
Не успели страсти улечься, как последовал новый удар: 9 февраля 1931 года коллегия наркомата снабжения СССР приняла Постановление № 156 «О хлебофуражном балансе на 1930/31 сельскохозяйственный год…», вносившее изменения в годовой план хлебозаготовок, сократив его в целом по стране на 756,7 тыс. тонн или на 46,2 млн пудов. Соответственно сокращалось и снабжение хлебом «за счет снятия с централизованного снабжения части населения городов списков № 2 и 3».
Всего на тот момент в СССР существовало четыре списка снабжения – особый, первый второй и третий. И хотя назывались они «списками городов», но, по сути, это были перечни групп промышленных объектов. Поэтому нередко заводы или фабрики, находившиеся в одном и том же городе, оказывались в разных списках. Преимущества имели особый и первый. В них входили ведущие индустриальные гиганты, составлявшие около 40% всех снабжаемых предприятий, и получавшие 70 - 80% всех поступавших в торговлю сеть продуктов: хлеба, муки, круп, мяса, рыбы, сахара, чая, яиц.
Ко второму и третьему спискам относились малые и неиндустриальные города, в числе которых оказался Ульяновск, а также отдельные предприятия стекольно-фарфоровой, спичечной, писчебумажной промышленности, коммунального хозяйства, хлебные заводы, мелкие предприятия текстильной промышленности, артели, типографии и так далее.
Для пропитания населения, не принятого на снабжение из централизованных ресурсов, постановление разрешало региональным властям проводить децентрализованные, то есть местные заготовки хлеба, но только после того, как область, республика или край выполнит план централизованных, и «при безусловно жестком осуществлении режима экономии в расходовании хлебофуража». Кроме того, категорически запрещалось переводить хлеб, предназначенный для централизованных фондов в местные.
В соответствии с указанным постановлением, в Ульяновске в числе прочих со снабжения хлебом были сняты и «столующиеся курсанты Строительных курсов межрайонной базы», приехавшие на учебу преимущественно из деревень, не имевшие хлебных книжек и питавшиеся исключительно в столовой, к которой были прикреплены.
И вот, придя на обед 14 февраля и узнав, что хлеба больше не поучат, будущие строители возмутились и категорически отказались от дальнейшего обучения. Человек пятьдесят тут же забрали документы и разъехались по домам. А остальные сорок, хоть и остались в Ульяновске, к занятиям не приступили и организованным порядком отправились в контору стройкурсов, скандируя: «Даешь хлеба, а то уйдем с работы!».
Конечно, хлеба в конторе им не дали. Но вместо того, чтобы разъяснить полуголодным демонстрантам суть переживаемых страной затруднений и воззвать к их пролетарской сознательности, работни конторы повели себя самым возмутительным образом – они стали курсантам сочувствовать! А некто Сафронов даже возмущенно кричал: «Такое положение действительно никуда не годится! Морить курсантов голодом – последнее дело! Надо идти в РКИ и ОГПУ жаловаться!». Будущие строители поддержали предложение криками «Правильно!» и тут же поручили конторе добиться восстановления снабжения их хлебом. А Сафронов пообещал это непременно сделать. Импровизированный митинг закончился, и курсанты разошлись.
Однако напряженность сохранялась. По городу пошли разговоры о том, что с 1 марта уже все курсанты всех курсов, а также прочие жители города, не имевшие на руках хлебных книжек, тоже будут сняты с планового снабжения. На волне этих слухов строителей поддержали и учащиеся других курсов, имевшихся в городе. «Учиться без хлеба не будем, – роптали будущие специалисты. – Разобьемся, а хлеба достанем! Не может быть, чтобы у нас в СССР не было хлеба. Ведь не голодный год. Он есть, но его отправляют заграницу за разные никому не нужные винтики!».
И опять в дело включились чекисты. Проморгав начало волнений, они принялись выявить их инициаторов, а также лиц, подстрекавших к выступлениям. Сафронова, что называется, взяли на карандаш, чтобы «проследить о дальнейшем его действии и выступлениях по данному вопросу».
Ну, и конечно же, о случившемся сообщили в горрайком ВКП(б), предложив тому принять меры к проведению разъяснительной работы.
Нормальные герои всегда идут в обход
Но нашлись и те, кто, как всегда бывает в подобных ситуациях, не стали возмущаться или бунтовать, а пошли своим путем. Например, сотрудник милиции товарищ Спирин, который, как «блюститель общественного порядка и безопасности, должен бороться со всякого рода преступлениями, но он сам это все нарушает», – сообщал неизвестный «доброжелатель» в заявлении, поступившем в местком и администрацию 1-го отделения городской милиции.
«Он сам ни одного дня не бывает трезвым, – сигнализировал аноним. Причем, жена тов. Спирина занимается торговлей, как то: денатуратом и свежим вином, а также и табаком. Она покупает здесь в Ульяновске, вино и денатурат и везет в свою деревню. Продает, между прочим, вино она здесь покупает 3 руб. за пол-литра, а в деревне отдает эту же пол литру за 5-6 рублей. А оттуда привозит табаку и продает по рублю за чашку. Я сам неоднократно покупал».
И ладно бы, если супруга милиционера торговала по мелочи, только ради прибавки к небольшому мужнину жалованию, чтобы на хлеб хватало. Так ведь нет! На доходы, получаемые таким буржуйским способом, Спирин купил себе и жене по пальто! А на остальные день и ночь гуляет. «А если тов. Спирину предложат пойти на пост, то у него болит голова и все остальное», – возмущался неравнодушный товарищ. И делал вывод: «Из всего этого можно заключить, что тов. Спирин поступил в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Милиции не с той целью, чтобы проводить в жизнь всякого рода постановления рабоче-крестьянской власти и партии, как кандидат ВКП(б), а с целью наживы, с целью обогащения под маской сотрудника Милиции. Так как его никто не преследует, потому что он, как представитель сов. власти и партии, а поэтому ему сов. власть доверяет».
В завершении аноним просил принять к обуржуазившемуся милиционеру соответствующие меры, потому что «нам таких работников не надо, таких работников нужно выметать железной метлой из наших рядов, так как делать такие вещи нам, сотрудникам Милиции никуда не годится».
Из заключительной фразы видно, что неизвестным доброжелателем является кто-то из сослуживцев Спирина, то ли возмущенный поступками коллеги, то ли завидовавший ему. Но в любом случае стремившийся к восстановлению социальной справедливости.
К искателям обходных путей относился и двадцатилетний член ВЛКСМ Георгий Тарентинов. Видимо благодаря своему пролетарскому происхождению (мать Прасковья Павловна трудилась уборщицей в техникуме общественного питания) парень был «выдвинут» на учебу на месячные кооперативные курсы работников прилавка, а окончив их, получил должность продавца в Заволжском универмаге ЦРК. В те времена это было поистине золотое дно! Едва осмотревшись на рабочем месте, новоявленный продавец принялся злоупотреблять, таща домой все подряд: и французские булки, и манную крупу, и вермишель, и макароны... Неизвестно, как долго продолжался бы этот пир духа, если бы не бдительная гражданка Наталья Харитонова. Тоже, кстати, уборщица, только парикмахерской того же ЦРК, жившая по соседству с Тарентиновыми в доме № 24 по улице Карла Маркса (ныне ул. Гончарова).
– Надо же, что делает!? Только устроился на работу и уже тащит все подряд! – То ли возмущалась, то ли восхищалась она в кругу подруг, и очень скоро похождения начинающего продавца попали в информационную сводку ОГПУ.
Однако с «заднего крыльца» заволжского универмага кормился не только Георгий Тарентинов. Постоянной и не очень официальной клиенткой этого торгового заведения была некая гражданка Салей, приходившаяся законной супругой секретарю подрайкома ВКП(б) товарищу Салай.
Но долго оставаться в тайне подобное самоснабжение не могло и вот когда 15 марта высокопоставленной жене с заднего входа вынесли очередную порцию продуктов, люди стали возмущаться. Однако тогда глас народа не был услышан и все обошлось.
В следующий раз, уже прямо в магазине продукты ей отпустил лично член правления ЦРК. А когда остальные покупатели стали по этому поводу шуметь, тот, не моргнув глазом, заявил, что это – спецпаек. Однако люди не поверили, поскольку знали, что «спец» выдают открыто и официально, а не тайком из-под прилавка. В общем, вспыхнул скандал, и самое активное участие в его раздувании приняли опять же уборщицы, на сей раз – самого магазина. Очень может быть, что таким образом они мстили мадам Салай за отнятые у них… ноги. Однажды техничкам достались оставшиеся от раздела туш конечности забитых животных. Оплатив неожиданное богатство, женщины неосмотрительно оставили покупку в мясном отделе до конца рабочего. И надо ж такому случиться, что именно тогда в магазин в очередной раз нагрянула супруга партийного секретаря и заведующий мясным отделом лично вручил ей уже купленный и припрятанный уборщицами субпродукт, оставив их и без ног, и без денег.
А этот раз о скандале горком был проинформирован, но вот о том, восторжествовала ли справедливость и в данном случае, ничего не известно.
Источники:
ГАНИ УО Ф. 48, оп. 1, д. 82, л. 10, 19.
ГАНИ УО Ф 13, оп. 1. Д. 1001, л.10,11,16,21, 114, 120,242.
Владимир Миронов
Кому на Руси жить хорошо? Часть 1. Грозные аплодисменты
Кому на Руси жить хорошо? Часть 2. Торжество справедливости