(в 1969-1978 ГГ. - директор объединения шерстяных предприятий; в 1978-2002 гг. директор фабрики им. Горького (а/о «Элегант»)).
– У меня в Барыше, на фабрике Гладышева[1], главный инженер был старик. Выработался человек, и я решил рискнуть взять главным инженером выпускника Московского текстильного института. Умнейший парень, развитый, прекрасно знал литературу, писал стихи. Я сам был молодой, а он ещё моложе меня.
Но у этих гуманитариев иногда бывает уклон в пьянку. (Улыбается). И он у меня начал пить. Когда меня перевели в Ульяновск, я его оставил за себя. И он всё-таки спился.
Я наблюдал за этими людьми, когда жил в Грузии. Отец до войны работал представителем журнально-газетного объединения (с Кольцовым[2], тогда его ещё не расстреляли). У отца было много знакомых. Грузия она такая, своеобразная страна. Там очень много выдающихся людей. К отцу они приходили… И вот как только умный, так пьяница. (Улыбается). Гораздо больше, чем среди инженеров. В среде богемы, поэтов, писателей, художников – процент гораздо выше.
Во-первых, это отсутствие дисциплины, ежедневной: в шесть встал, в семь ушёл, в восемь вечера вернулся с работы… Это дисциплинирует страшно. Во-вторых, конечно, поиски смысла жизни. У инженера их нет. (Улыбается). Как говорил Райкин, забудь дедукцию, забудь ещё чего-то, давай продукцию. Это играет роль.
А потом, конечно… у гуманитариев более натренированы мозги, с точки зрения знания литературы, истории… Так что это с ними бывает, хотя это не аксиома.
Более того. Шестьдесят с лишним лет я проработал и понял, что люди, обладающие определённым комплексом знаний (литературы, искусства, театра, кино)… Может быть, даже и не системное образование… Вот Говорухин[3] о себе тоже пишет: «У меня системного образования не было». Хотя он прекрасно знает литературу, русскую, мировую. Но он её всю прочёл самостоятельно…
И люди, обладающие этим, у себя на работе (даже начальник цеха)… Чем более он развитый, тем лучше идёт у него работа. Подход к людям, знание психологии (литература воспитывает), отношение людей между собой. Общая культура и приучение своих людей к культуре – это играет огромную роль.
Я помню, что Бернард Шоу[4] начал читать в четвёртом классе. Читал Фейхтфангера[5]. У меня сейчас есть Фейхтфангер (12 томов, кажется)… А тогда, перед войной, вышла его книга «Москва. 1937 год». Это когда Леон Фейхтфангер посетил Москву. Очень он благожелательно ко всему отнёсся… Но… мы издали книгу и тут же её изъяли. Потому что там есть такие фразы: «В каждом доме на почётном месте есть портреты и бюсты Сталина, это настоящий культ». (Он так и назвал: культ). Эта вещь в собрание сочинений почему-то не вошла. Может, потому что у меня не академическое издание…
А судьба отца сложилась не очень… Выключите… Выключите. (Щелчок выключаемого магнитофона).
…Бабушка была урождённая Домбровская, из польских дворян. Вышла замуж за… Он в Германии кончил юридический факультет. Умер рано, перед империалистической войной. У него было поместье в Воронежской губернии, и он был мировым судьёй. Любил рисовать. Когда бабушка (со своей дочкой) оттуда уезжала, она забрала его холсты…
Если в интернете посмотреть, можно кое-что найти. Фамилия редкая[6].
Хирург есть знаменитый. Иркутский губернатор, его в «Звезде пленительного счастья»[7] играет Смоктуновский[8]. У Некрасова в поэме «Русские женщины»[9], не в самом тексте, а в приложении, тоже упоминается этот губернатор Цейдлер.
А отец закончил один из факультетов Ростовского университета (что-то гуманитарное). Работал в Ростове и там начали искать человека в представительство «Жургаза» в Закавказье (со штаб-квартирой в Тбилиси). Его вызвали на собеседование в Москву. Как сейчас помню адрес: Москва-6, Страстной бульвар, 11. Жургаз (журнально-газетное объединение).
Это было подобие холдинга, который издавал книжную серию «Жизнь замечательных людей» («ЖЗЛ»), журнал «Огонёк» с его приложениями, «Роман-газету».
Отец с нами перебрался в Тбилиси. Занимался популяризацией, распространением продукции «Жургаза»[10].
Я приходил к отцу в офис, их там было двое, он и помощник. Работали, готовили отчёты. Но раз в год он брал мать и они ехали в Москву на годовое собрание. Помню рассказы отца о Кольцове, о его родном брате Ефимове[11]. Умер недавно, и тогда уже старый был. (Смеётся).
Кольцов был кумир! Обладал даром журналистики, публицистики. И политики. В Испании он выполнял и деликатные поручения[12]. Вне всякого сомнения. Тогда не было людей, которые ездили за границу и не выполняли таких поручений. (Смеётся).
Я недавно прочёл о Кольцове… Что-то там произошло… Наш представитель в Испании (который всем там командовал)…
Выключите… Не надо…
Война началась, я учился в пятом классе.
…Потомки Поливановых[13] прислали из Парижа в Ульяновск очень хорошее письмо. А наши им ответили, причём, публично, через газету, в том смысле, что ничего от вас не надо, в Акшуате и так всё хорошо.
Я был тогда директором довольно крупной фабрики, у меня был ЗИМ[14], в области тогда один. Взяли у меня «ЗИМ», поставили возле какого-то дома, сфотографировали, чтобы показать, как зажиточно живут в Акшуате.
А колбасу, если из Москвы кто-то не привезёт, то значит колбасы не будет…
В июне 1969 года в Ишеевке рухнул корпус ещё дореволюционной фабрики имени Гимова. Погибло 11 человек. Руководителей предприятия посадили, а директора объединения шерстяных предприятий сняли с работы.
Я работал в Барыше, получил назначение директором объединения, попал на это разбитое корыто[15]. Строительство нового комбината имени Гимова началось по решению ЦК партии (или даже Политбюро). Курировала стройку и неоднократно бывала здесь зам. председателя совмина РСФСР Карпова. Здесь за этот объект отвечал Скочилов[16].
У меня в тот момент было два кабинета: здесь, в центре, и на строящемся комбинате в Ишеевке. Могу сказать, что в таких благоприятных условиях я никогда не работал: ни в одном вопросе никакого отказа. Проектные дела, лимит подрядных работ, лимиты на проектирование, оборудование… Везде зелёная улица.
С момента начала строительства до сдачи комбината в эксплуатацию прошло 36 месяцев. 60 тысяч квадратных метров производственных площадей.
Всегда удивлял высокий авторитет Скочилова в московских сферах: Госплан, министерства, ЦК. Это нам очень помогало. Он очень правильно строил отношения с руководителями тех органов, от которых зависело развитие области.
Выходили специальные постановления ЦК о развитии предприятий Ульяновской области (это были директивные документы для Госплана и других ведомств). Сказать, что все они выполнялись, нельзя. Но у него хватало терпения и сил, чтобы снова и снова поднимать эти вопросы.
Нужно сказать, что своими походами по министерствам Скочилов создавал импульсы, которые давали развитие предприятиям области. А здесь его окружала команда им же подобранных очень сильных руководителей.
Так же как промышленностью, он активно занимался сельским хозяйством.
В 70-е годы удельный вес изделий лёгкой промышленности в общей товарной массе доходил до 40 процентов.
Не успел Скочилов построить камвольный комбинат. После посещения Италии он в Москве договорился, что комбинат будет «привязан» в районе Конной слободы (в Засвияжье).
Такое обилие суконных фабрик в стране и в нашей области, считаю, было в то время оправданным. За всё время, что я работал в этой отрасли (с 1950-го по 1978 годы) только один раз, в 1969 году почему-то было затруднение в реализации тканей. Всё уходило заказчикам, я не имел права ничего взять.
Мы же построили два больших ковровых комбината. В Новой Майне и комбинат технических сукон в Димитровграде. Звонит однажды Скочилов, говорит: «Вот у меня здесь директор детского дома имени Матросова»… (Иванова была её фамилия). «Зайди ко мне». Я захожу, сидит крупная такая тётя. Он говорит: «Я вас прошу тысячу метров ковров детскому дому отдайте». Мы выпускали девять или даже десять миллионов метров в год. А я дать ничего не могу, потому что не имею права. Знаю также, что сказать «нет» Скочилову нельзя. Он всегда помогал, но ослушаться его было невозможно. Я говорю: «Ладно».
Обращаюсь к своему хорошему знакомому, он часто бывал у меня на фабрике Гладышева, а потом его взяли в Москву заместителем министра текстильной промышленности РСФСР. Приезжаю к нему в Москву: «Выручай…». Но зам. министра тоже не имел на это права. Мы поехали к Саруханову, заместителю министра торговли РСФСР, уговорили его, он подписал распоряжение, и я через «Росгалантерею» взял с фабрики тысячу метров ковров…
Детдом, конечно, всё это оплатил, но была большая проблема добиться выделения лимитов[17].
В то время всё было лимитировано и просто так ничего нельзя было взять. Помню, я заехал в управление бытового обслуживания (начальником там был вроде бы Колесов). Прошу его, расскажи: вот у тебя есть парикмахерские. Скажем, пудра – как ты её получаешь? – «Через Госплан выделяются лимиты, на Госснаб. Госснаб – на оптовые базы, а потом к нам». Я стулья не мог для своей организации купить!
Представляете! Централизация была абсолютная. Руководитель был скован по рукам и ногам. Поэтому самое лучшее время для меня было это 90-е годы.
А ковровый в Димитровграде… Это была интересная история. Начали строить Тольяттинский автозавод[18]. Решением Политбюро. Как решение Политбюро – нигде никто не возражает. Тот, кто тебя посылал подальше, после решения ЦК – твой первый помощник.
Начали подготовку выпуска автомобиля «Жигули-люкс». Дно салона предполагалось обшивать коврами, они специальные, негорючие, износостойкие. Сначала хотели покупать их в Италии. Выходило это дорого, решили делать свои.
Николай Никифорович Тарасов[19], министр лёгкой промышленности СССР, пригласил меня и говорит: «Давай организуем в Димитровграде, на комбинате технических сукон выпуск ковров». Я спрашиваю: «А сколько есть времени?» – «У нас есть месяцев шесть». Я ему: «Это нереально. Надо же построить корпус, завести оборудование (английское), освоить его…».
Он нам всем пообещал по три оклада. Мы их потом получили, и несколько месяцев я чувствовал себя богатым. (Смеётся).
Послали в Англию человека, фирма за три недели сделала нам машины. В Димитровграде по приказу Славского[20] Машер, начальник управления строительства… За неделю сделали заборы, загнали туда этих мазуриков[21] около тысчонки человек, быстро построили корпус (проект делал наш институт ГПИ-10)… Задержки нигде не было. Установили оборудование…
Ты это включил? Ну зачем?..
И стали производить эти кафтингковры – по-нашему, прошивные ковры. С изнанки проклеенные специальным составом…
Выключи…
(Звук выключаемого магнитофона).
…У нас в швейном объединении[22] всегда не хватало рабочих рук. Искали разные варианты.
Юрий Григорьевич Самсонов[23], будучи секретарём обкома партии по промышленности (его перевели в обком с Механического завода, где он был директором) как-то говорит мне: «Давай наберём группу и поедем в Львовскую область». (А наша область с Львовской тогда дружила). «Там, – говорит, – в сёлах зимой работают производственные участки, чтобы занять людей.
Поехало нас человек десять: директор фабрики КИМ Тощёв, председатели колхозов, директора совхозов. Мы посмотрели, как это делается и после этого, наверное, сёлах в тринадцати создали производственные участки. Поставили оборудование, обучили и люди работали.
Потом устроили ещё «чище»: производственные участки в исправительных колониях. Причём, в десятой колонии в Димитровграде (колонии строгого режима, где сидели одни рецидивисты) мы построили корпус и стали делать армейские перчатки. Работало там человек триста.
Было задействовано несколько колоний. В одной стали шить школьную форму. Ну, безвыходное положение было – не хватало школьной формы. Правда, там всё кончилось скандалом. Корреспондент «Правды» Сенчев, не разобравшись, шарахнул в свою газету статью. А каждая статья в «Правде» при советской власти… Это не «Симбирский курьер»[24] с критикой Морозова[25], на которую все плевали с десятого этажа… (Смеётся).
Неприятность была большая…
Поехал в Узбекистан. Мне говорят: «Пожалуйста, мы наберём. Только они ничего не умеют». Я говорю: «Научим. У нас есть свои профтехучилища». Но ни с ними, ни с таджиками у нас ничего не получилось.
Тогда мы решили открыть филиал фабрики во Вьетнаме. (Какие бредовые идеи в голову приходили, это ужас). И сделали. Мы туда отправляли крой (пароходом, из Одессы, с перегрузкой на рейде на океанский теплоход). Они там шили и таким же образом продукция возвращалась назад. Чисто политический проект – поддержать братский народ, стоящий социализм. Экономическая эффективность здесь никого не интересовала. Правда, сделали это всего один раз.
А потом, в конце 80-х, прислали сюда 150 вьетнамских девочек. Причём, нам повезло. Все девочки делились на две группы: из южной части и из северной части страны.
Южная часть прошла американскую школу и, конечно, в фабричные работницы эти девушки уже не годились. Директриса, которой такие достались, жаловалась потом, как она с ними намучилась.
А нам попали сельские девочки. Все вот такого росточка… Причём, мы их должны были одеть.
Зам. директора Быков поехал в Москву, встретил их в Шереметьево. Была зима 30 градусов мороза. Они вышли из самолёта в тапочках и в кофточках. Мы их одели с ног до головы. Составляли список, чего надо на каждую девушку купить. Пальто, шапку, сапоги, платье… Наши девчата подсказывают: «Бюстгальтер надо купить». – «Какой бюстгальтер? Ты посмотри, они совсем, как дети».
Поселили их в хорошее общежитие на Верхней Полевой. Секция: комната на три человека, комната на два человека, туалет, ванная, кухня. Всё новое. В первый же вечер они на электроплитах, прямо на «бликах» нагревания, стали жарить селёдку. Запах стоял… Ужасно.
Но постепенно привыкли, начали хорошо работать. А примерно через год они нашим девчонкам стали деньги взаймы давать. Потому что занимались бизнесом. Отсюда они вывозили всё, что можно. На фабрике был таможенный пост. Мы загружали фанерные ящики этим их добром, забивали контейнер и отправляли во Вьетнам.
Но работали они очень хорошо. Причём, главное, что нам нравилось… (У нас же уже демократические настроения в стране начались. «За выходной давай двойную оплату. Давай то, давай сё»). С этими было иначе: «Надо». И они работают. И объясняться по-русски очень быстро научились.
Работали они три или четыре года. Потом фабрика всем им купила билеты и они отправились на родину.
Самые удачные годы для нашего производства – это начало нулевых. У людей появились деньги и мы немного позанимались, чтобы провести техническое перевооружение.
Когда советская власть стала погибать, у нас пропал сбыт. У населения не было денег. Госзаказ (армия, связь, МЧС) пропал, эти ведомства тоже были тогда бедными.
Из моих более шестидесяти лет работы самыми счастливыми были годы, когда кончилась советская власть и у меня как у директора не было никаких начальников. Но что мы всегда железно соблюдали, это пропорцию между зарплатой директора, начальника цеха, мастера, рабочего. Примерно ту же пропорцию, которая была при советской власти. (Из нас вышибить чувство справедливости очень трудно). Хотя я как директор мог тогда написать себе любую зарплату.
И вот когда даже эта наша очень скромная фабричная зарплата оказалась под угрозой, мы начали искать заказы за пределами страны. Нашли английскую посредническую фирму, в которой работал парень, закончивший московский вуз. Я его «выкопал», пригласил в Ульяновск и мы договорились. Что английская фирма будет нам поставлять техническую документацию, лекала, все виды сырья, а мы будем шить и получать за это деньги.
Они арендовали огромные машины, гнали из Англии через Ламанш, приезжали сюда. Здесь мы разгружали сырьё, загружали продукцию. Шили блейзеры для английских школьников.
Нас это спасало, но не всем это нравилось. Даже мой хороший товарищ Александр Михайлович Большов[26] говорил мне: «Ты работаешь на капиталистов, прибыль остаётся там…».
Потом эта английская фирма предложила нам делать костюмы для Соединённых Штатов (тоже через них). После этого мы нашли крупную немецкую фирму, там заказы были более крупные. (Шили для немцев пальто). Нам опять показалось мало. Купили в Германии фабричонку, которую они закрыли. Связались с американской фирмой, которой нужна была детская одежда.
Шили костюмы для Пакистана. Но они продавали в каких-то других странах. И мне даже повезло побывать в Карачи[27]. Посмотрел, как они шьют шикарные мужские сорочки. Сидят сотни мужиков вот с такими бородами (моджахеды настоящие), одни мужики, в офисе была только одна женщина. Работают на первоклассном оборудовании. Сорочки это вообще сложная вещь. Но они их там шьют из специальных сортов хлопка, который мы здесь не видим и никогда не увидим. (Я на все командировочные купил себе сорочек и потом несколько лет носил их).
Эта эпопея длилась все девяностые… Я ушёл с фабрики в 2002 году, когда мне исполнилось 75 лет.
Так мы работали все эти последние годы. Рентабельность была низкая, прибыли не было, зарплата невысокая, но стабильная. Люди от нас не уходили. Весь тяжёлый период, когда вся лёгкая промышленность гибла, мы проскочили и сохранили кадры. При этом прониклись европейской технологией.
А кроме того… Где-то в 88-м году ко мне пришла одна девочка и говорит: «Я окончила московский институт лёгкой промышленности, меня распределили в Казань. А здесь в Ульяновске у меня родители, есть где жить. Не могли бы вы договориться с министерством, чтобы меня оставили в Ульяновске?» А тогда уже советская власть почти кончалась. Я спрашиваю: «Ты получала подъёмные[28]?» – «Нет, не получала». – «У тебя направление есть?» Взял её направление, порвал и выкинул.
Оказалось она большой умницей. Работала сначала мастером, потом зам. главного инженера. Я ей организовал трёхмесячные курсы по изучению немецкого языка с преподавателями политеха[29] и на год отправил в Германию. (Тогда Ульяновский горсовет установил побратимские отношения с немецким Крефельдом и было несколько совместных программ).
Я её просил заниматься там не технологиями (этому она сама научится), а именно вот этим немецким подходом. Потому что там люди – с точки зрения работы – удивительные.
Она там прошла большую школу экономики. Когда вернулась, мы её сделали главным инженером. А потом, когда я ушёл, стала генеральным директором и очень успешно сейчас работает[30].
[1] В 1950-1969 гг. Э.А. Цейдлер был директором суконной фабрики им. Гладышева в г. Барыш Ульяновской области.
[2] Михаил Ефимович Кольцов (при рождении Моисей Хаимович Фридлянд, 1898-1940), русский, советский писатель, публицист, общественный деятель, заведующий иностранным отделом Союза писателей СССР. Арестован 13 декабря 1938 г. в редакции газеты «Правда». Казнён 2 февраля 1940 года. 18 декабря 1954 года реабилитирован.
[3] С.С. Говорухин (1936-2018), советский и российский киноактёр, режиссёр театра и кино, сценарист, продюсер, политический и общественный деятель.
[4] Джордж Бернард Шоу (1856-1950), выдающийся драматург и романист, лауреат Нобелевской премии в области литературы.
[5] Лион Фейхтвангер (1884-1958), немецкий писатель еврейского происхождения. Один из наиболее читаемых в мире немецкоязычных авторов. Работал в жанре исторического романа.
[6] Цейдлер – фамилия. Известные носители:
Цейдлер Августа Андреевна (урождённая Рыхлевская, более известна под фамилией Пчельникова; 1830-1891) – русский литератор, детская писательница;
Цейдлер Иван Богданович (1777-1853) – иркутский гражданский губернатор;
Цейдлер Владимир Петрович (1857-1914) – русский архитектор;
Цейдлер Михаил Иванович (1816-1892) – русский художник, генерал-лейтенант, сын И.Б. Цейдлера. Был в хороших отношениях с М.Ю. Лермонтовым, который написал ему экспромт, начинающийся словами: «Русский немец белокурый». Был нижегородским полицмейстером, позже служил в Северо-Западном крае;
Цейдлер Пётр Михайлович (1821-1873) – педагог, директор Гимназии Императорского человеколюбивого общества;
Цейдлер-Даублебски фон Штернек, Эгон (1870-1919) – генерал-майор австро-венгерской армии, один из ближайших советников императора Карла I.
По материалам Википедии.
[7] Художественный фильм Владимира Мотыля о судьбе декабристов и их жён, снятый в 1975 году (к 150-летию восстания декабристов).
[8] И.М. Смоктуновский (1925-1994) – советский и российский актёр театра и кино, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий.
[9] Поэма Н.А. Некрасова рассказывающая о жёнах декабристов, последовавших за мужьями в Сибирь. Впервые опубликована в журнале «Отечественные записки» (1872, № 4 и 1873, том 206).
[10] 5 декабря 1937 года завотделом печати и издательств ЦК ВКП(б) Лев Мехлис направил в ЦК меморандум о журнально-газетном объединении. Документ был написан по результатам проверки и ревизии «Жургаза». В нём, в частности, говорилось:
«Кадры редакций и самого «Жургаза» сильно засорены. В числе 250 редакционных сотрудников «Жургаза»:
выходцев из дворян, фабрикантов, торговцев 32;
выходцев из мелкобуржуазных партий 6;
исключённых из ВКП(б) 9;
коммунистов, имеющих партвзыскания 12;
имеют репрессированных родственников 23;
имеют родственников за границей 18;
работали в буржуазной и белогвардейской печати 10».
Журнал «Огонёк», № 48, декабрь 2012 г.
[11] Борис Ефимович Ефимов (при рождении Борис Хаимович Фридлянд, 1900-2008), советский и российский художник-график, мастер политической карикатуры.
[12] Во время Гражданской войны 1936-1939 гг. М. Кольцов был направлен в Испанию как корреспондент «Правды» и одновременно негласный политический представитель властей СССР при республиканском правительстве.
[13] Поливановы – старинный дворянский род. В Симбирской губернии появились в начале XIX века. В 1813 г. после смерти владельца с. Акшуат (Карсунский уезд) генерал-майора Н.А. Чиркова его имение перешло к И.П. Поливанову в качестве приданого его жены.
Наиболее известен В.Н. Поливанов (1848-1915), симбирский помещик и общественный деятель. Губернский предводитель дворянства, член Государственного совета от земства. Инициатор создания и председатель Симбирской губернской учёной архивной комиссии. В своём симбирском имении Акшуат основал первый в губернии частный музей. В 1918 г. семья Поливановых эмигрировала во Францию.
[14] Автомобиль ЗИМ (до 1957 года), ГАЗ-12 – первая представительская модель Горьковского автозавода. Предшественник «Чайки» (ГАЗ-13).
[15] В 1969-1978 гг. Э.А. Цейдлер был директором областного объединения шерстяных предприятий.
[16] А.А. Скочилов – в 1961-1977 гг. партийный секретарь Ульяновского обкома КПСС.
[17] Лимит – норма, в пределах которой разрешено пользоваться чем-либо, расходовать что-либо.
[18] Ныне АО «АвтоВАЗ».
[19] Н.Н. Тарасов (1911-2010), участник Великой Отечественной войны, в 1965-1985 гг. министр лёгкой промышленности СССР, Герой Социалистического Труда.
[20] Е.П. Славский (1898-1991), советский государственный и партийный деятель, руководитель советской атомной промышленности. В 1957-1986 гг. министр среднего машиностроения СССР. Трижды Герой Социалистического Труда.
[21] Заключённых.
[22] С 1978 по 2002 гг. Э.А. Цейдлер руководил швейной фабрикой им. Горького (позднее а/о «Элегант»).
[23] Ю.Г. Самсонов – в 1987-1990 гг. первый секретарь Ульяновского обкома КПСС.
[24] Городская газета г. Ульяновска, издаётся с 1990 г.
[25] С.И. Морозов – с 2005 г. по настоящее время – губернатор Ульяновской области.
[26] А.М. Большов – 1982-1987 гг. председатель Ульяновского облисполкома.
[27] Портовый город на юге Пакистана.
[28] Деньги, выдаваемые на переезд к месту работы.
[29] Ульяновский политехнический институт, ныне – Ульяновский государственный технический университет.
[30] Записи были сделаны в 2003-2009 гг. Э.А. Цейдлер скончался в Москве, куда переехал к своей дочери.
***
Генеральный спонсор 
Сбербанк выступил генеральным спонсором проекта в честь 75-летия Победы в Великой Отечественной войне на сайте "Годы и люди". Цель этого проекта – сохранить память о далеких событиях в воспоминаниях живых свидетелей военных и послевоенных лет; вспомнить с благодарностью тех людей, на чьи плечи легли тяготы тяжелейшего труда, тех, кто ценою своей жизни принёс мир, тех, кто приближал Победу не только с оружием в руках: о наших самоотверженных соотечественниках и земляках.
