Всем нам дорого имя Нины Ивановны Никитиной, посвятившей свою жизнь краеведению, пропаганде истории и культуры родного Симбирского края. Перед кончиной она просила друзей уничтожить ее личный архив. Однако некоторые дневниковые записи сохранились, и, по мнению ее коллег-библиографов, могут заинтересовать читателя, особенно те, которые относятся к периоду Великой Отечественной войны. Н.И. Никитина была призвана в армию в апреле 1942 года в зенитную часть, охраняющую Волжский мост. В 1943 году попала на центральный участок фронта. Дошла до победы, за боевые заслуги была награждена орденами и медалями. Предлагаем читателю два фрагмента из дневника Нины Ивановны.
Весна 1942 года
Шли дни, в институт я ходила от случая к случаю. А между тем в армию тоже не брали. Мне нравилось являться в аудиторию к 3-4-му часу свежей, румяной с улицы, беззаботной, веселой. Девчата за эти три часа занятий в подвале синели и с завистью смотрели на нас, будущих фронтовиков. Хоть это-то меня успокаивало, заглушало немного бешеную зависть – я так хотела учиться!
Поболтав с девчатами в перерыв, я перед носом преподавателя, шмыгнув в дверь, отправлялась в читалку или домой. Так с неделю. А потом снова взялась за ум.
Часто бывали в госпитале. 19-е, воскресенье, теплый весенний день. Я впервые надела летнее пальто и пошла к Зое. Там я услышала, что девчата «годны», уже пришли повестки, помрачнел день...
Уговорила Зою идти домой. Бегу к дому с замирающим сердцем. Повестки еще нет. Только вошла – несут. «Завтра являться». Вошла в комнату, легла на кушетку и немного поплакала. Услышала мамочкины шаги. Подошла к окну и высунулась в фортку. Лицо обдуло ветерком, и все в порядке.
Пошла в госпиталь. Там у меня несколько книг. Ребята удивлялись, сердечно прощались. Когда проходила мимо второго этажа – там пели «Прощальную комсомольскую». Ее же пели и на Гоголевской площади и еще где-то на улице. Мне показалось это необычным. Дома уже ждали. Мамочка пекла. Разговаривали, советовались, что взять на дорогу. Потом легла спать. Подумала, что сплю дома последний раз и тотчас же уснула. И не догадывалась тогда, что больше трех лет не буду я спать на своей узкой, жестковатой кроватке. И сколько раз за эти три года буду совсем не спать или спать кое-как.
Утром собрались. Мамаши пошли на пересыльный, а я и Тая в институт. Было еще рано, директора не было. В коридоре столкнулась с Щербатюком, поговорили полушутя, полусерьезно. Он сомневался, что из меня получится воин: «Хотя, впрочем, у тебя курносый нос, и получится солдат, может быть, – курносые задиристые». Это правда – иногда я бываю боевая – когда я в хорошем коллективе и всем трудно, тогда я задираю нос и мне делается нетрудно и интересно. Тогда бывает две меня – одна со всеми переживает трудности, но переживает весело, т.к. знает, что второе «я» смотрит со стороны, все запоминает и потом будет вспоминать это время с веселым смехом. Гораздо интереснее вспоминать комичное, чем совсем ничего не вспоминать, ведь хорошее проходит быстро и бесследно.
В армии я хандрила месяц-полтора, а в остальное время только часами и днями.
Начало 1943 года
Приближался День Красной Армии. Все было как обычно. Поверка боевой и политической подготовки. Комбат устраивал поголовный опрос по всем дисциплинам. Днем проверяли огневую и матчасть, а вечером силуэты, стрелковую и матчасть на схемах. Огневую и матчасть проверял и техник по приборам из дивизиона...
23 февраля решили отпраздновать в столовой: электрифицировали, поскоблили со стен лед, устроили сцену, из одеял занавес. Играли какую-то пьесу. Играли Шаров, Лишанин, а вот кто играл девушку не помню. Пришли к нам гости из дивизиона. Зам по п/ч и девушки. Среди них радистка, поклонница Колесникова.
Этот вечер прошел довольно весело, играли в почту, танцевали. Правда, я не танцевала, хотя Колесников не раз тащил меня танцевать. Я отбрыкивалась. Потом прицепилась Аська и Петр Федорович (артмастер) – один из моих приятелей. Петр Федорович предложил мне пива, а Аська схватила стакан и выпила его за меня, произнеся пышный тост. И сразу опьянела. Потом П.Ф. признался мне, что смешал пиво с водкой, так как знал, что я много не пью. Получилось, что Аська, сама того не зная, выручила меня.
Приказом по полку присвоили мне звание младшего сержанта и всякие благодарности от командира дивизиона. А нам с Валькой Шаровым еще и от командира дивизионного района. На другой день утром собрали сержантов и проинструктировали, а потом ребята торжественно вручили мне треугольнички. Комбат в виде награды выписал мне увольнительную в город. Ребята нацепили мне треугольнички на петлички шинели, и я побежала в город.
Изо всего похода запомнился лишь один факт: на Куйбышевской улице, там где скверик с Лениным и комендатура, встретился мне очень пожилой красноармеец и первый поприветствовал меня, да по всем правилам – три шага строевым, поворот головы и т. д. Я так растерялась, что и поздоровалась, и поприветствовалась.
Вечером, когда в нашей землянке собрались и ребята, и офицеры, прибежал Виктор Крылов и каким-то запыхавшимся, испуганным голосом крикнул, что комбат вызывает меня. Я побежала за ним в столовую. Влетаю. На столе батарея стаканов, и комбат в окружении сержантов сидит и улыбается. Я метнулась обратно к двери. Но там уже стоял старшина и припирал дверь – не выпустит. Пришли братья-грузины, комбат пригласил к столу. Усадили и меня. Произносили тосты. За меня пили, за тех, кого раньше произвели пили, за братьев-грузинов пили...
Климова перевели в дивизион старшиной. На его место поставили Аню Завертяеву. Таким образом, командирами дальномеров стали девчата.
«Мономах», №2(41), 2005 г.
