- Начиная с начала 60-х Константин Симонов не возглавил ни один журнал, ни одно печатное издание. Те попытки, которые он предпринимал к созданию, скажем, «Журнала военных архивов» или к созданию Архива воспоминаний о Великой Отечественной войне остались только в пределах сделанного им лично. Ему не дали этого сделать.

Он был крупной литературной и политической величиной, продолжал входить в какие-то партийные органы (был членом Ревизионной комиссии КПСС). Но в литературе к власти пришел Георгий Марков, и в Союзе писателей отец был уже на вторых ролях.

Главной его общественной должностью был пост председателя правления Центрального Дома литераторов.

После Ташкента, после того, как он написал «Живые и мертвые», была очень смешная ситуация, которая продолжалась все 70-е годы. Он был хорошо известный опальный писатель. Это была очень смешная штука, потому что большая часть того, что он делал, встречала сопротивление цензуры.

Одна книжка была просто загублена в конце 60-х (1967-1968 годы). Называлась она «Сто суток войны», это были дневники 41-го года. Ее выпустили только в 1999 году, через двадцать лет после его смерти.

Вторая история, - это уже двухтомник, тоже на основе дневников (1941 – 1945 годы), - когда книга три с половиной года мучительно пробивалась через цензуру.

Проблемы моего отца, связанные в 70-е годы с невозможностью даже печататься, связаны с деятельностью Епишева, начальника Главного политуправления Советской Армии и всей его сборной команды подонков, которые пытались сделать из истории Великой Отечественной войны историю Великой Победы.

Я читал письма отца к Брежневу как к высшему авторитету. «Вот уже полтора года, как везде объявлена моя книга. Меня спрашивают: где она? А я не могу ничего сказать, потому что никто мне не отвечает...» Но эти письма отца генсеку тоже остались без ответа.

У отца был очень большой авторитет и среди военных, и среди гражданских. Но историю войны в это время активно переписывали (делая акцент на Малую землю, а не на окопы Сталинграда). Этого отец одобрить внутренне не мог и по возможности отстранялся.

Очень тяжелое ощущение у него осталось от поездки на поезде (где был и Брежнев) в Волгоград, на открытие мемориала на Мамаевом кургане. Он не принял этой жуткой гигантомании Вучетича и остался при этом в одиночестве.

И все-таки 70-е годы в смысле внутреннего ощущения у отца были хорошими. Он был в относительном мире с самым собой. А в смысле общественного звучания он звучал по большей части на личной основе. И это было очень для него хорошо.

Записано 25.4.2007 г. в Москве.