«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 1. Тернистый путь к власти советов. Глава 20 / 12 Мая 1918 / История Ульяновска / Годы и люди

Шестой Съезд Советов проходил в Симбирске с 12 по 20 мая (ЦГАОР. Ф. 393. Оп. 2. Д. 116. Л. 41). Со всей губернии на него съехалось 267 депутатов. Большинством в 192 голоса они избрали два президиума: рабочий – из 7 человек, выдвинутых блоком партий левых эсеров, эсеров-максималистов и большевиков. А также – почётный, в который вошли «истинные революционеры, борющиеся за власть трудящейся массы» В. И. Ленин и М. А. Спиридонова – одна из руководителей партии эсеров.

Практически весь первый день ушёл на обсуждение процедурных вопросов (например, о времени работы: решили, что она будет проходить в два этапа – с 10 утра до часу дня и с 4 до 8 часов вечера), и на заслушивание многочисленных приветствий от различных советских, партийных, профсоюзных и прочих организаций. Кстати, от партии большевиков с приветственным словом выступил бывший комиссар по внутренним делам М. Д. Крымов. От имени коммунистов он призвал бросить распускать слухи и клевету, «которые несутся с разных сторон на большевиков» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 20. Л. 434, 434 об.)

Однако основным вопросом, который решался на съезде, был вопрос о власти, коей в губернии в то время являлся исполком. В результате голосования от рабочих и крестьян в него избрали 42 человека. Ещё 8 были кооптированы, то есть включены губисполкомом – от партий коммунистов и от левых эсеров (ЦГАОР. Ф. 393. Оп. 2. Д. 116. Л. 41, 42). В итоге в исполнительный комитет вошли 18 левых эсеров и 25 коммунистов. Председателем избрали товарища Гимова, его товарищами (Заместитель) – товарищей Гольмана, Першина и Миронова (Известия Симбирского совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. 24 мая).

По завершении работы съезда, 23 мая на заседании вновь избранного губисплкома состоялся «делёж портфелей» между фракциями. После продолжительных прений левым эсерам отдали комиссариаты: военный (комиссар Иванов), земледелия (Прудников), продовольствия (Петров) и путей сообщения (Яматин). Остальные отошли большевикам, включая комиссариат по внутренним делам, комиссаром в который утвердили Казимира Станиславовича Шеленшкевича, до того исполнявшего обязанности такового. Председателем военно-революционного трибунала был избран Илья Васильевич Крылов (ЦГАОР. Ф. 393. Оп. 3. Д. 357. Л. 26). В исполком на тот момент не вошёл прибывший в Симбирск 10 мая, то есть за два дня до начала съезда, член ЦК большевиков Юга Иосиф Михайлович Варейкис (1918 год на родине Ленина. С. 318). И в состав губкомитета партии, и в президиум губисполкома он будет включён позже. Первый возглавит, а во втором станет товарищем председателя (Улица Гончарова. Ульяновск, 2015. С. 181). Одно из первых упоминаний его в документах в числе руководителей губернской власти относится к 30 мая 1918 года. В выписке из протокола № 57 заседания губисполкома, проходившего названного числа, Варейкис указан как председательствующий. Кстати, решением, принятым на том заседании, губернскому комиссариату по внутренним делам передавалось здание бывшего Торгово-промышленного банка по ул. Дворцовой (Ныне дом 3, напротив ДК «Губернаторский»).

А для бюро уголовного розыска – бывший дом Кирпичникова на той же улице по соседству (Ныне ул. Дворцовая, д. 5, помещение судебного департамента. АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Л. 10.)

Вообще, в первые недели после своего формирования губисполком нового состава занимался преимущественно текущими и вполне мирными делами. Так, печально знаменитую гостиницу «Пассаж» (в которой, кстати, первое время после приезда в Симбирск жил т. Варейкис (Улица Гончарова. Ульяновск, 2015. С. 181)) исполком постановил передать отделу государственных сооружений Симбирского уездного совета народного хозяйства и эксплуатации. Членам исполкома предоставлялось право на номера и обеды в гостинице по ордерам президиума. Цены на то и другое определялись президиумом же (ГАНИУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 72а. Л. 15).

Борьба с религиозными пережитками среди советских служащих была ещё одним направлением работы губернской власти в те дни. Так, 25 мая комиссаром труда Ивановым во все комиссариаты был разослан циркуляр следующего содержания: «Прошу сообщить мне о том, производилась ли работа во вверенном Вам Комиссариате в праздник Николина дня 22 сего Мая, не предусмотренный в праздничном расписании. Если нет, то прошу с лиц, допустивших нарушение постановление Рабочего и Крестьянского Правительства от 27 Октября 1917 года, т. е. с лиц, благодаря распоряжению которых не производилась работа в названный день, взыскать однодневный заработок в пользу безработных. При этом обращаю Ваше внимание, что за нарушение означенного постановления полагается по суду до одного года тюрьмы» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 9. Л. 6).

Однако не все руководители учреждений отнеслись к этой борьбе с надлежащей серьёзностью. Были даже те, кто пытался защищать сотрудников, не отрешившихся от религиозного дурмана. Например, председатель губернской Беженской коллегии Зарецкий. Отвечая на запрос по поводу сотрудников, отмечавших церковный праздник, он сообщал, что подчинённые его «Богаевский, Моложавый и Пивень, и служащие Попова и Екимова работают, не покладая рук, не за страх, а за совесть и не считаясь ни с какими праздниками. 22/9 мая с. г. вышеупомянутые лица не присутствовали на занятиях с моего согласия в силу необходимости их домашних обстоятельств. Поэтому я не имею нравственного права удержать из их содержания штрафа в размере однодневного заработка. А если этот штраф является необходимым, то я вынужден буду удержать из личного моего содержания и внести в кассу безработных. О последующем прошу не отказать меня уведомить» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 9. Л. 10). Судя по тому, что приведённый документ был направлен не в комиссариат труда, а комиссару по внутренним делам Шеленшкевичу, последний, вероятно, проводил проверку исполнения советскими учреждениями распоряжения своего коллеги, выявляя религиозных сотрудников. И руководитель, по крайней мере, одного из этих учреждений своих провинившихся, что называется, не сдал. Как поступили остальные, неизвестно.

В тот же день, 25 мая, на имя председателя Симбирского Совдепа с пометками «Военная. Вне очереди» прилетела телеграмма из Царицына за подписью самого чрезвычайного комиссара юга России Орджоникидзе. Он требовал немедленно произвести тщательный обыск в квартире некоего Коменского, уехавшего из Царицына и проживавшего в Симбирске. У него, говорилось в телеграмме, должны быть ценные вещи – серебро и золото, похищенные им из ограбленного поезда у ростовской публики. Самого Коменского надлежало арестовать и под усиленным конвоем препроводить в Царицын, в штаб обороны ( ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 4с. Д. 31. Л. 10). Но ни имени, ни симбирского адреса разыскиваемого, ни каких-либо иных данных в телеграмме не было. А по одной лишь фамилии его вряд ли нашли. Жаль, было бы интересно узнать, какую-такую «ростовскую публику» и в каком именно поезде ограбил неведомый гражданин Коменский, если его розыском озаботился лично чрезвычайный комиссар всего юга России.

Между тем именно с юга грозила губернии действительно серьёзная опасность. Эпидемия холеры, вспыхнувшая в середине мая в Астрахани, Камышине и Пензе, вполне могла накрыть и Симбирск. Требовалось срочно принять противоэпидемические меры, денег на которые не было, но которые необходимо было найти. И их таки нашли. Изданное по этому поводу обязательное постановление устанавливало единовременное обложение по 1 рублю с каждого жителя города (постоянного и временного) независимо от возраста и пола. От «холерного взноса» освобождались только чины Красной армии, проживавшие в казармах. Сбор денег с прочих горожан возлагался на домовые комитеты, а где таковых ещё не было, на домовладельцев. В случае отказа кого-либо из квартирантов платить надлежало вызвать милицию для привлечения «отказника» к ответственности. Содержателей и управляющих гостиниц, постоялых дворов, трактиров и т. д. обязали взимать по 1 рублю с каждого приезжающего при его вселении и прописке. Контроль за исполнением постановления возлагался на городскую милицию (ГАУО. Ф. Р-634. Оп. 1. Д. 16г. Л. 3). Аналогичный сбор, только по 50 копеек с человека, был установлен и для населения уезда.

Однако некоторые волостные советы, например, Шумовский, отказывались его собирать и попросту отменяли на своей территории постановление уездного исполкома. Последнему приходилось вмешиваться и настойчиво вразумлять местных товарищей, разъясняя, что те не вправе отменять распоряжения вышестоящей власти (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 76–77).

Раз уж мы вышли за пределы Симбирска, посмотрим, чем в те дни жили в уездах. Вот, например, на заседании Симбирского уездного исполкома 27 мая рассмотрели и одобрили инициативу неких товарищей матросов об организации при уездном исполкоме матросского отряда (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 5). Вряд ли в Симбирске или его окрестностях вдруг появилась «краса и гордость революции» – перепоясанные пулеметными лентами балтийцы. Скорее всего, речь шла о командах многочисленных судов и судёнышек, в изобилии бороздивших Волгу в качестве массового и основного в то время средства перевозки как пассажиров, так и грузов.

На том же заседании, заслушав телеграмму из Самары о скорейшем предоставлении на Урало-Оренбургский фронт «передвижных средств», постановили: ввиду того, что «мобилизация лошадей немыслима, обязать населению добровольную продажу лошадей» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 5). Обязать к добровольности… Интересная конструкция. Кстати, о «передвижных средствах». При рассмотрении заявления комиссара по просвещению о необходимости послать инструктора для осмотра хозяйственного положения школ уезда выяснилось, что посылать не на чем «ввиду того, что передвижной транспорт разрушен, на таковой рассчитывать нельзя». А потому поручили президиуму приобрести велосипед для нужд комиссариата по просвещению» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 5).

Только 27 мая Симбирский уездный Совдеп признал, наконец, необходимым создание при местном исполкоме судебно-следственной комиссии, создание каковой комиссару юстиции предписывалось «привести в исполнение немедленно» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 5). Напомним, что на губернском уровне это было сделано ещё в феврале, а в Карсуне и того раньше – в конце января.

Так вот, Карсун. Здесь в мае полным ходом шла борьба с контрреволюцией '82{за поддержание Советской власти, а также ликвидация выступлений кулачества и спекулянтов. Для этого в сёла Шлемас, Арянино, Коржевка и Большие Березняки во главе вооружённого отряда был командирован тов. Петров. Финансирование же экспедиции в сумме 2 тыс. руб. исполком возложил на… граждан села Шлемас братьев Забировых. А в Больших Березняках – на тамошних виновников выступления и неподчинения Советской власти.

Взыскание контрибуции с Забировых и прочих контрреволюционеров поручалось самому личному составу. Ещё один отряд в 20 штыков для поддержания Советской власти и борьбы с контрреволюцией был послан в Сурскую и Сараевскую волости (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 3–4).

Но вернёмся в Симбирск. Здесь 26 мая состоялось городское собрание партии коммунистов (большевиков). Видимо, удачное завершение съезда, по итогам которого партия получила в исполкоме большинство, настроило собравшихся на оптимистический лад. Во всяком случае, в принятой ими резолюции «по текущему моменту» утверждалось, что «гражданская война в городах почти закончилась и продолжается лишь в деревнях» (ГАНИУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Л. 21–24). На самом же деле война только-только разгоралась. Правда, пока далеко от Симбирска, на юге – на Дону и Кубани. На востоке, под Оренбургом, то вспыхивая, то затухая, тлел дутовский мятеж. Кстати, по окончании работы шестого губернского съезда Совдепов на борьбу с мятежом было решено послать сводный отряд в 400 человек (Симбирская губерния в 1918–1920 гг. : сборник воспоминаний. С. 46).

25 мая восстал 45-тысячный чехословацкий корпус, растянувшийся цепью своих эшелонов от Поволжья до Владивостока, где ещё 5 апреля высадились японский и американский десанты (Жукова, Л. В., Кацва, Л. А. История России в датах. С. 157).

В общем, несмотря на весь оптимизм симбирских большевиков, гражданская война, к сожалению, не закончилась. Наоборот, она всё ближе подползала к Симбирску, где в мае был образован Симбирский укреплённый район. В его военный совет вошли товарищи Бутков, Семков и Варейкис ( ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 542. Л. 95) (подробнее об этом – в следующей части). Одним из первых мероприятий по инженерному укреплению губернской столицы стало объявление воскресения 18 мая в Симбирске окопным днём. Все мужчины в возрасте от 18 до 50 лет, оказавшиеся в этот день в городе, независимо от их социального и общественного положения, от политической или профессиональной принадлежности обязаны были в 5 часов утра явиться в назначенные сборные пункты. От окопной мобилизации освобождались рабочие, сотрудники и служащие ряда предприятий и учреждений. В том числе железнодорожники, служащие почты и телеграфа, медико-ветеринарный персонал, персонал водопровода, электрической станции, водного транспорта, ассенизации, правление скотобойни, пожарная команда, милиция, ЧК, тюремная инспекция и ряд других. Назначались пункты сбора для разных категорий мобилизованных. Например, для трудовых элементов, не состоящих на службе в советских учреждениях и не являвшихся членами профессиональных союзов, и для граждан, живущих личным трудом, таковым назначалась милиция. В районную милицию должны были также прибыть и легковые извозчики без лошадей и экипажей. А ломовые – в трамот (транспортный отдел).

Уклонившимся от мобилизации грозил арест и конфискация имущества. Все мобилизованные должны были иметь при себе суточный запас продовольствия. Развод групп со сборных пунктов к местам работ пешим порядком возлагался на заведующих и начальников советских учреждений, членов правлений профессиональных союзов и представителей районной милиции. На них же, а также на домовые комитеты ложилась и ответственность за мобилизацию. Тем, кто уклонится от работы или не вовремя явится на сборный пункт, грозило привлечение к двухнедельной окопной повинности (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 542. Л. 95).

Ощущение близкой войны буквально витало в воздухе. А тут ещё в деревне зрело глухое недовольство, грозившее в любой момент полыхнуть очередным бунтом. На одном из заседаний Симбирского уездного исполкома был заслушан доклад его членов Долникова и Зубова о настроении в деревне по итогам их командировки по волостям. Настроение очень скверное, – констатировали докладчики. – Много агитации за Учредительное собрание. Советы в очень неловком положении.

Отношение к Советской власти недоверчивое, а к большевикам – непримиримое. Народ говорит, что нет у нас никакой власти. Нужна такая власть, которая спасла бы нас от разбоев и погромов. Громы и молнии сыпятся на голову большевиков, их обвиняют в том, что красноармейцы грабят крестьян, что в контактах с большевиками работают и советы. Все чаще на селе раздаются голоса за Учредительное Собрание. Контрреволюционная агитация в деревне принимает грозный вид. Красноармейцев деревня ненавидит. В них она усматривает держиморд и прежних жандармов. Крестьяне, все без исключения, говорят, что, кроме грабежа, те ничем не занимаются, привозя домой целые возы добра: одежды, обуви, сахару и хлеба. А, между тем, деревня голодает. В некоторых сёлах не понимают, почему из Симбирска в казну увозят хлеб. Говорят, что их грабят большевики и Советы.

Продовольственный вопрос стоит очень и очень остро. Цены местными кулаками вздуваются до невероятных размеров. Бедному классу приходится продавать даже последнее – корову или лошадь, чтобы приобретать хлеб. В последнее время иногда за хлебом крестьяне ездили в Бугульму, где покупали его по дешёвой цене. Но по дороге купленное у них, у кого по два пуда, у кого – по одному, отбирала красная армия. Даже были случаи, когда тут же, на глазах обобранных, их хлеб продавали по большей цене. Крестьяне недовольны тем, что в городе много привозного хлеба, а в деревне его не отпускают. Кроме того, в 30-ти верстах гниют миллионы пудов, а им приходится голодать. Деревенское кулачество и разочаровавшаяся в Советской власти беднота ждут не дождутся, когда придут чехословацкие банды, которые наведут порядок и дадут деревне хлеба. Возражение, что с приходом чехословаков, крестьяне лишатся земли и воли, а также что им придется платить за барские имения и расхищение леса, не принимаются.

В общем, положение в деревне докладчики оценили, как катастрофическое, констатировав, что «мы находимся на краю гибели».

Выступавшие в прениях подтвердили, что аналогичная ситуация и в других волостях уезда и одной только агитацией положения не исправить. По мнению членов исполкома, требовалось, прежде всего, довезти хлеб до населения как города, так и уезда. А для этого необходимо отступить от общих принципов хлебной монополии и послать агентов по закупке в Мелекесский район, дабы хлеб не попал в руки чехословацких банд (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 30. Л. 76–77). А те были уже совсем близко – 28 мая телеграф сообщил о вооружённом выступлении чехословаков в Пензе. В ответ Симбирский губисполком создал чрезвычайный военно-революционный штаб, к которому перешла вся полнота власти по обороне Симбирской губернии. В штаб вошли 3 большевика – В. Пенньевский (начальник штаба), И. Варейкис и Измайлов – 2 левых эсера – К. Иванов и Гладышев и 2 эсера-максималиста – М. Гольман и Долников (Симбирская губерния в 191–1920 гг. : сборник воспоминаний. С. 46).

Ещё одним тревожным напоминанием стала телеграмма наркома путей сообщения Невского, прилетевшая 31 мая из Москвы. В ней предписывалось не выполнять никаких просьб или распоряжений чехословаков: не давать паровозов, а в случае насилия устраивать крушения с их поездами. Не допускать чехословаков ни к телеграфным, ни к телефонным аппаратам для разговора. Не подвозить им никакого продовольствия. Предупредить каждого железнодорожника о том, что если он окажет какое-нибудь содействие мятежникам, то будет выброшен из профессиональной среды и предан суду (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 12. Л. 5 об.)

При всей строгости данного циркуляра он больше напоминал жест бессильного отчаяния. Конечно же, предлагаемый саботаж и даже диверсии на стальных магистралях не могли остановить отлично организованную, скованную железной дисциплиной военную силу интервентов. Это могла сделать только другая такая же, не менее организованная и дисциплинированная. Но такой силы в распоряжении Советской Республики в тот момент ещё не было. Её только-только начинали создавать.