Продолжение. первая часть - по ссылке: Белое пятно. Часть 1
Кричи: «совершенно секретно»!
В фильме «Волга Волга» есть эпизод: героиня – письмоносица с парома, застрявшего на середине реки, кричит товарищу Бывалову о том, что для него есть секретная телеграмма, а тот велит ей прокричать ему текст «совершенно секретно». Примерно такой же уровень конспирации царил и в «белогвардейской повстанческой организации». Если, конечно, верить тому, под чем подписывались арестованные ее члены. Вот как, например, проводилась вербовка новых заговорщиков. Из показаний Вячеслава Михайловича Бруднера: «Алтышкин пригласил меня к себе в квартиру с целью немного выпить. Во время выпивки он мне рассказал о том, что в Ульяновске и в других городах действуют контрреволюционные повстанческие организации, ставящие своей целью свержение советской власти. Назвал себя членом белогвардейской организации и предложил вступить в нее». А вот как давались тайные поручения: «Он (Алтышкин) мне сказал: «Вячеслав Михайлович, сегодня вечером я вместе с активным членом нашей контрреволюционной организации Дардальоновым Петром Александровичем к тебе зайду на квартиру, он тебе даст конкретное задание по контрреволюционной работе».
Вот так просто и без затей, без лишней шпионской романтики. Никаких тебе кличек, явок, паролей, псевдонимов.
Каждый вновь арестованный «повстанец» в обязательном порядке называл от нескольких человек до нескольких десятков своих сподвижников. При этом в их числе непременно фигурировали и «члены штаба», да ни как-нибудь туманно и неопределенно, по кличке, например, а полностью, как в анкете: с фамилией, именем, отчеством, нередко с адресом и должностью в «подполье».
Похоже, руководители тайной организации пользовались в ней широкой известностью и всячески заботились о том, чтобы она стала еще шире.
Впрочем, хроническим недержанием секретов страдали не только ульяновские заговорщики, но и их столичные коллеги. На этот счет есть любопытные показания Царькова: «В июле 1936 г. я выезжал в Москву, где заходил на квартиру к Жолтикову, бывшему генералу. Выяснив в беседе с Жолтиковым его резко отрицательное отношение к Советской власти и будучи уверен, что при любых обстоятельствах он меня не выдаст, я ему сообщил о существующей в Куйбышевской области большой белогвардейской организации и о своей руководящей работе в ней».
Откровенность за откровенность. Генерал в долгу не остался и, вероятно, с нескрываемой гордостью поведал гостю о том, что тоже не лыком шит и состоит «в большой мощной организации, сил которой достаточно для того, чтобы свергнуть Советскую власть». (Спрашивается, почему же она тогда этого не делает? Ждет, пока разоблачат и расстреляют что ли?).
Побывал в Москве и Кривчиков. И тоже, между прочим, не напрасно. В столице он встретился со знакомым колчаковским офицером, от которого узнал, что столичные белогвардейцы готовят восстание к началу декабря 1937 г.
И еще. Оказывается, кроме работы в повстанческой организации, Кривчиков по совместительству состоял еще и… польским шпионом. Туда его завербовал некто Баранов, о котором, против обыкновения, в протоколах почти никаких сведений нет. Упоминается только, что он был членом президиума ОСАВИАХИМА. Так вот, этот таинственный Баранов рассказал своему новому коллеге о тяжелой шпионской доле, а заодно похвастался, что передал за кордон сведения о летной школе. Вероятно, чтобы не отстать от нового шефа, Александр Эммануилович дополнил их информацией о «методике обучения и низком качестве летчиков, а также о повстанческих организациях в Ульяновске, Москве и Куйбышеве».
Остается лишь удивляться, что при таком режиме секретности «белогвардейское подполье» просуществовало в Ульяновске (и не только) дольше, чем сутки.
Слово и дело
Между тем, заговорщики, если верить протоколам, не сидели сложа руки, но активно действовали: вербовали друг друга, формировали боевые группы по районам города. Об этом много и подробно «рассказывали» почти все допрошенные, выказывая при этом удивительную осведомленность и словоохотливость. Но слова есть слова. Их, хоть и пришили к делу, но без конкретных действий они не смотрелись. Как ни крути, а шепот по углам – это далеко не вооруженное восстание и даже не диверсия. Так что, хочешь, не хочешь, а для убедительности надо было искать материальное воплощение контрреволюционных белогвардейских происков. И вот тут дело, похоже, застопорилось. Царьков: «Какого-либо продуманного плана организации восстания у нас не было, да и трудно было составить его заблаговременно т.к. обстановка к моменту восстания могла быть иной, чем сейчас. В беседах с Жильцовым и Сергиевским договаривались (два года?!) о необходимости разрушения в Ульяновске водопровода, электростанции, полотна железной дороги, военных складов. Но, повторяю, это было неопределенным и предположительным… Всего объема вредительской работы я сообщить не могу…». И это утверждает руководитель, который (помните?) докладывал о контрреволюционной деятельности через Швейцарию в Китай!
Не смог припомнить ни одной акции и упомянутый Сергиевский, зато он назвал десяток «соучастников», причем одного из них – Завьялова – предположительно, т.к. «знаю его, как человека, контрреволюционно настроенного». Жильцов: «О конкретной вредительской работе ничего показать не могу». Кривчиков: «По этому вопросу дать показания при всем желании затрудняюсь». И так далее. Вот вам и штаб!
В общем, с вредительством вышла напряженка, но не прекращать же такое дело из-за подобной ерунды. Если хорошенько покопаться, все равно, что-нибудь, да найдется. И действительно нашлось: «член организации» Мурашко «вредительски вел работу по выращиванию семян в питомнике Жигулевского семлесхоза. В результате впустую затрачивались большие суммы государственных денег». А некий Вимут «Работая в «Военстрое» в должности техника или инженера, срывал сроки постройки объектов, имеющих оборонное значение». Какие же это объекты? А вот какие: «Перестраивая бывший цех под фабрику-кухню, он растранжирил и неправильно израсходовал 220 тысяч рублей государственных денег. Работу по постройке гарнизонной бани провел вредительски, в результате в прачечной обвалился потолок». При этом ни заключений экспертиз, ни актов ревизий, ни других документов, которые могли бы подтвердить «вредительство», обнаружить в деле не удалось. В такие процессуальные дебри следствие не забиралось. Есть же протокол допроса. Ну, и хватит.
Светухин «вредил» по линии ОСАВИАХИМА, где «занижал преподанные программы и качество боевой подготовки, засорял организации неработоспособными членами». Он же с февраля 1935 г. является агентом польской разведки (еще один!), куда его завербовал все тот же таинственный Баранов, рассказав зачем-то, что его соратниками по шпионству будут ульяновский военком Лукша, а также будущие «повстанцы» Николаев и Швабауэр.
Кроме Светухина, по линии ОСАВИАХИМА «вредил» еще В.Ф. Щерба. Он «проводил работу, направленную на развал оборонной работы, проводил организацию занятий с лицами, проходившими сборы так, чтобы они ничего не получили, чтобы не дать Красной Армии людей, подготовленных в военном отношении, чем подрывал боеготовность РККА и обороноспособность страны».
Из показаний арестованного Николаева Бориса Владимировича: «Я с Дмитриевым договорился о проведении совместной контрреволюционной работы в санатории, где она была направлена на вызов недовольства у родителей детей. Зная, что в большинстве в санаторий поступают дети партийного, советского, рабочего актива, мы с целью не создавали им отдыха и оздоровительных условий, а наоборот, делали так, чтобы употребление пищи вызывало расстройство желудка. Таким образом дети, пребывая в санатории, не прибавляли в весе, а заболевали». В общем, детская неожиданность – грозное оружие в руках контрреволюции. Но не только детская. «Дмитриев, будучи использован во время войны врачом, МОЖЕТ путем отравления и другими способами вывести из строя значительное количество войск».
А продавшийся империалистам И.Н. Рубейкин работал бухгалтером маслосырбазы и по заданию польского шпиона Швабауэра сообщал ему сведения о ее (маслосырбазы) деятельности (!?). А еще «срывал и запутывал отчетность. Чем подрывал финансовую деятельность учреждения».
Завхоз книжного техникума сообщал польскому шпиону разведданные о работе техникума (?!) и других учебных заведений. А кроме того (вероятно, тоже по заданию польской разведки) пропил с другими шпионами «левые» деньги.
Подобных бредовых «фактов» в деле не счесть, и мы к ним еще вернемся. Но в процессе «расследования» случалось и такое, что даже подобных «улик» наскрести не удавалось. И что же? Отпускать обвиняемого на все четыре стороны? Ничего подобного: «арестованный по делу Ткачев Владимир Викторович показал, что членом этой же контрреволюционной организации является и Арнштейн Евгений Августович. На основании изложенного Арнштейн Е.А. подлежит аресту и привлечению к ответственности по ст. 58-2 и 58-11 УК РСФСР».
Продолжение: