В самом конце осени 1919 года в Симбирском городском отделении Уголовного розыска появилась новая сотрудница. Ее звали Наталья Корункова. Приказ № 362 от 25 ноября о ее назначении «сотрудником 2 разряда с 15 сего ноября» подписал начальник ОУР Дубровин¹.

И началась служба. Как у всех и наравне со всеми. Так, 3 декабря вместе с агентом ОУР Алесеевым Наталья заступила на дежурство по отделению. Остальным ее коллегам, свободным от наряда, предписывалось заняться «розыском похищенного и преступников»².

Очередное дежурство, на сей раз с агентом Давыдычевым состоялось 9 декабря³ и закончилось печально – прямо со службы Корункову увезли в Александровскую Советскую больницу с сыпным тифом⁴. В выданном ей в тот же день удостоверении говорилось: «Дано сие от Симбирского Отделения уголовного розыска гражданке Наталии Корунковой в том, что она действительно состоит на службе в названном отделении в качестве сотрудника 2-горазряда и получает жалование тысячу шестьсот восемьдесят рублей в месяц, что удостоверяется подписом и приложением печати.

Настоящее удостоверение выдано Корунковой на предмет предоставления во врачебную комиссию»⁵.

На больничной коке Наталья провела около двух месяцев, а после выписки получила двенадцатидневный отпуск – с 12 по 24 февраля⁶.

А жить ей осталось всего полтора месяца: 16 апреля 1920 года приказом № 106 по Симбирскому отделению УР со службы были исключены «убитые агенты отделения Петр Дарьин и Наталья Корункова и фотограф Исаак Баклушин»⁷.

Пожалуй, это все или почти все, что достоверно и документально известно о гибели названных сотрудников, поскольку следственного дела об этом, безусловном, ЧП в Ульяновских архивах (в том числе и в архиве УМВД) отыскать до сих пор не удалось. Поэтому пока будем опираться на версию событий, изложенную в книге «Ульяновский уголовный розыск. 90 лет. Люди, время, события».

Итак, читаем: «Под видом прислуги Наталью Корункову внедрили на работу в пивную на окраинной Проломной улице (ныне переулок Яковлева). Это сомнительное заведение давно облюбовали для своих сходок симбирские громилы. И здесь, не слишком таясь, они обсуждали планы и подробности предстоящих налетов: бесценная информация для тех, кто по долгу службы обязан эти налеты предотвращать!

Таким образом, Наталье Корунковой сделалось известным о намерении бандита Степана Муштакова по кличке «Шрам» ограбить кассу спиртзавода. Глухое место, безлюдный свияжский берег, казалось, создавали идеальные условия для преступления. Однако поздним вечером 13 апреля 1920 года банду Шрама ожидал неприятный сюрприз в виде милицейской засады.

В завязавшейся затем перестрелке сложили свои головы сотрудники чрезвычайной комиссии Дарьин и Баулин. А Наталья Корункова получила тяжелое ранение в голову. Ценой своих жизней сотрудники уголовного розыска сорвали ограбление завода.

Бандиты, обобрав убитых и потерявшую сознание Корункову, сбросили тела с моста в Свиягу. Вода вынесла Наталью на отмель, и это спасло женщине жизнь. Она очнулась, добралась до ближайших домов. Наутро Наталью Корункову привезли в больницу и прооперировали. Врачи сделали все возможное, и жизнь сотрудницы уголовного розыска, казалось бы, была вне опасности.

О том, что отважная женщина осталась жива, узнал бандит Муштаков. Мстя за задержанных подельщиков и опасаясь, что женщина может вспомнить и рассказать что-то еще из слышанного ею в пивной, прямо среди бела дня 15 апреля 1920 года Шрам ворвался в больничную палату и на глазах у пациентов и медицинского персонала выстрелом из револьвера в висок добил Наталью Корункову»⁸.

Вроде бы все ясно. Но возникают вопросы. И самый первый связан с внедрением в пивную. Мы помним, что Наталья, являясь официальным сотрудником уголовного розыска, по крайней мере, дважды дежурила по отделению УР. И именно в этом качестве – как штатный оперативный работник, общалась с гражданами, порой, не самыми примерными и законопослушными. Кроме того, два месяца она пролежала в городской больнице, куда поступила, имея на руках официальное удостоверение о том, где и кем служит. То есть, круг тех, кто знал о ее профессиональном статусе, был довольно обширен и, несомненно, охватывал кого-то из потенциальных посетителей пивной на Проломной. Таковые могли оказаться как среди доставленных в отделение уголовников, которых, Корункова, будучи на дежурстве, «оформляла», так и среди пациентов больницы. В этих условиях вопрос расшифровки внедренного сотрудника был лишь вопросом времени. Неужели руководство Уголовного розыска этого не понимало?

Сомнительно выглядит и факт получения ею подробной информации не только о готовящемся налете на заводскую кассу, но даже о месте и, главное, времени предстоящей акции. Даже если Муштаков чувствовал себя в пивной совершенно свободно, вряд ли он обсуждал свои бандитские планы в полный голос. К тому же, для того, чтобы услышать весь разговор, а не случайные его обрывки, прислуге пришлось бы стоять у муштаковского стола более или менее долго, что, скорее всего, бандита бы как минимум насторожило.

Но даже если предположить, что все сложилось удачно: Корункову в притоне не опознали, и она сумела подслушать весь разговор, почему в засаду против отчаянных, вооруженных громил направили всего трех сотрудников, одна из которых – женщина, а другой – фотограф? Не удивительно, что бандиты расправились с ними без особого труда. А потом не спеша обшарили тела и сбросили их с моста в воду. Кстати, зачем? Не проще ли было оставить все, как есть, и побыстрее скрыться с места преступления? Во всяком случае, времени бы это заняло куда меньше, чем перетаскивание трех тел с одного места на другое и переваливание их через поручни. Но времени, судя по всему, бандитам было не жалко. Это значит, что убийцы не торопились покинуть место преступления, потому что не чувствовали опасности, будучи почему-то уверенными, что живых сотрудников милиции поблизости нет и в ближайшее время не появится. Выходит, они откуда-то знали, что засада полностью истреблена, а следовательно, были в курсе относительно ее численности.

И, наконец, о причинах, которые заставили Муштакова врываться в больницу и добивать раненую Корункову, рискуя быть если не схваченным, то опознанным. Предположения о том, будто бандит мстил за задержанных сообщников, а также опасался, что Наталья может вспомнить еще что-то важное из услышанного ею в пивной, мягко говоря, не состоятельны. Хотя бы потому, что, во-первых, у спиртзавода никого не поймали, а мстить одной конкретной сотруднице вообще за всех когда-либо изловленных ее коллегами бандитов, глупо.

Во-вторых, вряд ли во время перестрелки да еще в темноте Муштаков мог опознать в сотруднице УР прислугу из трактира. Ну, а если опознал, когда обшаривал тело, то не мог не понимать, что при подготовке засады она, как никто другой, была заинтересована в том, чтобы припомнить и сообщить товарищам все ею увиденное и услышанное в мельчайших подробностях. К тому же огнестрельное ранение в голову не способствует улучшению памяти. Скорее наоборот. Так или иначе, получается, что риск связанный с налетом на больницу многократно превышал призрачную угрозу, исходившую от раненой женщины.

Все эти вопросы и нестыковки исчезают, если предположить, что засада на спиртзаводе была устроена не для задержания бандитов, а ради уничтожения опасного свидетеля, каковым и была или могла быть Корункова. Опасным, но не для бандитов, выступавших в данном случае лишь исполнителями убийства, которым пришлось срочно доделывать халтурно исполненный заказ.

Но кто, же тогда заказчик?

Рассмотрим еще один документ. Это секретное поручение, направленное в ноябре 1919 года (точная дата отсутствует) Начальнику Симбирского отделения Уголовного розыска Заведующим Губернским Управлением Милиции. Вот его полный текст: «В течение последних дней среди сотрудников милиции циркулируют упорные слухи о том, что в Управлении Симбирской Городской Милиции происходят пьянство, дележ конфискуемых спиртных суррогатов и других предметов, совокупление в ночное время с телефонистками, дикие сцены ревности на этой почве и т.д. и т.п.

В силу изложенного, Губмилиция предлагает Вам: 1). Издать фиктивный приказ об увольнении сотрудницы Корунковой. 2). Прислать ее в Губмилицию с заявлением о желании поступить на службу в симгормилицию. 3). Определить ее на какую-либо должность в Гормилицию. 4). Поручить ей наблюдение за всем там происходящим. 5). Дать ей право в случае надобности разделять кампанию в гулянках, если таковые будут иметь место. 6). Поставить ее в известность, что в интересах дела она не должна уклоняться ни от каких «ухаживаний». 7). Вменить в обязанность о всем замеченном представлять регулярно в Отделение негласно-секретные рапорта, в которых должны отмечаться не только наиболее важные факты, но и детали из жизни гормилиции. 8). Рапорта препровождать в срочном порядке лично или в особо секретном пакете в Губмилицию. Дальнейшие распоряжения по сему делу в случае надобности последуют дополнительно»⁹.

Получается Корункову действительно внедрили. Только не в пивную, а в городское милицейское управление. Но такое задание можно доверить лишь опытной, смелой и, что самое главное, абсолютно надежной сотруднице. Очевидно, всеми этими качествами Наталья обладала, поскольку согласилась на столь сложную и рискованную миссию.

Что же такого важного она узнала, из-за чего кому-то пришлось пойти на ликвидацию сразу трех сотрудников уголовного розыска? Вряд ли это были пьянки, любовные интрижки да ночные совокупления личного состава. И даже разворовывание вещдоков на тройное убийство вряд ли тянули. Тогда что же? Или кто?

На мысль о том, что в своей секретной деятельности Корункова вышла на кого-то из милицейских начальников наводит очень уж неспешная работа ее живых коллег по розыску убийц. Настолько неспешная, что в июне 1920 года, то есть спустя полтора месяца после ЧП, Следственный комитет вынужден был обратиться в Симбирский Губрозыск со срочным письмом. В нем сказано: «Прошу срочно сообщить, нет ли каких новых обстоятельств по делу раскрытия убийцы Дарьина и Корунковой… В предыдущих актах дознания и следственного материала нет ни прямых, ни косвенных улик по обвинению гр. Самсонова, кроме сомнительного опознания его сиделкой Худяковой.

Если Губрозыском не приняты меры к раскрытию преступления, и он ограничивается только первоначальным дознанием, несмотря на распоряжения Следкома о задержании Трофимова и лиц, указанных в письмах Востоковой, что не (далее неразборчиво) и Губрозыску, то Следком вынужден приостановить дело впредь до раскрытия новых обстоятельств, уличающих вину Самсонова»¹⁰.

Получается, к июню в распоряжении сыщиков был уже целый список подозреваемых в убийстве и даже улика в виде факта опознания свидетелем одного из убийц. Однако сыщики почему-то не торопились всю эту информацию проверять. Почему?

Возможно, ответ появится в конце осени, когда ГубЧК ликвидирует, наконец, безнаказанно орудовавшую в городе и его окрестностях банду «поручика Орла» – того самого упомянутого выше Самсонова, правой рукой которого и был Степан Муштаков.

Но об этом – в следующий раз.

1^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. Д. 7, Л. 288

2^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. д 8. Л. 3.

3^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. д 8. Л. 7.

4^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. д 8. Л. 9.

5^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. д. 8, л. 9.

6^ ГАУО Ф. Р-2632, оп.1, д. 8 л. 23.

7^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 181 л. 24.

8^ Ульяновский уголовный розыск. 90 лет. Люди, время, события. Ульяновск, 2008 г. Стр. 226.

9^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. д. 8 л. 6.

10^ ГАУО Ф. Р-2632, оп. 1. Д. 47. Л. 91.

Владимир Миронов