2 апреля 1993 г.
– Исполнилось 190 лет со дня рождения Николая Михайловича Языкова, большого русского поэта, современника и друга Пушкина. Уроженец Симбирской губернии, всю жизнь он странствовал и всю жизнь тосковал и рвался на родину. «Мне бы только добраться до Языкова, – пишет он брату из студенческой вольницы – Дерпта, – уж там-то я застихотворствую». Родовое имение Языковых – благословенный уголок России, кажется, самим Богом предназначенный для занятий поэзией…
Когда в конце прошлого века Языковы вынужденно уступили свое имение купцу Степанову, тот очень хорошо понимал, какое сокровище ему досталось. Слывшее совсем недавно литературной Меккой, это дворянское гнездо хранило память о многократно бывавших здесь Денисе Давыдове, Хомякове, Киреевском, Ознобишине, Садовникове, Сологубе, наконец, о Пушкине, приезжавшем в Языково дважды.
Комнату, в которой останавливался Пушкин, где на оконном стекле алмазом оставил свою монограмму, купец Степанов хранил в неприкосновенности и как редкую жемчужину показывал гостям. Надо отдать должное: купец органично продолжил традиции языковской семьи. На открытой им текстильной фабрике существовали: театр, оркестр из рабочих, ездивший на гастроли в Варшаву, детская общедоступная музыкальная школа…
В октябре 1919-го бывший господский дом по акту был передан под охрану директору Языковского совхоза. В акте – описаны комнаты с мебелью, как там сказано, «дивной древности», в том числе комната Пушкина. Перечислены имевшиеся в доме картины, фарфор, скульптура, гобелены, взятые якобы «для музея».
Когда через несколько месяцев Пушкинский дом попросит тогда еще малоизвестного художника Пластова зарисовать комнату Пушкина, окажется, что зарисовывать нечего. В пустых залах будет сушиться зерно. Еще через пару лет кто-то в Языкове пустит слух, что приедет проверка искать по домам пропавшие из господского дома вещи. И тогда дом сгорит.
Следующее деяние «благодарных потомков» предпринято после Великой Отечественной. Очередной директор совхоза распорядился снести фамильную языковскую церковь. Разумеется, из благих побуждений: добытый таким способом кирпич предполагалось употребить на строительство детского сада. Детсад, разумеется, построен не был. Осколками кирпича вымощены дорожки в Языковском парке. Одновременно с церковью бульдозерами было разрыто родовое кладбище Языковых, надгробные плиты до сих пор валяются на земле во дворе текстильного комбината.
Симбирский дом Языковых, назначенный несколько лет назад быть литературным музеем, никак из-за недостатка средств не может открыться. Директор музея Лариса Ершова говорит, что наивно на кого-то обижаться, понятно, в какое живем время, а культура, несмотря на все декларации, так и остается нелюбимой дочерью властей… Спасибо, хоть коллектив удалось сохранить, а то год назад ходили упорные слухи о больших сокращениях.
– Какая сумма нужна, чтоб музей открылся?
– По сегодняшним ценам, больше 30 миллионов. Только на люстры - около 20. Реставрация еще не закончена, но даже то, что сделано, уже сыпется. Сыпется лепнина, протекает крыша.
… А вот в этой гостиной танцевал Пушкин. Вошел с дороги, застал девочек-подростков за уроком танцев, они его упросили, подошел к подоконнику, выложил пистолет и протанцевал с каждой по несколько туров. Языковы вообще много сделали для Симбирского края. Даже если не брать в расчет духовного, той малости, что были они на протяжении почти целого века властителями дум и законодателями общественного мнения. Один из братьев - известный Европе ученый, другой – крупнейший российский поэт. Колоссальную работу по сбору, систематизации и изданию народных песен и сказаний еще современники назвали подвигом семьи Языковых.
Так вот даже если этого не брать в расчет. Сколько труда, души и банально – собственных денег вложили Языковы в первый симбирский музеум, в памятник Карамзину, в Карамзинскую общественную библиотеку.
В долгу симбиряне-ульяновцы, в большом долгу.
– Ну а что современные меценаты, – продолжаю выспрашивать директора неоткрытого музея Ларису Юрьевну. – Вот дал бы кто эти 20 миллионов на люстры, а в углу зала – маленькая медная табличка: «В дар от такого-то».
– Есть, есть богатые люди, – печально улыбается директор. – Но деньги свои сегодня скрывают. А потом – во всем мире и во все времена такие проекты финансируются все-таки государством. Памятник Карамзину тоже возводили по подписке, а львиную долю давала все же казна.
Иду анфиладой языковских комнат, на бывшей Спасской, а ныне Советской, гремит трамвай…
И где ж она, товарищ мой,
Сия волшебная година,
Где наши песни, наши вина
И праздник жизни удалой?
Все миновалось!.. На разлуку,
Задумчив, тих, твоей руке
Мою протягиваю руку;
Предвижу сон, предвижу скуку
В моем пустынном уголке,
Где мы, надежд могучих полны,
Пивали сладость бытия
И где вчера еще, как волны,
Шумели бурные друзья.
Но, милый мой, пройдет ненастье.
Когда-нибудь и где-нибудь,
Хотя на миг, земное счастье
Украсит жизненный наш путь.