Осенью 1916 года Симбирский губернатор Александр Ключарев комплиментарно писал российскому императору Николаю II о ходе мобилизационных мероприятий Первой мировой войны, проходивших в губернии. Мол, народ наш привычен и спокойно относится к отправке на фронт. Вот только, фиксировал губернатор, в крестьянских массах нарастает вопрос и раздражение: отчего не забирают полицейских, «которые могли бы оказать большую поддержку армии как готовые солдаты»? Ведь в полицию действительно брали только после военной службы. Но, впрочем, писал Ключарев, всё прекрасно, спокойно, и 99 % населения вверенной ему Симбирской губернии целиком и полностью поддерживают Николая II и его политику. Тем временем до Февральской революции 1917 года оставались считаные месяцы…
В 1874 году в Российской империи была установлена всеобщая воинская повинность. На службу в императорской армии призывали с 20, фактически с 21 года. Молодых людей в стране был такой избыток, что признанных годными непосредственно для военной службы отбирали жеребьёвкой. После Русско-японской войны срок действительной воинской службы в пехоте и артиллерии составлял три, в кавалерии – четыре года, на флоте – пять лет. До 39 лет отслужившие числились в запасе, подразделяясь, по возрасту, на два разряда: до 31 года – для полевых войск, от 32 до 39 лет – для комплектования резервных и тыловых подразделений.
Те, кто не попали на «срочку», но подходили по состоянию здоровья, и запасные после 39 лет вплоть до наступления 43-летнего возраста считались ратниками государственного ополчения. Молодыми и крепкими ополченцами, при необходимости, планировалось комплектовать строевые части, мужчины постарше должны были нести вспомогательную, санитарную, конвойную и тыловую службу, вплоть до безоружных рабочих команд, занимавшихся сельскохозяйственными работами.
На Первую мировую войну, в 1914 – 1918 годах Россия мобилизовала почти шестнадцать миллионов своих подданных, больше, чем любая воюющая сторона, примерно, каждого одиннадцатого из своих граждан – в Германии, с четырнадцатью миллионами, на войну попал каждый пятый. Потери убитыми, ранеными и военнопленными у России тоже оказались самыми высокими – более двух миллионов погибших, более трёх с половиной миллионов раненых и столько же военнопленных; погибло более миллиона мирных жителей.
Если соотносить потери с общим количеством населения, то Россия, казалось, отделалась легче прочих: например, Франция потеряла каждого пятого солдата, а Сербия и вовсе шестую часть всего своего населения и до сих пор не оправилась от демографических последствий войны, отбушевавшей более сотни лет назад. Но именно Россия первой взорвалась революцией, не выдюжив груза мобилизации. Причины были в том, что мобилизация проходила крайне неравномерно, всем своим грузом давя именно на великороссов и прочих братьев-славян, живших от сельских трудов.
Не будем называть это отсталостью, а назовём, скорее, своеобразием экономической ситуации в Российской империи. Страна была аграрной, крестьянской, с подавляющим числом крестьянского населения. На селе процветал ручной труд и патриархальные взаимоотношения: чем больше в семье мужских душ – тем больше она имеет земельных наделов на общинном поле. Прекрасная демографическая ситуация позволяла России без труда комплектовать армию и одерживать победы в локальных войнах по окраинам государства, контролировать Кавказ и Среднюю Азию, ситуацию на Дальнем Востоке, где Россия вполне серьёзно опасалась незаконной эмиграции и территориальной экспансии со стороны Китая – кстати говоря, число китайцев в России начала XX века оценивалось в 10 – 20 % от всего её населения!..
Накануне Первой мировой войны Российская империя имела первую по численности армию в мире, почти полтора миллиона человек. Но котировалась эта армия шестой, вслед за Британией, Францией, Германией, Соединёнными Штатами и даже Японией, обидно разгромившей страну в Русско-японской войне 1904 – 1905 годов; кроме Германии, все эти страны были союзниками России в Первой мировой войне. «Русской армии не хватало всего, кроме солдат, храбрости и врагов», — остроумно писал один зарубежный историк.
За годы Первой мировой войны из симбирских пределов было мобилизовано до 160 тысяч человек. Летом 1914 года всё, кстати говоря, начиналось с мобилизации – она началась 18 (31) июля, ещё до объявления войны. Масштабами, размерами армии царское правительство желало ещё до решительных битв поразить воображение врагов, германцев и австро-венгров, и воодушевить союзников, англичан и французов. За каких-то два месяца на службу было призвано более трёх миллионов человек – явка составляла 96 %! Пропаганда вмиг окрестила начавшуюся для России 2 (15) августа 1914 года войну Второй Отечественной, отсылая общественное сознание к Отечественной войне 1812 года.
Накануне объявления всеобщей мобилизации Николай II ввёл в России «сухой закон». Мера эта была, возможно, правильной, но совсем несвоевременной — на фоне общественного энтузиазма, неотделимого в народных массах от лозунга «Займи — но выпей!», по Симбирской губернии, как и по всей России, прокатилась волна бунтов мобилизованных запасных и их родных, желавших «достойным образом» отметить свой уход на фронт.
В симбирских пределах власти рапортовали о семи крупных бунтах, насчитывавших сотни и тысячи вовлечённых: как раз по числу семи призывных пунктов. Страсти бушевали настолько, что бунт в Сенгилее 20 июля 1914 года пришлось подавлять силой оружия, ещё до начала войны было убито пятеро мобилизованных, а признанный зачинщиком бомбардир Никита Пупков расстрелян по приговору военно-полевого суда. 30 июля в губернском Симбирске из-за слухов о «германских шпионах» «взволновались» несколько тысяч человек. Толпа избила нескольких германских подданных, живших и работавших в городе, бросала камнями в пытавшихся утихомирить её полицейских. Всё это, конечно же, напрягало предержащих власть, но казалось только временными эксцессами, издержками патриотизма, а не предвестием будущих бурь…
Никто из противников не рассчитывал, что война затянется на годы. Говорят, будто германский император Вильгельм II, объявив войну России и Франции, изрёк: «Что же, позавтракали в Берлине – обедаем в Париже, а ужинаем в Санкт-Петербурге». Летом-осенью 1914 года российские войска триумфально разгромили австро-венгерскую армию в Галицийской битве – но битва не означала победы в войне. Если с австрийцами нам везло, то с германцами, второй армией тогдашнего мира, сражения ладились не очень.
Мобилизованные из Самарской и Симбирской губерний, попавшие в плен в самом начале Первой мировой войны:
В августе 1914 года в Восточной Пруссии в составе 41-й пехотной дивизии, в жестокие сражения с германцами вступили прибывшие из Симбирска Ленкоранско-Нашебургский и Закатальский пехотные полки. «Германцы обрушились на русских. Гибель наших генералов Самсонова, Мотроса, Пестича и др.» — гласили тревожные заголовки в «возмутительном и несогласном с общим патриотическим настроением» номере газеты «Сызранское утро».
Офицеры и солдаты 164-го Закатальского полка, ушедшего на фронт Первой мировой войны из Симбирска:
В жестоком бою попал в плен к противнику, будучи смертельно ранен, командир «ленкоранцев», хорошо знакомый Симбирску полковник Феофил Александрович Эккерсдорф.
Полковник Эккерсдорф, в центре, среди подчинённых офицеров во время Русско-японской войны:
Люди, для которых фамилия офицера значила больше, чем его безупречная честь, стали распространять слухи, что «немец» предал, бросил своих солдат. Жестокая правда впоследствии выяснилась, и российское командование в 1916 году посмертно удостоило безупречного Феофила Эккерсдорфа чина генерал-майора.
Наступивший 1915 год был ознаменован Великим отступлением русской армии: мало того, что враг отбил завоёванное, он вполне основательно вторгся и в российские пределы. В Симбирскую губернию потянулись эшелоны с беженцами. Тяжёлые поражения, как ни странно, способствовали очередному патриотическому порыву: гнать врага с русской земли!
Но порыв этот гас гораздо скорее. Если в 1914 году на фронт уходила неоперившаяся молодёжь, то теперь дошла очередь до людей возрастных, отцов семейств, не имевших опыта срочной службы. Яркая иллюстрация тому – судьба симбирского жителя, гармонного мастера, владельца собственного магазинчика музыкальных инструментов Ивана Васильевича Каткова. В 45 лет, в 1915 году, ратник Иван Катков был зачислен рядовым в 721-ю пешую Симбирскую дружину государственного ополчения – вот, он на снимке, с женою и дочками, в фуражке с оловянным ополченческим крестом и выведенными от руки цифрами «721» на погонах.
Срочную службу Иван Катков не служил, считался малограмотным и для своего времени человеком совсем немолодым – Ленину, вон, в 35 лет дали революционную кличку «Старик». Впрочем, что такое молодость, если командовал 721-й пешей бригадой 63-летний генерал-майор Федор Михайлович Иванов (1852 – 1930). Ещё в Симбирске погоны Каткова украсила тонкая ефрейторская лычка.
Ефрейтор 721-й пешей Симбирской дружины Иван Катков:
Скоро ефрейтор Катков в составе 721-й бригады убыл из Симбирска, но не на Запад, а на Дальний Восток, в город Никольск-Уссурийский, современный Уссурийск, сдерживать предполагаемый натиск китайцев. Ратники бригады из Симбирска были вооружены винтовками, и бригада считалась вполне себе боеспособным подразделением. На Дальнем Востоке Иван Васильевич дослужился до чина фельдфебеля, ротного старшины.
Фельдфебель 721-й Симбирской пешей дружины Иван Катков в Никольске-Уссурийском:
Многие современники и историки сходятся, что больше, чем от дефицита курева, обмундирования и патронов, императорская армия страдала от недостатка генералитета, офицеров и младших командиров; в Российской империи это была замкнутая каста, самым тщательным образом хранившая чистоту своих традиций и рядов от «кухаркиных детей», которыми мнилось даже купеческое сословие. Уже к концу 1914 года стало ясно, что потери в офицерском корпусе носят фатальный характер. Чтобы должным образом восполнить их, надо было менять правила игры – читай, что весь общественный уклад Российской империи!
А пока этого не случилось, дыры затыкали всеми, кто находился под рукой. В 1916 году в Симбирске был мобилизован 69-летний отставной генерал-майор Антоний Викторович Глинский (1847 – 1918), бывший Симбирский уездный воинский начальник, и направлен командовать 214-м пехотным запасным полком и гарнизоном в уездный город Новохоперск Воронежской губернии, «столицу российской провинции», как иронично называли этот городок.
В тылу, тем временем, нарастали экономические трудности, инфляция, дефицит товаров и продуктов. Почти на треть, из-за нехватки рабочих рук, сократились в Симбирской губернии посевные площади. Против семи пьяных бунтов в 1914 году, губернские власти через год зафиксировали уже более двух десятков крестьянских выступлений, а в 1916 году их было уже сорок.
Вновь бунтовали мобилизованные в Сенгилее – а в 1916 году мобилизованные бунтовали в Алатыре, Ардатове, на станции Инза. 4 июля 1916 года, народный бунт, «Кровавый базар» был подавлен в самом центре Симбирска: трое убитых, девять раненых. 22 июля полыхнуло уже в Сызрани, втором по размеру городе губернии.
Особенностью этих выступлений была социальная база. В «бабьих бунтах» массово участвовали солдатки, жёны мобилизованных. И не только материальные трудности были тому виной. В российском обществе XIX – начала XX веков само слово «солдатка» было клеймом, синонимом доступной женщины с соответствующим к себе отношением. На неё изначально, не просто сверху вниз, но цинично смотрело любое начальство, как, например, командир квартировавшего в Оренбурге 104-го запасного пехотного полка, препроводивший в конце 1916 года в Анненковскую волость Карсунского уезда семье умершего ратника Петра Козлова шести копеек денег, оставшихся после покойного. Бабий бунт был не из-за денег, а из-за попранного человеческого достоинства, и именно он, хотя теперь и кажется забавным, являлся грозным предвестником разразившейся революции, тем более что и слово «революция» в русском языке – выраженно женского рода.
Чем дальше затягивалась война, тем с меньшей охотой торопились мобилизованные исполнить свой долг перед родиной, особенно из числа возрастных и семейных призывников. Ответом властей стало резкое ужесточение с начала 1916 года наказаний за оставление места службы, переход к неприятелю, неявки к месту службы после ранений и отпусков, нанесение себе ран и увечий: от 4 до 20 лет каторжных работ и смертной казни. Но ужесточение имело во многих случаях обратный эффект: там, где раньше бежал один или несколько человек, теперь, в уверенности, что всех не пересажают, главное, действовать сообща, разбегались десятки и сотни.
В сентябре 1916 года таким образом «растворилась» одна из сформированных в Симбирске дружин государственного ополчения: к месту службы в 158-й запасной пехотный батальон явилось только трое из трёхсот ратников. Уверенность дезертиров в безнаказанности являлась небеспочвенной: если к началу войны в губернском Симбирске насчитывалось 400 полицейских, к началу революции их оказалось всего 130, при увеличившихся в разы нагрузках, общем ухудшении криминальной обстановки.
Кажется парадоксом, но Февральская революция 1917 года произошла под лозунгом «Война до победного конца!». Но только кажется. Россияне вполне осознавали ту горькую цену, которую общество заплатило за участие в Мировой войне, и желало законной награды за свои усилия, в первую очередь, разрешения так глубоко волновавшего большинство крестьян, тем более крестьян, облачённых в серые шинели, земельного вопроса. Общество очень серьёзно опасалось, что царское правительство «сольёт» войну, заключив сепаратный мир с немцами, чтобы оставить всё «по-старому», не воздав своему народу должного и желаемого за его мужество и жертвы.
Мобилизованные, рассредоточенные по большим и малым городам империи, стали залогом успеха Февральской революции – гарнизоны без сопротивления присягали на верность новому, Временному правительству: так было в Симбирске и в Новохопёрске, где командовал полком и гарнизоном генерал Антоний Викторович Глинский. Свою верность новому режиму старый воин, присягавший трём императорам, эксцентрично выразил, вымарав в настенном календаре портреты отрекшегося от престола Николая II и императрицы Александры Федоровны.
Лист из настенного календаря генерала А. Глинского с замаранным карандашом Николаем II:
Только убедившись, что новая власть по-старому динамит народ с вопросом о земле, народные массы двинулись за большевиками, провозглашавшими: «Земля – крестьянам!» и «Мир – народам!». Впрочем, у большевиков был в запасе лозунг о перерастании войны империалистической в войну гражданскую… И на картине ульяновского художника Анатолия Грошева «Провозглашение Советской власти в Симбирске» мы видим большую толпу военных, приветствующих событие взмахами рук и оружия: армия пошла за большевиками, и большевики победили.
Кто был ничем, тот становился всем – в Красной армии делались головокружительные, немыслимые при царе карьеры. Поживший в Мелекессе фельдфебель Василий Иванович Чапаев (1887 – 1919), по ремеслу плотник, стал командовать дивизией, подпоручик Михаил Николаевич Тухачевский (1893 – 1937) сформировал в симбирских пределах и возглавил 1-ю армию РККА, в которую входила и та самая Чапаевская дивизия. Приписываемая Суворову пословица: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» (там, правда, есть ещё продолжение: «а ещё плоше тот, кто мечтает, что им будет»), наверное, впервые в мировой истории осуществлялась в таких масштабах!
Защита социалистического отечества поначалу мыслилась делом добровольным, но скоро красным стало ясно, что без мобилизации им не обойтись. В июне 1918 года, на фоне грянувшего восстания Чехословацкого корпуса, в симбирских пределах была объявлена мобилизация в Красную армию. Первый блин вышел комом, и именно неудачную мобилизацию советские власти указывали среди основных причин своих поражений лета 1918 года, в частности, сдачи Симбирска, когда вновь мобилизованные просто разбежались перед лицом наступающих белогвардейцев.
Победители-белые тоже поначалу призывали добровольцев, но и их оказалось не так много, сколько было необходимо. Была объявлена мобилизация, тоже с неутешительными результатами. Занятно, что некоторые симбиряне уклонялись от белогвардейской мобилизации, объявляя себя … украинцами! – предоставляя документы, что являются гражданами независимой Украинской народной республики. Уклонистов активно клеймили в печати, но поделать с ними ничего не могли: высокая проза, международные отношения!
Иван Сивопляс
