На старой фотографии – старый Ульяновск. Эти деревянные двухэтажные здания стояли когда-то на улице Советской за № 15, на том месте, где высится теперь гостиница «Венец». Домики как домики, а время года – явно лето: кто-то стоит на балконе, мальчишка присел на траву у вытоптанной в траве дорожке, а вдали, у второго дома, кажется, сушится выстиранное бельё. Мы становимся по-особому чутки к деталям, зная, что фото это сделано летом 1941 года – и, да, война уже началась, хотя ничто на снимке не указывает на это. Ульяновск так и остался глубоким тылом, хотя и до него по временам долетали немецкие самолёты-разведчики.
Лето 1941 года. Дом по улице Советской № 15 – не сохранился:
Нам привычно делить время на до и после войны – на 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года. Но если май 1945 года те, кто пережил его воочию, сразу воспринимали как событие, как великую радость, то осознание 22 июня случилось позднее, когда началась массовая мобилизация, а за ней – прибытие первых эвакуированных. Когда окна квартир стали заклеивать бумажными крестами, чтобы стёкла не разлетались осколками от возможных взрывных волн, и из опасения бомбёжек стал действовать жёсткий режим затемнения, когда, особенно интенсивно во время Битвы за Москву, в дома и квартиры ульяновцев хлынул поток «похоронок»…
А так, обычный день – причём воскресный день, и это вполне выразилось в сводке происшествий по городу: десять человек доставлены в вытрезвитель, и среди них инструктор Ульяновского городского Совета ОСОВИАХИМ Александр Зиновьев, «который из хулиганских побуждений выражался нецензурными словами, беспричинно придирался к надзирательнице Марии Сесиной», зафиксированы три случая хулиганства, карманная кража и две кражи имущества. Все хулиганы задержаны, пойманы также дважды судимые, без определённых занятий граждане, 36-летний Григорий Алтынников и 30-летний Петр Ашаев. Они под самый занавес дня, в 23 часа, похитили из кабины грузовика, припаркованного во дворе Дома Колхозника (ныне ресторан «Россия» на К. Маркса) комбинезон и фуражку, принадлежавшие шофёру гражданину Алякину.
Старшее поколение, пережившее Первую мировую и Гражданскую войны, действительно переживало. На другой день после начала войны была опубликована статья известного ульяновского доктора-офтальмолога, 70-летнего Григория Сурова, участника Русско-японской, 1-й мировой и Гражданской войн, «Фашисты глубоко просчитались».
Доктор Суров не сомневался в окончательной победе, но с высоты жизненного и боевого опыта вполне осознавал её цену: «Эта война, навязанная нам сумасшедшим Гитлером, приведет фашизм к окончательной гибели. С нами народы, порабощенные Гитлером, с нами немецкие рабочие, крестьяне и интеллигенция. Если потребуется, я, семидесятилетний старик, готов к тому, чтобы отправиться на фронт.
Кровь, пролитая нашим народом, избавит от постыдной неволи миллионы людей.
Кровь, пролитая нашим народом, приведет фашизм к окончательной гибели».
А вот молодёжь, воспитанная в советских традициях, на коммунистических ценностях и фильмах, была оптимистична: ну, война, ну, немцы – через неделю будем в Берлине! Вера в силу Красной армии, в её бойцов и командиров была почти абсолютной. Молодые люди рвались в военкоматы добровольцами, переживая, что война успеет закончиться без них.
Ульяновского старожила, отставного морского офицера и краеведа Альберта Радыльчука (1930 – 2006) весть о начале войны настигла в Винновке, где они с матерью жили на даче, в снятом на лето деревенском доме. Для одиннадцатилетнего пытливого подростка, сына командира Красной армии война стала неожиданностью – ведь с немцами мы, как бы, «дружили».
Впрочем, жизнь до времени шла по накатанной. Потрясением стали деревенские, традиционные проводы в армию сына хозяев дома, когда над мобилизованным голосили как над покойником: «похороны с поминками». Так было принято с давних пор, когда рекрутов забирали на 25 лет, почитай, навсегда. С высоты прожитых лет, говорил Альберт Васильевич, виденное тогда наполнялось новым смыслом – смог ли выжить тот, оплаканный?..
Популярная идиома «идти на войну» в ульяновских условиях приобретала свой вполне осязаемый смысл. Если брать от того же дома № 15 на улице Советской до вокзала – теперь мы его называем старым – более четырёх километров, и отмахивать их за «никаким» состоянием городского транспорта в те времена приходилось пешком. Есть выразительные фотографии, сделанные во дворе дома № 15 за год или за два до начала войны – на них военврач 2-го ранга, майор по армейскому счёту Борис Сергеевич Зверев (1899 – 1958), члены его семьи – и чемодан, с которым Зверевы должны отправиться в сторону вокзала.
Борис Зверев провожает сына на учёбу. Снимок сделан во дворе дома № 15 на Советской улице. Перед отцом и сыном — чемодан. На столбе у забора висит авоська с вещами и продуктами в дорогу. 1939 или 1940 год:
Службу в Красной армии Борис Зверев начал в 1918 году. В 1924-м окончил в Ленинграде Военно-медицинскую академию, в 1938 году получил назначение в Ульяновск начальником войскового лазарета. Больше года Борис Зверев провёл в Ленинграде, на курсах усовершенствования медсостава. В феврале 1941 года он вернулся в Ульяновск, получив очередной чин – военврача 1-го ранга, армейского подполковника и должность начальника терапевтического отделения Ульяновского военного госпиталя.
Борис Зверев с друзьями на квартире в доме № 15 на Советской улице. 1939 или 1940 год:
После начала Великой Отечественной войны Борис Сергеевич стал начальником расквартировавшегося в Ульяновске эвагоспиталя № 999.
Эвакуационные госпитали, или эвакогоспитали, как называли их из любви к сокращениям и аббревиатурам – это госпитали военного времени, развёрнутые за пределами линии фронта для оказания квалифицированной медицинской помощи раненым и больным. Они были рассчитаны на 200 – 2000 коек и группировались в населённых пунктах своеобразными «кустами» на 10 – 15 госпиталей, каждый – с более узкой специализацией: где-то ранения конечностей, где-то полостные, ожоги и так далее.
Здание бывшей Мариинской гимназии, в которой во время войны находился эвакогоспиталь № 1847:
В Ульяновске действовало пятнадцать госпиталей. Альберт Радыльчук вспоминал, как однажды навстречу ему с приятелями, шагавшими по улице Радищева, близ эвакогоспиталя № 4457, занимавшего во время войны здание современного лицея при УлГТУ, из ранних зимних сумерек выскочил взъерошенный человек в больничном халате – и помчался куда-то дальше. За ним – санитарки: «Ребята, раненого не видели?». «А чего случилось?» – сразу вопрос на вопрос, чтобы не «сдать» человека ненароком. «Да ему на операцию ложиться, а он испугался!» – ну, тогда показали.
Коллектив эвакогоспиталя № 999. Начальник госпиталя Борис Зверев — четвертый справа в первом ряду. 3 августа 1941 года:
Снимок коллектива эвакогоспиталя № 999, сделанный 3 августа 1941 года, выразителен и интересен. Начальник госпиталя Борис Зверев несколько потеснился, уступив самый центр двум равным с ним по званию военврача 1-го ранга, но видимо, занимающим более высокие должности военным. У одного из них на груди видна учреждённая в 1938 году медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии», награда юбилейная, но глубоко уважаемая – ею награждали участников Гражданской войны. Перед начальствующим составом на земле сидит симпатичная девушка в берете, одетая по «гражданке», в руках у которой два букета цветов, красивых, оформленных, но это явно не день рождения, не юбилей – лицо девушки серьёзно и сосредоточено; видимо, это проводы – но куда? На учёбу, на фронт?..
Военный врач – самая гуманная военная профессия. Но именно военные врачи здесь, в глубоком тылу, как никто ощущали близость войны, каждый день сталкиваясь с её последствиями. Госпитали особым образом приближали войну к тыловому Ульяновску – здесь лечились те, кто видел войну воочию, нюхнул пороху, был ею искалечен.
Раненые были источником «окопной правды». Следы войны запечатлелись на их телах – в Ульяновске, вспоминал Альберт Радыльчук, казалось, было на редкость много обгоревших, танкистов, в первую очередь, признанных негодными к строевой, но продолжавших служить Родине в двух танковых училищах, находившихся в Ульяновске во время войны. Списанными по ранениям нестроевиками были и все военруки в школах – «наш», с особым чувством подчёркивал Альберт Васильевич, был насквозь пробит немецким штыком в рукопашной схватке: редкое ранение, особая слава!..
Поздравительный адрес Борису Звереву от коллектива эвакогоспиталя № 999. 1944 год:
Всю войну военврач 1-го ранга, подполковник медицинской службы Зверев лечил раненых командиров и красноармейцев. Сотрудники госпиталя № 999 писали в адресе, оформленном по случаю 45-летия своего начальника, 22 апреля 1944 года: «Дорогой Борис Сергеевич! Почти половину своей сознательной жизни Вы отдали благородному делу здравоохранения и Красной Армии. В период Великой Отечественной войны, следуя девизу Парацельса, что сила врача в его сердце, Вы проявляете любовь, чуткость и заботу по отношению к раненым и больным, которых немало прошло через Ваши руки».
Здание, в котором в годы войны находился эвакогоспиталь № 999:
Несколько необычно звучит в ульяновском контексте военного времени имя средневекового швейцарца Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гугенгайма, прославленного под псевдонимом Парацельса (1493 – 1541) и утвердившегося в памяти потомства в качестве алхимика, оккультиста и мага. Но стоит вспомнить, что Парацельс был вдобавок замечательным медиком, фармацевтом – и военным врачом, прошедшим множество кампаний в желании облегчать участь раненых.
Иван Сивопляс
