– Я родился в Гомеле. Когда присоединили Западные районы (1939 год), отца перебросили туда на партийно-советскую работу. И там недалеко от Вильнюса (как мне мама рассказывала) в районном городишке Паставы мы стали жить.
Население городка было смешанное – и литовцы, и поляки, и белорусы. Я помню только, что отец неделями пропадал, видимо, вылавливал по лесам банды – тех, кто сопротивлялись приходу советской власти.
Мне трудно сейчас сказать точно, но, думаю, отец каким-то образом был связан с органами. Помню, как он в очередной раз возвращался – небритый, грязный, расстёгивал все свои портупеи, клал пистолет...
Мы снимали частный дом, и во дворе мать поливала отцу из кувшина, а он, по пояс голый, умывался, фыркал, он был очень физически сильный, мама говорила, что он был под сто килограммов весом, 185 ростом, очень спортивный...
И вот, как началась война, первые бомбы полетели к нам. Кто-то сразу бросился уезжать, но отец даже не сомневался, что это просто очередной инцидент на границе, и что Красная Армия их быстро разделает. Тем не менее фронт стремительно приближался, отцу нужно было эвакуировать секретные документы. И он занимался этой срочной работой.
А нас и ещё несколько семей ответработников он посадил в тележку, прицепленную к трактору, и отправил в сторону Гомеля. Тракторист, видимо, был местный, он уезжать никуда не собирался. Он отъехал километров пять и сказал, что сломался.
А до нас доходили уже слухи, как обращаются немцы с семьями офицеров, коммунистов. Представляли, что это будет для нас – лечь под немцев. Маме было всего 25 лет, я держался за её юбку, а младший брат – у неё на руках, ему был годик. Ну и пошли мы пешком.
Мне было пять лет, но я хорошо помню то ощущение общей беды: как двигались беженцы по этой пыльной дороге, небольшими группами или поодиночке. А нас обгоняли какие-то грузовики с военными, армия быстрее отступала, чем мы двигались.
Какой-то грузовик остановился, увидели, что молодуха идёт с детьми. Кузов был забит солдатами, маму было посадить некуда и ей сказали: «Давай детей...»
У мамы был первый порыв, от отчаяния, нас отдать... Тогда мы были бы разбросаны и, может быть, никогда больше не соединились. Но в последний момент она сказала: «Нет, не отдам».
И так мы дотёпали километров двадцать до следующего районного центра. Мама нашла районное начальство и говорит кому-то: «Вот мы с Поставы, семья Егуткина». А он папу, видимо, знал. «Как же так? Как он вас так бросил?». Мама ему всё рассказала.
Он стал звонить, и папа потом говорил, что он зашёл в свой кабинет, чтоб напоследок всё окинуть оком, и вдруг звонит телефон. Он снимает трубку: «Егуткин». А тот его матом: «Ты чё ж семью-то бросил?» (Русский парень такой был). – «Как бросил, я их отправил». – «Да вот они у меня тут сидят». – «Ну пусть сидят, я щас».
Подъезжает через какое-то время на полуторке с шофёром... Я даже помню, как он подъехал. Выпрыгнул из кабины... Мама ему тут всыпала как следует. Мы сели в эту машину, и она нас всех вместе довезла до Гомеля.
Приехали в Гомель, там уже вовсю идёт эвакуация, уже никого родственников нет (всё очень быстро происходило). Зашли в бабушкин пустой дом (там мамина мама жила). Отец говорит: «Вы тут побудьте, а я пойду разузнаю что к чему. А то меня ведь расстрелять могут к чёртовой матери. Я должен явиться».
Мы остались, ждём, а отца нет и нет, нет и нет... Мама потом рассказывала: она побежала в военкомат, а там уже всё... Нет никого, все уехали, и отец вместе с ними.
Отец был абсолютно уверен, что немца задержат, что война до Гомеля не докатится. Вот такой фанатик был. Он и с фронта потом такие письма писал: «Смерть немецким оккупантам!», «Не волнуйтесь, меня ни одна пуля не возьмёт» и прочие лозунги.
А у маминой сестры муж работал в какой-то автоколонне. Эта автоколонна эвакуировалась из Гомеля своим ходом. И он взял свою семью и нас с мамой.
Помню, как Камышин проезжали, там арбузы, а есть нечего было, мама почти ничего не взяла с собой. Останавливались в каких-то деревнях, очень хотелось есть... Потом у меня брат заболел... И приехали мы не куда-нибудь, а под Сталинград. Мама там в пригородной станице устроилась работать. Всё равно у них было ощущение, что не может немец пройти через всю Россию. Стали мы жить в этой станице, как-то всё немножко утряслось, а потом через некоторое время немец и туда подходит.
Автоколонна дядина базировалась в Сталинграде, мама нас схватила и туда... (Как она выдержала всё это, я не знаю, ей было 27 лет, нет, 26, 27 ей было, когда отец погиб).
У меня какие-то провалы в памяти, я помню только эпизодами. Там в Сталинграде надо было попасть в какую-то эвакуацию. До сих пор вспоминаю этот гвалт на железнодорожном вокзале, на станции на этой. Все лезут в эти теплушки, в товарные вагоны. И дядька, муж маминой сестры, помогает нам туда как-то погрузиться.
Там толпа делает что-то страшное. Удивляюсь до сих пор, как мы тогда не потерялись. Мама держит Бориса на руках, меня за руку, а дядька сзади нас толкает. Вот мы уже перед самым входом в эту теплуху...
И тут какой-то офицер, в военной форме, расталкивает толпу, пробирается туда и подаёт руку какой-то даме. (Кто это была, жена или кто ли – не знаю). И когда он наклонился к своей даме, он оттолкнул маму, а мама разворачивается и ему по роже как влупит! И, видимо, у того совесть заела или что, но он подхватил Бориса, потом меня, маму и эту даму свою...
И вот таким образом мы оказались в поезде и начали двигаться вверх по Волге. Это был 1942 год.
Эшелон двигался невероятно медленно, подолгу стоял на каких-то полустанках (однажды попали под бомбёжку). На каждой станции бегали за кипятком, это было святое дело. Этот офицер тоже бегал с какими-то котелками и чайниками.
Таким образом мы попали в Инзу, узловую станцию в будущей Ульяновской области. Мама выскочила из вагона и побежала за этим кипятком пресловутым. (Что мы в дороге ели, я даже не помню, мама что-то ценное меняла на продукты, может быть, часы какие-то. Я не помню, чтобы у нас были какие-то узлы, чемоданы).
Так вот, спрыгнула мама на землю и побежала к станции. И вдруг ей навстречу идёт какой-то старичок. Идёт, останавливается и говорит: «Вы не Итенберг? А это мамина девичья фамилия. «Скажите, вы не дочь Итенберг?» Мама опешила: «Да, а что такое?» – «Вы знаете, ваша мама сейчас живёт в Базарном Сызгане». (Это от Инзы по железной дороге 25 вёрст всего).
Представляешь? Россия огромная, мы потеряли отца, мама потеряла свою родню, война, ни с кем связи нет и вот такая встреча.
И мама не знает, что делать. Надо бы выгружаться и добираться до своих. Но уже синдром испуга действовал: с таким трудом влезли в этот состав, да и где гарантия, что немец и сюда не придёт? А, может, этот старичок чего-нибудь напутал. Очень пожилой такой дядечка, он тоже был из Гомеля, хорошо знал бабушку и маму мою помнил ещё девушкой.
И мама всё-таки решилась. Старичок ей сказал, что через сколько-то часов должен подойти трудовой поезд, можно будет пересесть и доехать до Базарного Сызгана. Выгрузились, через какое-то время наш состав ушёл. А мы дождались этого трудового поезда, сели и приехали в Базарный Сызган.
И старичок этот приводит нас к нашей бабушке. Там все вместе живут ещё две старших сестры моей мамы, у обеих мужья были в довольно солидном возрасте. (Всего у мамы было четверо сестёр и брат, который тоже погиб во время войны). Так вот, муж одной из сестёр работал в Гомеле на заводе, который имел какое-то оборонное значение. Вместе с заводом и с семьёй он эвакуировался в Базарный Сызган. А муж второй сестры, дядя Рудольф, потом здесь, в Ульяновске, работал председателем горфо.
И самое интересное, через этот эвакуированный завод нас потом письмами разыскал отец.
Мама устраивается работать – в какую-то заготовительную контору для нужд армии (сушёный картофель, ещё какие-то продукты). А потом в селе Должниково Базарносызганского района освободилось место продавца кооперативного магазинчика (сельпо). Мы переехали туда, мама начала работать, и в этом селе Должниково прошло всё моё военное детство, потому что выехали мы оттуда в 1947 году.
То есть пять лет своего бурного развития я провёл в этой военной деревне. Там я пошёл в школу и доучился до пятого класса.
***
Прочитать все воспоминания Аркадия Егуткина можно по ссылкам:
Аркадий Егуткин 1936 г.р. Часть 2: Село Должниково Базарносызганского района во время войны
Аркадий Егуткин 1936 г.р. Часть 3: Жизнь после Победы
Аркадий Егуткин 1936 г.р. Часть 4: Воспоминания об Ульяновске 1940-1960-х
Источник: Антология жизни. Геннадий Дёмочкин "Девчонки и мальчишки" Семеро из детей войны. Ульяновск, 2016 г.
***
Аркадий Ефимович Егуткин, профессиональный живописец. Окончил художественный факультет Московского полиграфического института. Народный художник России, почётный гражданин города Ульяновска. В 1995-2012 годах избирался председателем правления Ульяновской региональной организации Союза художников России. Участник областных, зональных, республиканских, всесоюзных и международных выставок.
Вместе с супругой Галиной Константиновной воспитали дочь Анну, имеют четверых внуков и десять правнуков.
***
Источник: Антология жизни. Геннадий Дёмочкин "Девчонки и мальчишки" Семеро из детей войны. Ульяновск, 2016 г.
Геннадий Демочкин "Девчонки и мальчишки". К читателю
Генеральный спонсор 
Сбербанк выступил генеральным спонсором проекта в честь 75-летия Победы в Великой Отечественной войне на сайте "Годы и люди". Цель этого проекта – сохранить память о далеких событиях в воспоминаниях живых свидетелей военных и послевоенных лет; вспомнить с благодарностью тех людей, на чьи плечи легли тяготы тяжелейшего труда, тех, кто ценою своей жизни принёс мир, тех, кто приближал Победу не только с оружием в руках: о наших самоотверженных соотечественниках и земляках.
