В самом начале улицы Спасской, там, где она круто взбирается в гору к областному драмтеатру, с левой стороны над тротуаром нависает стена старинного краснокирпичного здания. Чуть выше по улице она резко уходит влево, в перегороженный теперь забором Краснознаменный, а до революции – Троицкий переулок. Не проникнув за этот забор, разглядеть все здание невозможно. Но даже та его часть, которая доступна взору праздного прохожего, поражает своей монументальной величавостью.

Современники знают его, как учебный корпус Суворовского училища. Люди постарше помнят, что здесь размещалось гвардейское танковое училище. И уже не осталось среди нас тех, кто запомнил бы это здание как колыбель русского императорского офицерства – Симбирский Кадетский корпус.

Неизменным остается одно – что раньше, что теперь от старинных стен по-прежнему веет нерушимым спокойствием и уверенною силой. Наверное, не случайно своей архитектурой здание напоминает неприступный рыцарский замок, призванный защитить обитателей от любых врагов и от любых напастей.

Ну, а какой же замок без тайн?

Об одной из них мы и расскажем.

ЧП кадетского масштаба

Каждое утро на стол симбирского губернатора ложился «Дневной рапорт» о происшествиях по городу, подписанный лично полицмейстером. В документе за 8 августа 1896 года содержатся сведения о двух инцидентах, случившихся накануне в Симбирске.

Первый это – несчастный случай: «в 3 часа дня в реке Свияге противу склада Жигулёвского пивоваренного завода утонул мальчик симбирской мещанки Василий Павлов Копылов 12 лет, проживавший по Всехсвятской улице в своём доме.

Покойный купался с товарищами своими и, намереваясь перейти вброд речку Свиягу, сорвался с мелкого места, попал на глубину и утонул.

Тело Копылова было вскоре вынуто из воды крестьянином с. Степного Анненкова Андреем Курковым, но без признаков жизни.

Тело разрешено предать земле, а дознание имеет быть передано г. Товарищу прокурора».

Второе ЧП – крупная кража из канцелярии Симбирского кадетского корпуса.

От гимназии до корпуса.

В декабре 1872 года Симбирское земское собрание обратилось к Императору с ходатайством об открытии в городе военной гимназии. Спустя 4 месяца - 21 апреля 1873 года - Александр II повелел: «открыть 2 гимназии, одну в Петербурге (3-я военная гимназия), другую в г. Симбирске, каждую на 300 человек». В этих двух учебных заведениях - единственных в стране - обучались только приходящие воспитанники всех сословий - дети купцов, мещан, крестьян, отставных солдат, духовенства, местных дворян и офицеров. Плата за обучение составляла 30 рублей в год, обмундирование и содержание учеников производилось на счет родственников гимназистов.

Директором гимназии в августе того же - 1873 года был назначен известный в России военный педагог 37-летний полковник Фёдор Константинович Альбедиль.

Сам он тоже в прошлом воспитывался в 1-м кадетском корпусе и Дворянском полку. Затем окончил Михайловскую артиллерийскую академию и был прикомандирован к Полоцкому кадетскому корпусу на должность репетитора артиллерии. В 1863 Альбедиль переведен во 2-е военное Константиновское училище, где в 1876 занял должность инспектора классов. В 1873 Федор Константинович был командирован в Симбирск для устройства и открытия там военной гимназии, директором которой его назначили в том же году.

Сначала количество учеников было невелико - в первый год зачислили всего 86 человек. Однако к 1877 году число их выросло до 180 человек, а к 1882 году достигло 350 - полного штата.

В мае 1878 Ф.К. Альбедиль был переведен директором в Киевскую военную гимназию, а Симбирскую возглавил бывший инспектор аналогичного Нижегородского учебного заведения полковник Николай Андреевич Якубович, впоследствии генерал-майор, прослуживший на этой должности 25 лет.

Поначалу Симбирская военная гимназия размещалась в бывшем доме Мариинской, а затем – в общежитии мужской гимназии.

Постановление о постройке для нее специального здания было высочайше утверждено 1 августа 1875 года, а 2 мая 1876 оно было торжественно заложено в Троицком (позже – Краснознаменном) переулке. Автором проекта стал инженер-капитан Залесский.

Огромное даже по современным меркам сооружение возводили меньше полутора лет – к концу сентября 1877 года оно вступило в строй. Это было современное по тем временам здание с водяным отоплением, искусственной вентиляцией и увлажнением воздуха, с паркетными полами. Главным фасадом оно выходило в Троицкий переулок и занимало почти всю его длину. Западное крыло, обращенное к современной улице Гончарова и граничащее с двором Троицкой церкви (не сохранилась), использовалось под спальни воспитанников, восточное - выходящее на современную Спасскую улицу - занимали квартира директора, лазарет и домовая церковь. Двор, отгороженный от внешнего мира глухим кирпичным забором, служил плацем и местом для прогулок.

Однако, к началу 80-х годов позапрошлого века выяснилось, что военные гимназии «не вполне удовлетворяют задаче профессионального военного заведения, и недостаточно хорошо подготавливают учащихся к переходу в военные училища в профессионально-психологическом плане». Кроме того, оказалось недостаточно обеспеченной одна из основных целей подобных военно-учебных заведений - давать детям бедных офицеров и чиновников воспитание и образование за государственный счет. Поэтому было решено, оставив эти заведения отдельными от военных училищ, ввести в них строевые роты и строевые занятия в старших классах, заменить гражданских воспитателей строевыми офицерами и существенно сократить количество приходящих воспитанников.

22 июля 1882 года все военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса, а 3 августа 1886 года утверждено новое положение о них. С этого времени Симбирский кадетский корпус перестал быть всесословным. В него принимались только дети офицеров, чиновников и дворян. На казенный счет зачислялись сыновья военных, прослуживших в офицерских чинах не менее 10 лет, или имевших льготы (погибших в боях, круглые сироты). Остальные платили за содержание 250 рублей в год. Земское собрание губернии освободили от своей части затрат на содержание корпуса. Выражаясь современным языком, их полностью перевели на федеральное финансирование.

В ноябре 1885 года заведению из казны было передано 10 десятин земли около деревни Поливна для устройства летнего лагеря. Его построили на берегу Волги, и в жаркие дни для кадетов организовывалось купание. Два раза в неделю в расположении играла музыка, устраивались катание на лодках, рыбная ловля, танцевальные вечера, спектакли. В 1896 году кадетам была даже организована экскурсия на пароходе в Нижний на всероссийскую промышленно-художественную выставку.

И вот пока они путешествовали, по Волге в их альма-матер проник вор.

Кража.

Неладное обнаружил казначей Корпуса Иосиф Яковлевич Маргайлов. Явившись утром на службу, он увидел, что его письменный стол открыты, хотя накануне (Иосиф Яковлевич помнил это точно) он тщательно запер все отделения и ящики на ключ. И вот теперь они оказались выдвинуты, а дверцы распахнуты. При этом ни один замок не был взломан. Из стола пропали деньги 1269 рублей 11 коп., предназначенные для выдачи жалования чинам Корпуса, собранные по подписке на памятник Императору Александру III и средства из вспомогательной кассы чинов.

Кроме наличных исчезли ценные бумаги на сумму в 5400 рублей. Это был залог купца Сыромятникова в обеспечение поставок Корпусу сахарного песку, а также брачный реверс поручика Африкантова.

Для того, чтобы дальнейший ход событий был более понятным, требуются некоторые пояснения. Сначала по поводу «реверса». В Императорской России офицеры имели право вступать в брак, только с разрешения вышестоящих командиров. Но получить оное молодые люди в возрасте от 23 до 28 лет могли лишь подтвердив свою финансовую состоятельность, позволяющую им материально содержать будущую семью. Для этого они представляли начальству так называемый денежный реверс, или брачный залог, удостоверявший требуемое имущественное состояние. Согласно правилам, утвержденным в 1866 г., офицеры могли рассчитывать на получение разрешения жениться лишь в случае представления ими реверса, приносящего в год не менее 250 руб. чистого дохода.

Вот такой документ и хранился в столе корпусного казначея, а потом пропал вместе с залогом купца Сыромятникова, который состоял из закладного листа Дворянского банка.

Государственный Дворянский Земельный Банк был основан в 1885 для поддержания землевладения потомственных дворян. Ссуды выдавались помещикам под залог их земельных владений в размере 60 - 75% от стоимости земли (в т.ч. обремененной долгами). К каждому закладному листу прилагалось процентное свидетельство – купон - с одним пунктом для каждого срока, к которому проценты по закладной подлежат уплате. Так, при ежегодной уплате процентов и 10-летней продолжительности платежей прилагалось 10 купонов. На каждом купоне, снабженном защитной сеткой, указывалось наименование кредитного учреждения, номинальная стоимость закладной, ее серия и номер, норма процента, сумма процентов и дата уплаты. Отдельные купоны при платеже отрывались и выкупались кредитным учреждением.

Вот эти купоны, а также ряд других ценных бумаг и заложил Корпусу упомянутый купец в качестве гарантии будущих поставок сахару для воспитанников.

Все эти бумаги выглядели очень солидно. Однако правильно и с выгодой распорядиться ими мог только человек знающий. Но вот ли был таковым вор?

В краже заподозрили сторожа при канцелярии - запасного фейерверкера (унтер-офицера артиллериста) из крестьян деревни Сюндюковой Симбирского уезда Шарафетдина Максютова. Его допросили, обыскали, но ничего не нашли. И хотя расследованием занимался судебный следователь по особо важным делам под наблюдением самого товарища прокурора, розыски похищенного результатов не дали.

Преступление, выражаясь современным языком, «повисло» и пребывало в таком состоянии почти год.

Подозрительный незнакомец

Курмышский уезд был самым дальним в Симбирской губернии. Он лежал примерно в 300 километрах на север от губернского центра, на границе современных Нижегородской области и Чувашской республики.

Утром 29 мая 1897 года в винную лавку деревни Петишеево, которую содержал местный крестьянин Николай Капитонов Герасимов, явился юркий мужичок средних лет. Оглядевшись, он убедился, что посторонних в заведении нет, после чего обратился к хозяину с просьбой разменять сторублевый билет. В разговоре незнакомец назвался жителем деревни Турбанки Васильевского уезда Нижегородской губернии и рассказал какую-то маловразумительную историю, пропущенную, впрочем, лавочником мимо ушей.

Купюра, которую незнакомец достал из-за пазухи, действительно оказалась крупной. Не только по номиналу, но и по размеру. Большими цифрами на ней была напечатана сумма - «100».

Герасимов внимательно осмотрел бумагу, помял в пальцах и вернул посетителю, со словами, что такие деньги среди чуваш не ходят. Разочарованный незнакомец ушел было, но вскоре опять вернулся и стал убедительно просить Николая Капитоновича дать ему за билет хотя бы 50 рублей, потому что деньги во как нужны, чтобы расплатиться за купленное на Суре корье. Однако Герасимов остался непреклонен и подозрительный коммерсант вновь удалился. Теперь уже совсем.

Как позже оказалось, попытать финансового счастья он отправился в соседнюю с Петишеевой деревню Мижар-Касы.

Здесь жил крестьянин Иван Ефремов Трифонов – человек богатый и уважаемый, состоявший попечителем при постройке местной церкви.

Время близилось к полудню. Трифонов сидел в своем доме у окна и, потягивая чай из блюдца, вел размеренную беседу с кем-то, кто находился в глубине горницы, а заодно наблюдал за неспешной деревенской жизнью.

Вот в конце улицы появился какой-то человек. Он не спеша шел по деревне, озираясь по сторонам, как будто искал кого-то. Через несколько минут незнакомец поравнялся с домом Трифонова и, увидев в окне хозяина, почтительно поздоровался.

Иван Ефремович ответил, а потом спросил, откуда гость пожаловал.

- Из Турбанки мы, Васильевского уезда Нижегородской губернии, - ответил незнакомец. – Небось, слыхали?

- Как не слыхать, - степенно кивнул Трифонов. – А к нам с чем пожаловал?

- Да вот, купил на Суре корье, а расплатиться нечем – деньги крупные, никто не берет, - пожаловался незнакомец. - Не разменяете? Я вижу, вы человек торговый. Толк в ценных бумагах знаете.

Не известно, чем бы закончился этот разговор, если бы из комнаты к окну не подошли недавние невидимые собеседники Трифонова – отец и сын Кочетковы из деревни Деяново. По голосу они узнали своего односельчанина Михаила Никонорова Валегина, и очень удивились тому, что он врет по поводу своего места жительства.

Старик Кочетков погрозил лгуну пальцем и сказал грозно: «Чего это ты тут болтаешь пустяковое?».

Валегигина будто громом поразило. Он осекся на полуслове. Пробубнил что-то себе под нос и быстро зашагал прочь.

- А ну ка, стой! – закричал в след Трифонов. Потом выбежал на улицу, догнал беглеца и привел его в дом.

- Давай, рассказывай, зачем притворяешься, откуда билеты?

- Да, я пошутил. Так, для смеху сказал, будто из Турбинки. И менять ничего не хотел. Что менять-то? Побойтесь Бога! Какие билеты! Нет их у меня. И отродясь не было. - мелко засуетился Валегин. - Есть вот рубль. На, хозяин, пошли за водкой, да все вместе и пропьем.

- С кем попало не пью, - сурово отверг предложение Трифонов. И добавил – Пшел вон!

Наверное, в этот момент незадачливый коммерсант вздохнул с облегчением, решив, что беда миновала. Но он ошибся.

Иван Ефремович из окна пристально смотрел вслед удалявшемуся мошеннику.

- А чего это он шатается, будто пьяный? Не иначе еще чего-то, каналья, задумал. Надо исправнику сообщить.

Трифонов быстро оделся и вновь выбежал на улицу. Но она была уже пуста – Валегин исчез.

- Пошел обратно, в Петишеево, больше некуда, - решил преследователь и отправился следом.

В деревне от местных крестьян Егора Павлова и Дмитрия Макарова, он узнал, что к первому из них Валегин тоже заходил менять деньги, а второму при встрече в лесу показывал два каких-то билета.

- Ну, точно мошенник! Надо его поймать!

Вызвав полицейского десятника Михаила Архипова и снарядив с ним нескольких местных мужиков, Трифонов снарядил их в погоню за подозрительным человеком, а сам остался в деревне перевести дух.

Валегина нагнали в лесу, в полутора верстах от Петишеева, на дороге в его родное село и привели к Трифонову.

- Не губи! Отпусти! – Бухнулся ему в ноги задержанный.

Однако разжалобить церковного попечителя не удалось.

При обыске полицейский сотник Ефимов нашел у Валегина ценные бумаги. Об их происхождении тот отвечал сбивчиво, постоянно путался. Сперва говорил, будто билеты остались от отца. Потом стал утверждать, что купил их в Нижнем Новгороде. Однако видя, что ни сотник, ни Трифонов ему не верят и собираются донести о случившемся по начальству, задержанный стал предлагать им оставить билеты себе, лишь бы дело замяли. Но опять ничего не вышло.

Сдав подозрительную личность представителю власти, Трифонов отправился домой, а Ефимов – к уряднику, чтобы сообщить о случившемся.

В душе Валегина вновь затеплилась надежда – охранять его остались только местные мужики во главе с Дмитрием Макаровым.

- А, чего нам на сухую-то сидеть?!- исподволь начал задержанный. - У меня кой-какие деньжата есть. Может, кто за водкой сбегает?

Предложение приняли. На имевшиеся у подконвойного 9 руб. 40 коп., купили полведра водки (чуть больше 6 литров).

- Пейте, пейте. Чего нам делить? – Щедро угощал караульщиков арестант. – А если домой отпустите, так и еще выпьем! У меня дома таких билетов на 10 тыщщ припрятано! Вот погуляем!

Однако и на сей раз план не выгорел. «Чуваши водку выпили, но Валегина домой не отпустили», - говорится в документах. Более того, насчет припрятанных билетов они сообщили полицейскому уряднику Аверьянову. Тот немедленно произвел в Деяново обыск, в ходе которого под лавкой и в сундуке действительно были найдены ценные бумаги, похищенные год назад из Кадетского корпуса, а также 265 рублей наличными.

В ходе дознания выяснилось также, что Валегин прежде служил в Корпусе запасным старшим писарем. Вот все и связалось.

После обыска и допроса бывшей писарь был «заарестован при уездной полиции с 30 мая впредь до особого распоряжения».

Награда нашла героя.

Вскоре после того, как преступление раскрылось, директор Корпуса Генерал-майор Николай Андреевич Якубович внес симбирскому губернатору представление, в котором просил ходатайствовать «о награждении крестьянина Ивана Ефремова Трифонова медалью с надписью «За усердие»… причем Трифонов отказался от билетов, которые Валегин отдавал ему, чтобы только его отпустили». – Сказано в документе.

Из материалов дела видно, насколько тщательно относились в те времена к представлению к наградам. Например, там содержится сообщение Курмышского уездного исправника на имя симбирского губернатора (видимо в ответ на соответствующий запрос), в котором сказано, что «Трифонов православного вероисповедания в штрафах, под следствием и судом не был и ныне не находится, наград никаких не получал».

Лишь после этого губернатор направил в МВД представление о награждении сознательного крестьянина.

Ответ из столицы пришел в апреле следующего года. Губернатор лично сообщил директору корпуса Якубовичу о том, что «5 апреля 1898 года Трифонову ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожалована в награду серебряная медаль «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте». Об этом же уведомили и Курмышского уездного исправника. «Медаль будет выслана в уезд по получении её из Капитула орденов», - уточнялось в сообщении.

Награда нашла героя 15 июля того же года. И вскоре исправник уведомил главу губернии о том, что медаль, наконец, вручена Трифонову под расписку, которая направляется губернатору вместе с квитанцией Курмышского казначейства о внесении награжденным взноса за эту медаль в сумме 7 руб. 50 коп.

Вот так простой Курмышский крестьянин помог Симбирскому Кадетскому корпусу вернуть украденные деньги, а поручику Африкантову – возможность жениться.

Владимир Миронов