, все – по 15-20 копеек чашка.

Владельцы скота могли запастись на базаре сеном и соломой, которых привозили в среднем по 2-3 воза в день и еще по 3-4 – свежескошенных трав. По сравнению с кормами, куда большим спросом пользовались дрова, которые не только приходилось загодя готовить на зиму, но использовать ежедневно для приготовления пищи. Поэтому дрова на базаре разлетались по 150-175 возов за день. При этом корма стоили от 10 до 25 рублей пуд, а топливо – 18-23 рубля.

Премиальные галоши

Снабжение промтоварами – мануфактурой, готовым платьем, обувью, трикотажем, нитками, мылом и прочими необходимыми в жизни предметами тоже было нормированным – сумма, на которую человек мог отовариться, зависела от того, в каком из трех списков он отказался. Например, рабочему из первого списка в месяц полагалось 16 рублей 25 копеек. А его коллегам из списков номер два и три – по 10 руб. 50 копеек и 8 руб. 50 коп. соответственно. Сумма, которую можно было потратит на детей в зависимости от списка варьировалась от 7 руб. 50 коп до 6 руб. 70 коп. И, наконец, для «прочих трудящихся» этот разброс был еще больше: 7.40 максимально и 2.20 минимально.

Чтобы понять, насколько велики были эти суммы, приведем цены на некоторые промышленные изделия, зафиксированные на 1 марта 1931 года.

Кожаные сапоги стоили тогда от 90 до 115 рублей за пару, мужские или дамские ботинки – от 45 до 50 рублей, резиновые галоши – от 25 до 28, метр ситца – 8 рублей, мужской костюм обходился рублей в 140-160, пальто мужское – в 90 – 130, а дамское – на 30 рублей дороже. Так что даже на максимальную рабочую норму первого списка было не разгуляться.

Но даже эти крайне скудны нормы соблюдались далеко не всегда. Так, за 1931 год снабжение рабочих по первому списку удалось обеспечить на 90%, по второму – на 70%, а по третьему– не более, чем на половину, хотя по нему готовым платьем и обувью удовлетворялись, главным образом, дети школьного возраста.

Сверх нормы по специальным карточкам снабжались лишь ударники производства. Так, в ноябре УРК выдавал сверх нормы по 3 кг пшеничной муки и 300 гр. сливочного масла, ЗРК – по 25 гр. чаю, 400 гр. растительного масла, а также 16 костюмов и 20 мужских сорочек, РайТПО отпустило обуви, белья и галош на общую сумму 4490 руб. Самым скудным доп. паек оказался в районном кооперативе водников, где ударников премировали одной парой белья, галош и кондитерскими изделиями.

Ученье – свет

И к нему советская власть тянула народ изо всех своих невеликих тогда сил. К осени 1931 года в городе было окончательно закреплено всеобщее обязательное семилетнее обучение и в основном завершена ликвидация неграмотности среди взрослых. А начинали учить и воспитывать горожан с самого раннего возраста.

На конец 1931 года в городе действовало 51 дошкольное учреждение, в том числе 28 постоянных и 23 летних. Среди них – шесть детдомов, где содержалось 410 воспитанников, включая школу глухонемых. И еще 10 особо трудновоспитуемых беспризорников, не желавших жить в детских домах, состояло на учете. В 1932 году планировалось открыть интернат для умственно отсталых и школу слепых.

Из 13 средних школ, работавших на тот момент в Ульяновске, 3 были национальными – татарская чувашская и мордовская. В них обучалось свыше 400 подростков, главным образом, деревенских жителей, детей батраков и колхозников из Уляновского, Чердаклинского и Богдашкинского районов. Во всех национальных школах имелись общежития, на содержание которых, а также на стипендии ученикам из городского бюджета отпускалось 40 тыс. руб. в год.

Росли также количество профессиональных учебных заведений и численность студентов в них. Так, если в 1928-1929 годах в городе было 7 техникумов, в которых училось 987 человек, то в 1929-1930 годах число учащихся возросло до 2170. В 1930-1931-ом техникумов стало уже 17, с количеством студентов 3200. А после того, как в 1931 году было открыто три новых: книжный, спиртоводочный, птицеводческий, число средних специальных учебных заведений в городе достигло двадцати, а студентов – 4540 человек.

Все эти учебные заведения имели специализацию: индустриальных и сельскохозяйственных было по шесть, пять педагогических, два – социально-экономических и один медицинский.

Параллельно росло количество школ ФЗУ, готовивших кадры квалифицированных рабочих: если в 1929 году в Ульяновске была одна такая школа, то к 1января 1932 их стало уже 11.

За 1931 год в городе было обучено чтению и письму более 2500 неграмотных и 1500 малограмотных взрослых. Еще 1172 человека проходили это обучение, поскольку только грамотный человек мог успешно развиваться и культурно и, главное, политически. Именно с политико-просветительскими целями в том же году в Ульяновске были открыты и действовали девять изб-читален, десять профсоюзных клубов, Клуб юных пионеров, Дом техники, пять библиотек, в том числе одна татарская, Дворец Книги с шестьюдесятью передвижками, три кинотеатра, художественный, краеведческий и Историко-революционный музей «Дом Ленина», которые за год посетили 38000 человек. 30% посетителей составляли рабочие, 40 – учащиеся, а остальные –красноармейцы, колхозники и прочие трудящиеся.

А еще было в городе два театра. Так что, и вправду, не хлебом единым был жив человек.

Источники:

ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1. Д. 460. Л.31, 31об.

ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1, д. 531, Л. 17.

ГАНИ УО Ф. 13, оп. 1. Д. 994. Л. 157

ГАУО Ф. Р-1435, оп. 4. Д. 3. Л. 160.

ГАУО Ф. Р-634. Оп. 1. Д. 565 Л. 1, 8, 9,13, 52, 54, 56, 60, 62.

ГАУО Ф. Р-634. Оп. 1. Д. 825 Л. 50, 50 об.

Миронов В.А. 1917. Год великого перелома. Ульяновск, 1914 год. Стр. 5.

Владимир Миронов