В начале апреля 1923 года Симбирское губернское управление уголовного розыска было не на шутку встревожено полученным из Сенгилея докладом, в котором сообщалось о страшной находке – консервной банке с человечиной, обнаруженной на одной из городских улиц.
К этому времени губерния еще не оправилась от страшного голода. Еще свежи были в памяти массовые голодные смерти, многочисленные случаи поедания падали и даже факты трупоедства. И тут – такое! Не удивительно, что губернское начальство, что называется, взяло ситуацию на контроль. А Сенгилеевскому отделению уголовного розыска было дано указание «произвести по этому поводу самое тщательное дознание», приняв «самые серьезные меры к тому, чтобы установить истину по настоящему делу и без промедления о последующем доложить».
Началась эта суматошная история 2 апреля, когда жительница города Аграфена Дмитриевна Трошина, проходя по площади Карла Маркса, как раз напротив столовой ЕПО (потребкооперации) заметила жестяную консервную банку, валявшуюся в пыли на краю проезжей части. Подняв ее, женщина убедилась, что емкость запаяна и, судя по весу, чем-то наполнена. По тем, все еще полуголодным временам, такая находка дорогого стоила. Поэтому Трошина быстро засунула ее в свою котомку и побежала домой – в общежитие конного резерва Сенгилеевской уездно-городской милиции, где служил ее муж.
Вскрывали банку в присутствии сослуживцев главы семейства, видимо, чтобы разделить с ними нежданную радость. Но делить оказалось нечего: под жестяной крышкой была вовсе не тушенка или какой-нибудь другой полезный продукт, а куски чего-то, похожего на сырое мясо. Разочарованные милиционеры хотели было выбросить их на помойку, однако одному из них находка показалась подозрительной, и он предложил доложить о ней начальству. Так и сделали.
Начальник уездной милиции подозрения, подчиненного счел обоснованными и банку вместе с содержимым отправил в местную больницу на «экспертизу», которую провел доктор Жадовский. Пристально рассмотрев «консервы», понюхав и потыкав в них какой-то медицинской железочкой, он дал заключение, что в коробке находятся куски человеческого мяса, но с оговоркой, дескать, их кто-нибудь вез куда-либо на исследование, но потерял.
И завертелось! В Симбирск отправили то самое тревожное сообщение, копию которого получил и уездный прокурор. Для раскрытия преступления была создана, как бы сейчас сказали, оперативно-следственная группа, а агенты УГРО получили задание проверить все лавки, столовые и другие места в городе, где могли находиться жестяные консервные банки похожие на найденную Трошиной.
Первым на след вышел агент Дуравин: проверяя одну из мастерских местных жестянщиков, он увидел две банки, точь-в-точь, как та, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор. Изъяв их, сыщик приказал хозяину мастерской Иванову немедленно явиться в милицию. Там ему показали банку из-под найденных «консервов», и жестянщик опознал ее, как одну из трех сделанных им собственноручно.
История, рассказанная кустарем - одинчкой, вызвала у всех вздох облегчения. А началась она с того, что в Сенгилее заболела корова. Осмотрев ее, ветеринарный доктор Полинин предложил больную зарезать. Но вот, что потом делать с тушей – то ли разделать на мясо, то ли уничтожить, он пока не знал. Для того, чтобы определить, является ли мясо хворого животного опасным, требовалось провести специальное исследование в специальной же лаборатории в Симбирске, поскольку в Сенгилее для этого не было ни оборудования, ни препаратов. Ветеринар предложил выход: он возьмет образцы тканей коровы, а ее хозяин должен будет их как следует упаковать и принести в ветеринарную амбулаторию, благо фельдшер как раз собирался везти в Симбирск другие образцы. Заодно захватит и эти. С тем и разошлись. Проблему с упаковкой помог решить брат бывшего корововладельца – тот самый жестянщик Иванов.
Однако, когда запаянную банку, как и было уговорено, принесли в амбулаторию, оказалось, что фельдшер уже уехал, а когда будет следующая оказия, не известно. Поэтому доктор Полинин, недолго думая, просто выбросил злополучную жестянку на мусорную кучу. Оттуда она и попала на площадь Карла Маркса, видимо, просто выпав из телеги, отвозившей мусор на свалку.
Полинин все это подтвердил, опознав и саму упаковку, и обнаруженные в ней образцы мяса, как изъятые им из туши животного. Что же касается коровьей хвори, то пока братья возились с банкой, доктор «вычитал в своем медучебнике, что по признанной им этой болезни, можно часть этого места отнять, где заключалась главная боль, а оставшееся может быть пригодно к употреблению в пищу, и поэтому не стал беспокоиться, посылать эту коробку» на исследование. В качестве еще одного вещественного доказательства была представлена и туша усопшей.
Касательно же «человечьего» доктора Жадовского, с чьей подачи, собственно, и начался весь этот переполох, то он частично оказался прав, утверждая, что в банке – образцы ткани, посланные кем-то на исследование, но потерянные по дороге. Однако признал и то, «что в тот момент у него не было хирургического приспособления для освидетельствования, где им и было дано неправильное заключение».
В результате проделанной работы следствие пришло к выводу о том, что «действительно мясо было не человеческое, а коровье», на каковом основании дело было передано помощнику прокурора для прекращения.
А корову, едва не ставшую человеком, все-таки съели.
ГАУО Ф. Р-1115, оп. 1, Д. 18, л. Л. 14 (об), 15, 20
Владимир Миронов
