Семья Трубниковых из Ульяновска помнит день 26 апреля до мельчайших подробностей.
– Не город был Припять, а просто рай, – вспоминает Галина Федоровна. – Чистый, весь в розах. Трава на газонах всегда аккуратно подстрижена - не выше десяти сантиметров. Утром рано идешь на работу – уже все улицы подметены, вымыты. В магазинах изобилие – и советские, и импортные продукты. Рядом с городом лес – грибов, ягод – море. Население
Припяти было в основном молодое – средний возраст 24-26 лет. Люди сюда тянулись – работа есть, жилье давали быстро. Мы с мужем как приехали – через два года получили трехкомнатную квартиру.
Обставили ее, как полагается, построили гараж, купили мотоцикл. В общем жили – не тужили.
Незадолго до аварии Владимир Николаевич Трубников ушел с АЭС, где работал слесарем по ремонту турбин, и устроился бульдозеристом в управление строительства. 25 апреля он работал в ночную смену. Около полуночи Владимир Николаевич услышал сильный грохот и почувствовал, как затряслась земля под ногами. Выбежал на улицу и увидел – здание электростанции словно приподнялось над землей и в следующий момент на нем образовалась огромная трещина. Над четвертым блоком в небо взвилось черное облако, потом голубое свечение, снова – облако, оно поднялось и закрыло луну. В следующий момент Трубников потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что все бегут к электростанции.
Вскочил и побежал вслед за всеми.
– Муж пришел домой в шесть утра, –- продолжает Галина Федоровна, - сказал, что на АЭС произошла авария и чтобы я на всякий случай закрыла все форточки. Мы включили радио в надежде услышать, что произошло на самом деле и как нам действовать. Но никаких экстренных сообщений не было, шли обычные передачи. Жизнь в городе текла своим чередом – дети пошли в школу, люди отправились отдыхать на пляж, в ресторане играли свадьбу. Я с утра пошла на базар купить картошки. Там было необычно много милиционеров. Они подходили к продавцам, что-то говорили, те сворачивали торговлю и уезжали. Мужчина, продававший картошку, спросил у нас: «Что случилось? Никого на рынок не пускают, я чудом проскользнул». Что мы могли ответить? Сами ничего не знали.
День прошел в полном неведении. Детей уложили спать одетыми и сами не раздевались – вдруг начнется эвакуация. На следующий день муж и младший сын Андрей пошли в больницу, потому что плохо себя чувствовали – болела голова, тошнило. Но их не приняли – там полным ходом шла эвакуация больных.
Только в 12 часов дня по радио объявили, что на Чернобыльской АЭС произошла авария. Велели взять с собой продуктов на три дня, постельные принадлежности и к четырем часам выйти к подъезду – будут поданы автобусы для эвакуации. Куда, насколько уезжаем и почему нельзя с собой ничего брать, никто не знал. Некоторые надеялись, что нас отвезут в лес и мы скоро вернемся. Врезалась в память одна картина. Молодой парень, работавший пожарником, так прощался с женой, как будто расставались навсегда. Сквозь слезы она нам сказала: «Люди, не верьте никому, мы никогда сюда не вернемся, мы уезжаем навсегда!» Все вдруг замолчали – мертвая тишина…
Нашу семью из шести человек (за несколько дней до аварии к нам приехала сестра с мужем, они только поженились и отправились в свадебное путешествие) приютила женщина в рабочем поселке Полесское в 50 км от Припяти. Наутро нам сказали, что в город через три дня не вернемся и чтобы, если есть возможность, искали себе место жительства. А как искать, где искать – мы же с собой ничего не взяли, ни документов, ни денег, да и одеты были во все старенькое. Хорошо, у сестры было немного денег. На них и добрались до Москвы. В Ульяновск, где живут родители мои и мужа, ехать было не на что. Таких, как мы чернобыльцев, на вокзале собралась целая группа – голодные, без денег. Билеты выпросили почти шантажом. Пошли к дежурному и сказали, что если не отправят нас, выйдем сейчас на Красную площадь и дадим интервью зарубежным журналистам.
В Припять мы с мужем приехали этим же летом, получив специальное разрешение, чтобы забрать документы, ценности. По дороге к городу увидели ужасную картину. В одном месте лес был голый.
Одни стволы без листьев и сучков, а земля словно пеплом посыпанная. Когда въехали в город, поразила тишина. Ни одной птички не услышали. Везде поломанная техника валяется, как в войну. Кошки какие-то странные бегали. Облезшие, словно пьяные, с дикими голодными глазами. Меня поразили необычно большие абрикосы на деревьях и трава по пояс – никогда здесь такого не было. Пока поднимались к себе на пятнадцатый этаж, видели, что некоторые квартиры раскрыты, все там разворочено, растаскано. Куда все добро ушло – уезжали ведь, в чем были? У нас – все на месте. Я взяла документы, детские фотографии.
Лето и половину осени супруги Трубниковы вместе с другими чернобыльцами прожили на турбазе недалеко от столицы Украины – Владимир Николаевич участвовал в ликвидации последствий аварии. Только к ноябрю они получили трехкомнатную квартиру в Курчатове. Забрали из Ульяновска двоих сыновей – Андрея и Сашу. Понемногу стали обзаводиться мебелью, но душа не лежала к этому дому – чужой он, пустой какой-то. Не было никакого желания обустраиваться. Тогда и решили поменяться в Ульяновск, поближе к родственникам. Здесь Трубниковы живут уже девять лет. И все время на лекарствах…
Наталья Сысоева.
Симбирские губернские ведомости, 19.6.1996 г.
Материал предоставлен Геннадием Демочкиным
