Сын за отца / 10 Сентября 1929 / История Ульяновска / Годы и люди

В партию большевиков Пономарев вступил в непростом, военном девятнадцатом, а в следующем – двадцатом стал чекистом и с тех пор верой и правдой служил партии и ее карающему мечу – ЧК, ни единого раза не запятнав себя ни искривлением политической линии, ни хуже того, правым уклоном. И вдруг – персональное дело с отчетливой перспективой исключения из рядов.

О том, чем провинился чекист перед партией, собранию доложил товарищ Гуляев: «Данное дело возникло из заявлений отдельных членов партии и комсомольцев о том, что отец Пономарева, имевший мельницу и известковую яму, не сдает хлебных излишков. В то же время, т. Пономарев, бывший в отпуску, не только не помог комиссии содействия хлебозаготовкам, но все время защищал отца. Кроме того, среда, окружавшая Пономарева во время отпуска, состояла из числа чуждых нам лиц. Пономарев скрыл свое происхождение при вступлении в партию», – сигнализировали бдительные «отдельные члены партии и комсомольцы». При этом, как ни странно, практически все сообщенное ими, по сути, было чистейшей правдой.

Действительно, когда чекист во время отпуска гостил в деревне у отца, к тому на самом деле явились члены упомянутой комиссии, чтобы изъять 75 пудов «лишнего» зерна. Однако сын-партиец не только не стал помогать представителям сельской власти, но напротив, совершенно возмутительно занял сторону родителя, заявив «комиссарам», что столько зерна у них нет, и что комиссия обложила отца неправильно, подойдя к данному вопросу по-мальчишески. Подобное поведение ответственного работника, видимо, до глубины души оскорбило хлебозаготовителей, и они нашли возможность отомстить. Но не по-кулацки – выстрелом в окно, а по-советски – жалобой в партячейку. И закрутилось…

Тут бы Пономареву покаяться: мол, виноват, утратил классовое чутье, не разглядел в отце мироеда. Глядишь, все бы и обошлось. Но вместо этого даже под угрозой исключения из партии, ни на заседании бюро, ни на общем собрании ячейки, он свою точку зрения менять не стал, хотя каверзные вопросы, тяжелые упреки и прямые обвинения летели в него со всех сторон. Он же, принимая их с поистине большевистской стойкостью, твердо стоял на своем и отступать, похоже, не собирался.

– На какие средства отец построил три каменных дома? – выкрикнули из зала.

– Не три, а два, – стараясь быть спокойным, отвечал чекист. – Построены еще до революции на всю семью числом в двенадцать душ, включая четырех сыновей. Материалы доставали через родственников, поэтому и обошлась постройка дешевле, чем деревянная.

– Когда ушел из отцовского дома?

– Давно. В 1907 году отец пытался приобщить меня к торговле. Но я не хотел и уехал в волость, устроился там служить по найму, и с тех пор вышел из хозяйства.

– Кто из родственников лишен голоса и почему?

– Только один дядя, как бывший стражник.

– А что с женой? – решил кто-то углубиться в интимную тему. – Она у тебя на самом деле из духовного звания?

– Да – не стал выкручиваться Пономарев. – Супруга действительно является дочерью попа, но осталась без отца совсем ребенком, и сейчас в ее укладе нет ничего антисоветского. Поэтому связи с чуждым элементом, как тут некоторые заявляют, не имею, – жестко отрубил он.

– Правда, что у отца нет хлеба для выполнения хлебозаготовок?

– Правда, я сам проверял и знаю, что у него было всего пудов 15, которые я ему велел вывезти.

– Как определяешь свое отношение к отцу и признаешь ли решение бюро ячейки правильным?

– Кулаком отца не считаю, решение бюро слишком суровое, – упорно стоял на своем сотрудник ОГПУ. И, помолчав, решительно заключил, – хотя связь моя с отцом выражалась только в том, что я ездил к нему на отдых во время отпусков, тем не менее, раз партия требует, я ее порываю.

Однако жертва, похоже, была запоздалой и потому напрасной.

– Хотя «с ведомственной точки зрения Пономарев хороший работник. Но с партийной он от нас ушел и должен быть исключен, – подвел итог предварительного обсуждения товарищ Гуляев и предложил перейти к прениям.

Тут и выяснилось, что пресловутое классовое чутье притупилось не только у мужа поповской дочки.

– Я на бюро ячейки предлагал применить к Пономареву более мягкую меру взыскания, – заявил коммунист Барянов. – Во-первых, потому, что многие факты не доказаны. А во-вторых, Пономарев – член партии с 1919 года, а чуждый нам в то время в партию бы не пошел. Кроме того, Пономарев около 10 лет служит в органах ОГПУ, и за ним не замечалось искривления политической линии и правого уклона.

Подчиненного поддержал и начальник окружного отдела Здоровцев:

– Дело Пономарева нужно рассматривать по двум линиям: с одной стороны – хозяйство отца, а с другой – его самого, – высказал свои соображения главный Ульяновский чекист, считавший, что Пономарев-старший, безусловно, кулак со всеми вытекающими из этого статуса последствиями. Но вот с его сыном бюро обошлось, пожалуй, слишком сурово, излишне раздув это дело. Например, Пономарева-младшего обвинили в систематической финансовой помощи родителю, хотя при окладе в 115 рублей говорить об этом всерьез просто не приходится. Но даже если таковая и имела место, то вряд ли она могла быть систематической и превышать сумму в 20-25 рублей в год.

Что же касается якобы сокрытия Пономаревым при вступлении в партию имущественного положения отца, то и это обвинение, по мнению Здоровцева, нельзя было считать доказанным. Ведь вступал-то он ни где-нибудь, а в своем селе, где все про всех все знали, в том числе и то, какое хозяйство было у отца будущего коммуниста. Как до революции, так и после. Поэтому скрывать что-либо просто не имело смысла. «Я считаю, что Пономарева-старшего нужно признать кулаком. Связь его с сыном – не регулярной и разовой, а последнего считать трудящимся, больше двадцати лет работающего по найму, основания же для исключения – недостаточными.

Таким образом мнения присутствующих по поводу дальнейшей судьбы фигуранта «персонального дела» разделились и на голосование были поставлены обе точки зрения: первая, на которой настаивало бюро – об изгнании чекиста из рядов ВКП(б), и вторая – Здоровцева, считавшего, что строгого выговора будет вполне достаточно.

В итоге оба варианта получили по десять голосов и вопрос было решено вынести на суд Окружной партийной Контрольной Комиссии. Какое решение она приняла, не известно. Но даже если Пономарева все же «вычистили», он вполне мог продолжить службу в органах, поскольку еще на собрании ячейки, видимо, не желая терять опытного сотрудника, Здоровцев прямо заявил, что служить в ОГПУ могут и беспартийные. А уж как вышло на самом деле, о том нам не известно.